Белосельцев сидел на камне перед цветущими карликовыми ивами, чувствуя, как уносятся в белую прорубь неба земное тепло, последний свет лета, души умерших людей, и было ему больно и странно. Он знал – жизнь его прожита, завершается у полярного камня. Малые деревья дождались заповедной встречи и уже прощаются с ним. Распустили в знак расставания два печальных цветка. И душа улетала туда, где ждали исчезнувшие любимые люди. Его предки, далекие и близкие, оба деда, осуждавшие его «красный идеализм», носивший его по всему свету, но любившие по-своему Россию, бабушка, столько раз лечившая его от детских хворей, смотрели сейчас на него с небес любящими глазами…
Он увидел, как далеко в белесых прозрачных сумерках движется человек. Медленно приближается, то исчезает в ложбинах, то появляется на холмах, как привидение, почти не касаясь земли. Словно дух, созданный из млечных туманов, мерцающих вод, тающих влажных снегов.
Еще издали Белосельцев узнал Зампреда. Не удивился, будто ожидал, что тот непременно возникнет. Белая ночь, бессонница тревог и сомнений подняли их обоих с постелей, вывели в тундру на берег студеного моря.
Зампред был в кирзовых сапогах, в сером бушлате, ушанке и чем-то напоминал зэка. Медленно, неуклюже ступал, и в пространстве, что их разделяло, что-то слабо дышало, струилось, возносилось в белесую высь.
– Не помешал? – спросил Зампред, приблизившись. Тяжело поставил на камень кирзовый грязный сапог. – Мне сказали, что вы ушли. Тропа сама привела, – он словно стеснялся, не хотел быть помехой, извинялся, был готов проследовать дальше, оставив Белосельцева на его холодном граните.
– Край земли. Дальше – море, полюс… Странно! – сказал Белосельцев, удерживая его, приглашая остаться.
– Полюс – самое хрупкое, самое зыбкое место Земли. Тут Земля, как плод, прикрепляется к матке мира. А мы в эту матку вставляем бомбы и рвем. Дико! Дикое существо – человек, – Зампред рассматривал соцветие ивы у ног Белосельцева.
– Вы так чувствуете? – спросил Белосельцев, вспоминая свое недавнее переживание. – Вы тоже об этом думаете?
– Мне кажется, здесь, на Земле, все безнадежно. Человечество – порченая порода, дефектная форма жизни. Какая-то космическая ошибка. Природа подарила человеку изумительную планету Рай, населенный животными, птицами, цветами. А человек закладывает в землю бомбы, и от Рая остаются осколки. Человечество пытались спасти Христос, Достоевский, Ленин. Не получилось.
Они шли теперь вместе, приближаясь к морю, обходя мокрые, ноздреватые языки снега. Сочились ручьи. Мхи и лишайники были розовые и оранжевые. Ветер с моря плотно давил им в лица, и на серой далекой воде зажигалось и гасло тусклое сияние. Они шагали по берегу, по мокрой хрустящей гальке. Море слабо шипело, сладко сосало камень. У воды, седые как кости, белели доски и бревна. Словно обломки кораблей, отшлифованные волной, пропитанные солью.
– Я искал с вами встречи, – произнес Белосельцев, с трудом выговаривая слова, не зная, как воспользоваться случаем, чтобы поделиться с Зампредом сомнениями, проверить свои роковые предчувствия. – Я провел анализ… Если угодно, независимую экспертизу… – Волна с чмоканьем набегала на камни, хватала за ноги, будто хотела обоих утащить в океан, в белую бесконечность. – Существует заговор… Все готово к взрыву… Вас провоцируют, побуждают к действию… Как только вы станете действовать, вас уничтожат… Я говорил об этом Чекисту, Партийцу, Главкому. Пытался внушить эту мысль Прибалту, Премьеру, Профбоссу, – Белосельцев приглушил голос, будто боялся, что из моря, как подводная лодка, всплывет огромное ухо и с хлюпаньем волн всосет звуки. – Бойтесь Первого Президента… Он вас станет толкать, провоцировать…
Зампред ступал по шипящим волнам, перешагивая седые, серебристые бревна, обломки мачт и бушпритов. Внимал Белосельцеву. И тому казалось, что все это известно Зампреду. Все было ошибкой творения, проявлением ненужной, неверно возникшей жизни, стремившейся себя уничтожить.
– У Второго Президента – энергия, деньги, нарастающий класс, воля к власти!.. Но нет структур – армии, госбезопасности, партии!.. Его задача – все это взять… Ему мешаете вы, Чекист, Партиец, Главком… Вас надо убрать и срезать… Вас заманят в ловушку, отсекут от структур и срежут… Есть сговор Второго и Первого…
Далеко, среди неведомых бурь и туманов, тонули корабли, рушились мачты, хрустели палубы, и обломки прибивались к голому гранитному берегу. Зампред перешагивал серебряные кругляки, ломаные бортовины, обрубки килей. Только хрустела под его грубыми зэковскими сапогами галька. Казалось, он все это знает, предвидит. Все входило в извечную ошибку природы, в извечный заговор, где все обречены на крушение.
– Еще есть советники, отвратительные старцы из «Золоченой гостиной»… Плетут свою сеть, вьют золоченую нить… Заговор в их руках. Первый вас обнадежит, толкнет на деяние, выдаст Второму, и вас уничтожат… Но Второй отодвинет Первого, перехватит структуры и сам станет Первым… В этом игра, рокировка… Вы должны отказаться от заговора, переждать и осмыслить ситуацию… Уклониться от удара «оргоружия»… В этом спасение!..
Они вместе шли вдоль студеного моря. Их бушлаты касались, шуршали. Их зэковские сапоги колотились о камни. И путь у них был один, и судьба едина. Недвижное, немигающее Око смотрело на них с небес. На то, как идут они вместе среди полярных брызг и туманов. Впереди, на отмели, лежала доска, бело-серебряная, отшлифованная водой и песком, жесткой шершавой галькой. Пропитанная солью, она излучала сияние, словно длинный серебряный слиток. Остановились у доски и присели. Зампред осторожно погладил доску.
– Я все это знаю, – рука Зампреда гладила серебряные сучки и волокна. – Президент со мной говорил. Он уезжает в отпуск, в Крым. Он сказал, что время всеобщих отпусков – самое удобное время. Прямо ничего не сказал – одними глазами, одним движением бровей. Я знаю это движение. Он дал понять, что можно действовать. Он как бы устраняется, поручает все нам. А потом вернется и возьмет управление. Полагаю, это разумно…
– Не верьте!.. Обман!.. Вас выталкивают, чтобы вы себя обнаружили, и вас отсекут!.. Так было в Баку и Тбилиси!.. В Риге и Вильнюсе!.. В Германии и Польше!.. Он всех подставлял под секиру!.. Здесь – тот же мерзкий прием!.. Вы не были в отпуске, уезжайте!.. Прочь из Москвы!.. Вы не должны отдать себя на заклание!..
Зампред осторожно трогал доску, словно нащупывал в ней незримые рубцы и затесы, прощальные слова моряков, их имена, адреса, молитвы. Доска была как серебряная скрижаль, на которой был вырублен Символ Веры, добытый в бурях, смертях и крушениях. Живые, они читали приплывшие к ним из моря слова.
– Я не могу это сделать. Не могу отойти в сторону. Я уже не один, связан обязательствами. Другого момента не будет. Идеалы, которые я проповедовал, нуждаются в личном поступке. Я о многом догадываюсь, многое знаю. Быть может, будет крушение, личная смерть. Однажды в каком-то журнале я прочитал притчу об Анике-воине…
– Какая притча? Какой Аника?
– Был такой Аника, храбрый рыцарь. Много воевал, покорял города, царства. Царьград, Иерусалим, везде победитель. Раз шел по тропе, и навстречу ему Смерть. Поставила поперек тропы косу и говорит: «Не ходи, Аника, куда идешь. Не прыгай через косу, а то умрешь». Аника знал, что Смерть пришла за ним, но был рыцарь и витязь. Прыгнул и умер. Вот такая притча про Анику-воина. Глупо он поступил или нет? Зря прыгнул, если знал, что умрет? Подвиг – это когда знаешь, что умрешь, но все-таки действуешь. Это и есть один на всю жизнь поступок…
Он гладил доску. На ней, бело-серебряной, были вырублены письмена про Анику. Притча о смерти и подвиге. Она долго плавала в море, пока не отыскала Зампреда.
Белосельцев видел обреченного человека, чей ум и воля были устремлены к погибели. Доска разбитого корабля питала его своим мертвенным светом. Влекла в ледяные глубины, куда всех их смывало с огромным, уже завершенным временем, обреченным царством, где все они завершали свой век.
И, не желая погибели, стремясь спасти Зампреда от ледяной пучины, Белосельцев толкнул доску, сдвинул ее с камней, пихнул в море, и она тяжело поплыла, подымая бурун, удаляясь сквозь волны от берега.
– Нет никакого Аники!.. Лубочная притча!.. Близится крах государства… Существует глобальный проект… Работает «оргоружие»… Слом геополитической машины, передел мира… Речь идет не о партии, не о строе, не о формах правления… Партию рассеют как пыль, армию разотрут в порошок, оборонную промышленность – в дым!.. Фундаментальную науку – в песок!.. Интеллигенцию – кого уничтожат, кого – на вывоз, на рынки!.. Культуру – на продажу!.. Голодный мор для народа, который обречен на истребление в этнических концлагерях!.. Для этого рассорят славян!.. Распря Украины с Россией!.. Русских развернут против тюрок, православие против ислама!.. Будет бойня от Днестра до Терека!.. Но не в этом конечная цель!.. На наших пространствах, на шестой части суши замышляется громадная стройка, еще одна Вавилонская башня!.. Здесь будет создаваться новый социум, новая организация, новая религия!.. В разгромленную, обескровленную, лишенную сопротивления страну будет трансплантирован новый ген человечества!.. Он уже выведен, запаян в реторту, хранится в сейфах «Рэнд корпорейшн»!.. Будет перенесен в Россию, и здесь его станут взращивать!.. В защитной оболочке, в искусственно синтезированной матке будет взращиваться новый мировой порядок, новая ориентация мира!.. Не на Христа, не на Ленина, а на абсолютное Зло!.. Оно станет божеством!.. Новое жречество, новый жестокий космизм, ослепительный культ Мирового Зла воцарится там, где когда-то были мы!.. На месте Храма на Нерли, ДнепроГЭСа, космодрома Байконур!.. Вот что решится на днях!.. И только от вас, последних государственников, будет зависеть судьба человечества!.. Вы должны сконцентрироваться, собрать и приблизить экспертов, обратиться к народу!.. Мы сделаем проработки, вскроем глобальный проект, обратимся к Китаю и Индии, к арабским странам!.. Еще есть шанс!.. Он – в вас!.. Только вы можете спасти государство!..