Командир подводной лодки Рехе наблюдал предсмертные муки судна. Один из его офицеров снимал спасательные шлюпки кинокамерой, в то время как другой нацелил на них пулемет. Рехе увидел, как носовая и кормовая мачты стали клониться друг к другу, и понял, что корма отваливается. Сразу после этого «Джон Уидерспун» камнем пошел на дно. Рехе провел U-255 рядом со спасательными шлюпками, ища капитана. Его офицеры дали американским морякам сигарет, воды и коньяку и подсказали, куда идти, чтобы избежать пакового льда на пути к Белому морю. «Мы потеряли одного человека, матроса Отиса Лидинга, который утонул, – написал Даниель Платт, второй механик, в своем дневнике. – Мы вытянули его из воды, увидели, что он мертв, и снова опустили в воду. Мимо нас проходили суда, и радист сказал мне, что некоторые из них освобождают эфир, чтобы дать возможность тонущим быстрее послать SOS».
Командир лодки Рехе не передавал в Нарвик сигнал о победе: он и выстрелил по американскому судну сразу четырьмя торпедами, чтобы не позволить тому послать сигнал бедствия, и преуспел в этом. Рехе не хотел, чтобы стало известно его местонахождение.
То, что приветствовалось в высоких инстанциях как «тесное взаимодействие» между авиацией и подводными лодками, временами имело неприятный привкус для командиров субмарин.
Американское судно «Панатлантик» водоизмещением 5411 тонн твердо шло на юг, к входу в Белое море. Его владелец и капитан, Дж. О. Сиберт, поставил на вахту семь наблюдателей, вооруженных биноклями. Судно хранило эфирное молчание, со всех сторон горизонт был чист. Его возможность добраться до России была вполне реальной, но по крайней мере две подводные лодки уже маневрировали, стараясь выйти на удобную позицию для атаки, не зная о присутствии другой. Судно было гружено танками, сталью, никелем, алюминием, пищевыми продуктами, двумя нефтеперегонными кубами и (по некоторым причинам для людей, знающих потенциал Советского Союза в производстве взрывчатых веществ, это трудно понять) значительным количеством кордита. Одной из подводных лодок была U-88 под командованием Бомана, которая днем раньше потопила два судна конвоя. Ранним утром Боман заметил дым на горизонте, в 100 милях от Маточкина Шара; выяснилось, что это одиночное грузовое судно, твердо держащее курс на юг. Боман стал упрямо преследовать судно в продолжение всего утра и дня, часто продираясь сквозь полосы тумана, покрыв дистанцию в 100 миль. И наконец, в 18 часов начал маневрировать, выбирая позицию для атаки.
В 18.10 «Юнкерс-88» спикировал на «Панатлантик», и две бомбы попали в трюм, где находился кордит. Нос судна разнесло, фок-мачта рухнула на ходовую рубку. Никакие сигналы бедствия не успели подать в эфир – столь внезапной была атака, и буквально через три минуты разъяренный командир подводной лодки увидел, как его приз исчезает под водой, унося с собой жизнь двадцати шести человек, вынуждая остальных покинуть судно. Эту же сцену наблюдает и другой разозленный командир, находящейся неподалеку от подводной лодки, – Бильфельд, пребывающий под свежим впечатлением от потопления им «Ривер Афтона», за которым его U-703 также охотилась в течение всего дня. Утром он уже успел выпустить по нему две торпеды, с максимально возможной точностью оценив скорость хода цели. Обе торпеды прошли мимо. В 18.45 он всплыл на поверхность и передал, что жертва «потоплена самолетом». У него оставалась только одна торпеда и 68 кубометров дизельного топлива. Рапорт Бильфельда означал для Шмундта, что из десяти лодок в полной боеготовности у него останется только шесть. Правда, скоро к ним должны были присоединиться еще три – U-251, U-376 и U-408 – с полным комплектом торпед и достаточным запасом топлива.
Они имели небольшой шанс обнаружить противника – разве только патрулируя по линии к югу от грузовых судов, о координатах которых было известно из последних сообщений. Согласно данным авиаразведки, с южного конца Новой Земли имелся ледовый барьер, простиравшийся до самого входа в Белое море. Суда должны были бы обойти льды, чтобы добраться до Архангельска. Адмирал Шмундт направил три новые подводные лодки, чтобы они патрулировали рядом с другими у западной границы этих льдов и были готовы напасть на оставшиеся немногочисленные суда, тогда как там будут уверены в своей безопасности. Оставшимся лодкам он предоставил право продолжать свободный поиск.
В 5-м соединении германских ВВС предполагали, что от конвоя PQ-17 оставалось максимум десять – двенадцать судов, и некоторые из них шли на северо-восток, в то время как другие на юго-восток или прямо на юг. «Разведка боем» продолжалась. 1-я эскадрилья 26-й авиаэскадры – та, что провела смелую торпедную атаку на конвой с малой высоты 4 июля, – попыталась провести днем повторную масштабную операцию против всех оставшихся грузовых судов, и в частности против малой группы из четырех, замеченных у северо-западного побережья Новой Земли. Однако погода ухудшилась, и не нашли вообще ни одного.
