Через четыре дня после того как спасательная шлюпка «Карлтона» подошла к берегу с последними оставшимися в живых моряками с PQ-17, 28 июля по приказу Черчилля началось совместное англо-советское расследование катастрофы. Сценой был выбран кабинет Идена в палате общин. Британскую сторону представляли сам Энтони Иден, A. В. Александер, первый лорд адмиралтейства, и Паунд, первый морской лорд[132]. Иден пригласил выступить Паунда, но, прежде чем адмирал заговорил, вмешался посол Майский и захотел узнать, когда выйдет следующий конвой PQ. Паунд парировал, что Сталин пока что не ответил на предложение Черчилля, чтобы старший офицер британских ВВС поехал в Россию договориться о воздушном прикрытии конвоев. Русским это замечание показалось лишь способом оттянуть время. Согласно версии Майского, Харламов раскритиковал приказы адмиралтейства об отзыве крейсеров и рассеянии конвоя, на что Паунд – «его лицо все более наливалось краской» – резко ответил:
– Этот приказ был отдан мной! Мной! А что еще нужно было сделать?
Вмешался Александер, чтобы извиниться за действия адмиралтейства и Паунда, на что Майский осторожно заметил, что «даже британские адмиралы делают ошибки». Здесь Паунд разъярился еще более и заявил:
– Завтра я буду просить, чтобы премьер-министр назначил вас первым морским лордом вместо меня!
На следующий день в палате общин состоялся короткий обмен мнениями о вооружении грузовых судов. Несколько членов палаты общин были явно встревожены фактами, которые были раскрыты перед ними на закрытом заседании за две недели до этого, и Эмануэл Шунуэлл обратился к министру финансов:
«Знает ли мой достопочтенный друг, что недавний конвой, следовавший в очень важном направлении, был в последнюю минуту лишен защиты со стороны адмиралтейства и что большое число судов было потеряно?»
В зале поднялся шум, депутаты кричали: «Ответьте! Ответьте!» – но министр, Джордж Холл, продолжал сидеть и отказывался отвечать. Никаких сообщений об этом отнюдь не рядовом конвое не появлялось на страницах британских или американских газет до 1945 года. Когда Вернон Франк, второй помощник капитана «Карлтона», кратко написал о катастрофе своей жене в Америку, то его письмо, которое было доставлено по каналам Красного Креста из Германии, было подвергнуто цензуре, а описание того, как «военные корабли бросили конвой, а нам было приказано рассеяться и двигаться в порт, как сумеем, поодиночке» и как «весь конвой был оставлен без защиты и в результате потоплен бомбардировщиками», было вымарано американскими цензорами.
С тех пор неловкое молчание нависло над историей PQ-17. Иногда, подобно призраку из прошлого, упоминание PQ-17 всплывало, но тут же замалчивалось и снова забывалось. Уязвленное упреками советских властей в 1946 году, адмиралтейство выступило с официальным заявлением относительно своих действий в связи с PQ-17, но оно было и бесчестным, и неправдивым, чтобы не сказать больше. В 1962 году адмиралтейство вновь отвергло обвинения со стороны русских, что британские корабли эскорта бросили конвой после атак 4 июля, и стало утверждать, в свою очередь, что немецкий линейный флот прервал свою атаку, потому что британский флот шел, чтобы вступить с ним в бой. Это абсолютная неправда. Как мы увидели, флот метрополии уходил в то время от авангарда соединений «Тирпица», а германская операция была прервана вопреки этому британскому передвижению, а не из-за него.
ЦЕНА КОНВОЯ PQ-17[133]
1 Во второй главе судно указано как американская собственность под панамским флагом, далее называется панамским судном. (Примеч. пер.)
Источники: «Регистр английского Ллойда» за 1941–1942 гг. и 1942–1943 гг.
Даже в версии операции PQ-17, воспроизведенной в официальной истории – «Война на море» («War at Sea»), во всех других отношениях превосходной книги, – действия ВМС описаны неполно. Сообщение о судьбах именно грузовых судов весьма лаконично, а ведь именно их проведение с поистине бесценным грузом и было главной целью этой военно-морской операции.
PQ-17 был не единственной дорогостоящей конвойной операцией. Только пять из четырнадцати крупных судов уцелели в конвое «Пьедестал», который шел на Мальту в следующем месяце, а в марте 1943 года объединенные североатлантические конвои SC-122 и HX-229 потеряли двадцать одно судно общим водоизмещением 141 000 тонн. Исключительным в истории с PQ-17 было то, каким образом довели до этого бедствия и какой осадок остался от этого в истории. Первая группа спасшихся была доставлена в Англию на американской «Тускалузе», а остальные вернулись пассажирами на QP-14. Они прошли вверх по реке Клайд 28 сентября 1942 года, но вместо того, чтобы сразу отправиться домой, эти полторы тысячи моряков прошли в Сент-Эндрю-Холл в Глазго на торжественное мероприятие, и к ним обратился заместитель министра военного транспорта Филипп Ноэль-Бейкер. «Мы знаем, во что обошелся нам этот конвой, – сказал Ноэль-Бейкер, – но я хочу сообщить вам, что безотносительно к его цене он стоил этого». Его речь утонула в шиканьях и криках измотанных и обозленных моряков. «Временами, – сказал один из присутствовавших там, – шум в Сент-Эндрю-Холле был таким же ужасным, как это было в субботу 4 июля в Баренцевом море».
Конвой стоил жизни 153 морякам союзников (все – с грузовых судов), только семеро погибли до рассеивания конвоя. Если учесть масштаб катастрофы, количество погибших кажется весьма небольшим, это неизбежно взывает к сравнениям. В течение всей войны 829 офицеров, старшин и матросов погибли в ходе северных русских конвоев на девяноста грузовых судах – в среднем чуть больше девяти человек на потопленное судно, потери же в PQ-17 – лишь больше шести человек на одно погибшее судно. Даже принимая во внимание сравнительно теплое время года и продолжительный световой день, вряд ли это облегчало положение людей, покидающих свои суда.
Действительно, как мы видели, никогда не было так много оставленных судов в мореходном состоянии, как во время этого конвоя. Считая «Уинстон-Сэйлем», не менее девяти судов (из которых одно было британским) были оставлены их командами после нападения немецкой авиации или подводных лодок, хотя они фактически сохраняли мореходность. Будь при этом еще и надводное нападение на конвой, многие из них вполне могли бы быть захвачены и отведены в германские порты, ибо таково и было намерение немцев, как мы знаем.
Прохождение конвоя PQ-17 осуществлялось не в соответствии со стратегическими планами и здравым смыслом, но под политическим давлением и в состоянии отчаяния. Организацию конвоя взяли на себя британцы, и только после упорных обращений со стороны американцев и русских. Музыку заказывали американцы и русские, а платил кровью и гибелью британский торговый флот. Из 153 моряков, лишившихся жизни, не менее половины оказались с судов под британским флагом, что было непропорционально числу британских судов в конвое. Союзники ничего не выиграли. Единственным частным комментарием адмирала Гамильтона в это время были строки из письма матери: «Я только что вернулся из командования русским конвоем, где мы потеряли много хороших грузовых судов, не нанеся никакого повреждения «Тирпицу». Однако все это часть игры, и мы должны смотреть правде в глаза». Он убеждал ее не волноваться, поскольку был уверен, что Гитлеру будущее войны представляется более неприятным, чем союзникам. После операции PQ-17 Брум был произведен в капитаны 1-го ранга, но Гамильтона списали на берег, где он и оставался командовать до конца своей службы.
У Гамильтона не было сомнений относительно причин, где лежит реальная вина. Черчилль также сделал свои выводы, которые никоим образом не бросили бы тени на репутацию первого морского лорда. Он предпочел не терзаться сомнениями насчет того, кто был виноват в судьбе грузовых судов после их рассеивания, и нашел его. «Я не знал до этого утра, – поведал он 15 июля Александеру и Паунду, – что это командующий крейсерами Гамильтон приказал эсминцам оставить конвой». Конечно, это было полной неправдой. Черчилль угрожающе спросил: «А что вы думали об этом решении в то время? И что вы думаете об этом теперь?» Неудивительно, что при пристальном внимании Черчилля к расследованию не было обнаружено ничьей вины. 1 августа адмирал Паунд изложил Кабинету причины решения о рассеивании конвоя. В частности, он утверждал, что в ночь с 3 на 4 июля адмиралтейство узнало, что «Тирпиц» ускользнул от британских подводных лодок, осуществляющих патрулирование у мыса Нордкап. Хотя информация, представленная автору тогдашним первым лордом, поддерживает утверждения Паунда, мы узнаем из официальной историографии, что «существование таких точных разведывательных данных не было подтверждено послевоенными расследованиями», и это утверждение британского историка Роскилла должно уважаться.
Гамильтону не повезло, что он оказался в числе тех, кого Черчилль безапелляционно объявил виновниками трагедии конвоя, – тот самый Черчилль, который был более других причиной бедствия, как бы он ни снимал с себя ответственность за отправку конвоя. Несмотря на неоднократные утверждения Гамильтона, что ситуация с топливом на эсминцах эскорта Брума была почти критической, Черчилль впоследствии писал, что отвод эсминцев был ошибкой, и громогласно заявил в своих «Военных мемуарах»: «Следовало пойти на любой риск ради защиты грузовых судов». Неужели это тот же Черчилль, который в 1942 году конфиденциально утверждал, что конвой будет «оправдан», даже если половина грузовых судов будет потеряна? Досадно, что Черепаху-Гамильтона сделали козлом отпущения в этой сомнительной операции.
В своем отчете о PQ-17 Гамильтон снова подчеркивал жизненно необходимое воздушное прикрытие силами авиации, особенно в борьбе с самолетами-разведчиками. Реалистично было ожидать более эффективных средств, чем один-единственный катапультируемый «Харрикейн», установленный на грузовом судне. Гамильтон считал придание одного вспомогательного авианосца в ближнем охранении очевидным решением. В личном письме к адмиралу Тови от 10 сентября он повторил, что Британия будет расплачиватьс