ения. Во-первых, было понятно, что немецкие эсминцы ищут их; как только какой-нибудь немецкий самолет установит, что в проливе семнадцать судов, противник может заминировать вход в пролив или заблокировать его подводными лодками, а затем развлекаться бомбометанием с высоты. Отмечалось, что в то время как над морем вне пролива неизменно стоит туман, в проливе – хорошая, ясная погода. Капитан Тевик предположил, что немцы дважды подумают, прежде чем напасть на такое осиное гнездо, но большинство отвергло его доводы.
Капитаны других судов спорили насчет того, что последние сигналы, полученные из Лондона, можно истолковывать так, что немецкие надводные корабли ищут их; и командиры кораблей эскорта согласились, что оба корабля ПВО должны взять на себя значительную роль в отвлечении сил противника. Даудинг тем временем попросил Архангельск, чтобы на заключительном участке пути им придали эскорт истребителей.
После того как лейтенант Бидуэлл возвратился с совещания, его корвет «Ла Малуин» направился на противолодочное патрулирование у острова Черный. Небо было обманчиво голубое, в воздухе чувствовалась морозная ясность. Перед всей командой корабля старпом корвета, ирландец, в плавках прыгнул за борт – поплавать. Он еле добрался до трапа. Его подняли на борт, красного от холода и лишившегося дара речи от шока. От работавших на полную мощность обогревателей в каютах было мало проку. Моряки включили радио и услышали по Би-би-си, что Александрия по-прежнему в руках британцев. Потом была германская сводка новостей, в частности о PQ-17: «Германское радио утверждает, что потоплено 29 судов из 38, за остальными идет охота».
Якоря со дна пролива поднимали чистыми, без грязи. Вскоре после 19 часов при замечательной погоде тральщик «Бритомарт» высунул нос из пролива и провел последнюю проверку на отсутствие подводной угрозы. Почти сразу после этого маленький конвой в новом построении вышел в море с намерением пойти на юг до Канина Носа и войти в Белое море. «Лотус» с Даудингом на борту возглавлял конвой, «Хэлсион» был старшим эскорта. Траулер был определен «спасательным судном», так как на борту «Замалека» теперь было уже 154 спасенных с других судов. Некоторые моряки фотографировали пролив на выходе в приятном убеждении, что они никогда его больше не увидят.
У них за спиной были 1600 миль опасного пути из Исландии, оставались еще 900 самых трудных миль. Это были только остатки PQ-17, но все же было пять грузовых судов, которым так или иначе нужно прорываться к Архангельску.
Было некоторое уныние относительно перспектив этого небольшого конвоя: штурман одного из тральщиков обнаружил, что курс, установленный «Паломаресом» (принявшим на себя обязанности флагмана) в соответствии с полученным по радио советом старшего британского офицера ВМФ на севере России, давался во всех справочниках как неподходящий для навигации в это время года из-за тумана и льда. И действительно, как только они покинули Маточкин Шар, их окутал плотный туман. Одно из грузовых судов, «Бенджамин Харрисон», потеряло конвой и вернулось, чтобы спрятаться в проливе. В эскорте заподозрили, что это, вероятно, сделано преднамеренно. На экранах радаров корабли эскорта видели, что суда все более рассеиваются в ужасном тумане. Нервное напряжение стало невыносимым, после того как туман сгустился еще более и температура воздуха резко понизилась.
«Продолжаем идти южным курсом, – писал лейтенант Карадус в своем дневнике, – прижимаясь к берегу. Получен сигнал, что «Дианелла» и три русских эсминца находятся в пути, чтобы присоединиться к нам. Топлива на 8 утра – 76 тонн. Молочный порошок теперь нормирован, овсянка закончилась, хлеб тоже нормирован, картофеля дают меньше, в меню включен рис. Часто обсуждаем судьбу «Эйршира» [противолодочного траулера]».
Радары корветов работали безостановочно – большое подспорье в густом тумане. Но громкое завывание радара было источником постоянного раздражения для команды. В какой-то момент с корвета «Ла Малуин» увидели сквозь туман нечеткий силуэт судна и решили приблизиться, чтобы разобраться, с пушками наготове. Силуэт приобрел отчетливые черты траулера «Лорд Миддлтон», отставшего от конвоя и потерявшего свое место в общем строю. Пока траулеру и корвету помогали опознать друг друга, стал терять строй весь конвой. В течение нескольких часов приходили сигналы бедствия от подвергшихся нападению судов. Джон Тевик оказался прав: сигналы бедствия поступали от судов, атакованных подводными лодками прямо на том пути, которым конвой шел к Архангельску, в 5 милях от побережья Новой Земли.
Вскоре после полудня 7 июля командир подводной лодки Рехе радировал адмиралу Шмундту о последней победе U-255: «Точка АТ.4876, два грузовых судна исчезли в южном направлении. Потопил «Алкоа Рейнджер» из Нью-Йорка, 5116 тонн – самолеты. От меня ушло на северо-запад большое грузовое судно. Преследую». «Большое грузовое судно» – это был «Эмпайр Тайд» – скрылось в бухте Моллера, и Рехе потерял его из виду; но на северном горизонте начали появляться другие суда, и он взял курс на них.