Поздно вечером 6 июля из военно-морской группы «Север» в штаб адмирала Шмундта передали по телефону, что с самолета обнаружен британский танкер, поврежденный накануне; он оставлен командой и дрейфует в северной части Баренцева моря. Его груз – нефть – был бы крайне полезен рейху. Группой «Север» был предложен план: взять танкер подводной лодкой на буксир. Шмундт, должно быть, лишился дара речи, услышав сверху такое предложение. Танкер («Олдерсдейл») был очень далеко от ближайшей подводной лодки, да и в любом случае это было технически невыполнимо. Киль же настаивал, что с танкером надо так или иначе разобраться.
В 23.40 адмирал Шмундт передал на подводные лодки:
«1. Рехе (U-255), Боман (U-88) и Ла Бауме (U-355) – сообщить свои координаты;
2. Ла Бауме – искать танкер, по сообщениям ВВС на 8.30, дрейфующий в точке [AC]3571».
Часом позже Шмундт получил ответ от Рехе, что в 23 часа он был недалеко от острова Южный Новой Земли, в нескольких сотнях миль от поврежденного «Олдерсдейла». В то же самое время пришло запоздалое сообщение от молодого командира подводной лодки U-355 Гюнтера Ла Бауме, который передал, что он, Боман (U-88) и Бильфельд (U-703) находятся в ожидании недалеко к западу от Рехе (U-255) с намерением действовать совместно против групп или отставших одиночных судов, которые могут появиться в их поле зрения. Погода благоприятная, добавлял он, хотя полосы тумана время от времени мешают им.
Германское Верховное командование теперь полагало, что от конвоя осталось не более семи судов. Вечером 6 июля германский штаб ВМФ отметил:
«Это самый большой успех, когда-либо достигнутый против врага одним ударом – ударом, который нанесен путем образцового взаимодействия между авиацией и подводными лодками. Тяжело груженный конвой судов, часть из которых шла несколько месяцев из Америки, был фактически уничтожен напрочь как раз перед достижением места назначения, несмотря на мощнейший эскорт.
Тяжелый удар нанесен по русской военной промышленности и флоту противника. Эффект этого сражения мало чем отличается от битвы, проигранной врагом в военном, материальном и моральном отношениях. В течение трехдневной операции, проходившей при самых благоприятных условиях, подводные лодки и военно-воздушные силы достигли того, что было целью операции «Ход конем» – атакой наших надводных сил на грузовые суда конвоя».
Вечером 6 июля Шмундт не слышал ничего, что могло бы зародить в нем подозрение насчет семнадцати судов, укрывшихся в Маточкином Шаре; все внимание было сконцентрировано на тех, которые все еще находились в море. Если германские победные реляции были так точны, то откуда было взяться еще каким-то судам?
Ранним утром 7 июля настроение на одиночных грузовых судах, все еще пробиравшихся к Новой Земле, было довольно мрачным. Как вспоминал капитан «Олопаны» Стоун, часть моряков по три-четыре дня не спали, и в машинном отделении «некоторые люди из вспомогательного персонала чувствовали себя особенно разбитыми». Его судно, груженное взрывчаткой, фосфором, грузовиками и высокооктановым бензином[93], шло вдоль ледового барьера к трем заливам, показанным на картах за мысом Спидвелла, где его люди могли хоть немного отдохнуть; но теперь, когда их заметил разведывательный «Фокке-Вульф», им придется отказаться от этого. Когда они достигли намеченной цели, то увидели заблокированные донным льдом заливы и далее необитаемую горную местность, да столь неприветливую, какой моряки никогда не видели: ни укрытия для выброшенных на берег, ни пристанища для судна, не имеющего карт этих вод. Единственная имеющаяся на борту лоция рекомендовала судам держаться в 5–8 милях от побережья Новой Земли, поскольку эти места должным образом не исследованы картографами.
Теперь, когда последние надежды на отдых рассеялись, проблем в команде «Олопаны» прибавилось. Капитан судна Стоун собрал команду в своей кают-компании и объяснил людям, что их положение намного лучше, чем тех моряков, которых оставили дрейфовать в открытом море в спасательных шлюпках за тридцать шесть часов до этого – в трех сотнях миль и в открытом море. «Я убедился, что они лучше прочувствовали ситуацию», – написал Стоун.
Все утро он обсуждал со своим старпомом «за» и «против» курса на залив Моллера на юго-западе Новой Земли и пережидания там в течение нескольких дней. Согласно лоции там имелся маленький населенный пункт, куда раз в год, в сентябре, заходило судно. Стоун вскрыл конверты с секретными приказами: там были указаны несколько рандеву в Баренцевом море, через которые конвой должен был пройти при обычных обстоятельствах; содержалось остережение против «срезания углов»[94]. Стоун увидел в этом предупреждение, что большие участки моря заминированы. Не заминировали ли русские и залив Моллера?
С другой стороны, в июле в этих местах в среднем девятнадцать дней были туманными. Стоун более склонялся к тому, чтобы рискнуть пойти открытым морем, прячась в тумане, чем направляться в не размеченный на картах залив. Он думал пойти прямо на юг, держась на рекомендованной десятимильной дистанции от берега, а затем совершить бросок к Белому морю. «Новым фактором было то, – писал он, – что в тот день два судна были торпедированы к югу от нас». Одно – вероятнее всего, «Джон Уидерспун» – передало, что по нему было выпущено три торпеды. Другое судно радировало только, что оно передало сигнал бедствия, но сам сигнал не был получен. Капитан Стоун рисковал, когда, успокоив зарождающееся волнение в команде, сказал людям, что берет курс прямо на Белое море.