Напомним, что к 14 часам Шмундт отдал приказ командирам подводных лодок Ла Бауме, Бильфельду, Бранденбургу, Рехе и Боману установить линию патрулирования у северных подходов к Маточкину Шару; молодому капитан-лейтенанту Ла Бауме было приказано также вначале добить поврежденный танкер «Олдерсдейл». Но час или два спустя «Олдерсдейл» был замечен Бранденбургом (U-457), и тот одной прицельно выпущенной торпедой нанес ему «удар милосердия», а затем пошел занимать позицию, предписанную ему Шмундтом.
Тактика Шмундта была построена на том, что большая часть оставшихся судов конвоя PQ-17 еще должны были подойти к северо-западному побережью Новой Земли, а также пройти Маточкин Шар или войти туда, и в его расчеты не входило, что в этот самый момент семнадцать судов могут выходить из пролива южнее установленной им линии патрулирования. Сигнал, поступивший в 17.30 с U-88 Бомана, впервые озвучил опасения Шмундта, что ловушка расставлена слишком поздно. Боман, позиция которого была определена возле самой северной стороны входа в Маточкин Шар, предположил, что фрагменты конвоя уже проскользнули сквозь сеть. Прочесав акваторию в районе мыса Сухой Нос, он не обнаружил ничего.
После этого он попросил разрешения участвовать вместе с Ла Бауме в операции против поврежденного «Олдерсдейла», не зная, что Бранденбург уже решил вопрос. Шмундт заявил: «Ввиду малого числа судов, оставшихся от конвоя, для подводных лодок наиболее перспективно действовать против тех целей, которые они уже обнаружили, и отказаться от идеи пребывания в патрульных зонах». Пока лишь Ла Бауме, который только что прислал сообщение на этот счет, и Рехе видели противника, так что Шмундт передал:
«Адмиралу – командующему силами в Арктике, для «Ледяного дьявола».
Всем действовать против судов, о которых сообщили Ла Бауме и Рехе. Передавайте координаты даже одиночных судов».
Он также добавил, что вопрос с танкером, о котором говорилось в сообщении Ла Бауме, уже решен.
Нетрудно вообразить беспокойство Гюнтера Ла Бауме, когда он получил такой ответ. Это у него был пока что самый неудачный конвой: 2 июля на него сбросили шесть глубинных бомб, на следующий день он совершенно потерял его из виду, а 4 июля в густом тумане нашел остров Медвежий вдалеке от того места, где конвой должен был находиться по его расчетам. В течение следующего дня его подводная лодка вышла на множество отставших судов, но в тумане ее застал врасплох корабль эскорта. Ему оставили бесславную работу преследования и потопления оставленного командой танкера, но даже и этот малый кусочек был у него оттяпан другой подводной лодкой. Наконец, в 14.50 7 июля он заметил свое первое «живое» грузовое судно, быстроходное, на всех парах шедшее у входа в Маточкин Шар и очень близко к берегу. Он бросился за ним в погоню: теперь-то у него не перехватят добычу в последний момент!
Через перископ он видел, что судно вооружено двумя тяжелыми орудиями и несколькими зенитками. На трубе видна была буква «H». С 800 ярдов он дал залп из всех четырех главных торпедных аппаратов по несчастному судну и отвернул право на борт. В течение долгих сорока семи секунд его радист[97] следил за шумами торпед, рвавшихся к жертве на глубине 12 футов под водой.
Когда мы сталкиваемся с очередным уничтожением союзнического судна, одного из двадцати потопленных в ходе этого конвоя, трудно не дать притупиться нашим чувствам, не загрубеть перед чередой трагических потоплений, торпедирований, перекличек личного состава в спасательных шлюпках. Но когда это двадцать первое судно опускается на дно, приходит время со всей ясностью вспомнить, что мукам подвергались не суда и грузы, а страдающие человеческие существа. Они были обыкновенными мореходами, но их работа была опаснее, чем у большинства людей; это были люди с присущими им чертами характера, имевшие семьи, надежды и планы на будущее, они бывали и мужественными, и не очень смелыми, но, уходя в море, они оставляли все свои проблемы и горести на земле. Описание конца «Хартлбери» может символизировать историю всех и каждого из людей и судов, которые «остались в море», как говорили про своих погибших товарищей немецкие подводники.
Краткий эпизод у побережья Новой Земли показал все трагичные и безжалостные черты войны на море в их наиболее жестоком проявлении. Владелец и капитан судна «Хартлбери» Джордж Стивенсон уже был награжден орденом Британской империи за таран, который он совершил, управляя другим судном, против вражеской подводной лодки посреди Атлантики за несколько месяцев до этого. Он не остановился, чтобы выловить из воды людей, и, когда на обратном пути его судно было выбрано подводными лодками для атаки в самой середине конвоя, он с мрачной непреклонностью клялся себе, что его потопили в отмщение за утонувших товарищей.
Ла Бауме видел попадания своих торпед и сквозь водяную завесу наблюдал, как судно кренится на правый борт и медленно теряет скорость. Второй помощник на «Хартлбери», Нидем Форт, так описывал в дневнике этот трагический момент: