Это потом, когда укрепится большевистская власть, начнутся перемены и во взаимоотношениях групп еврейства.
В 1930-е годы, когда уже вовсю разгорится еврейско-кавказская война, красный террор настигнет и эти семейства.
Многие из тех, чьи фамилии привели мы в списках освобожденных Антиповым по делу Каннегисера арестантов, снова будут возвращены в камеры НКВД, чтобы уже больше не покидать их…
Глава двенадцатая.ФИАЛКИ ДЛЯ ИЛЬИЧА
Нам, как израильтянам, приходится строить царство будущего под постоянным страхом…
Если до настоящего времени нами уничтожены сотни, тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который сможет уничтожать десятками тысяч.
Я живу тем, что стоит передо мной, ибо это требует сугубого внимания и бдительности, чтобы одержать победу.
Календарный разрыв 1918 года прошел по жизням людей…
Перебираешь архивные документы, перечитываешь свидетельства очевидцев и видишь, как разрываются жизни…
Тринадцать пропавших дней…
Где они? В какие вмещаются календарные даты?
И перебираешь, перебираешь в поисках их недели 1918 года.
Время деформируется, с ним происходит что-то непонятное, необъяснимое, и нужно снова и снова вспоминать хронологию событий, поскольку в клубке событий, завершающих лето самого короткого в мире года, трудно становится разобраться в очередности и взаимообусловленности событий, на долгие десятилетия определивших нашу жизнь…
1
22 августа 1918 года Ф.Э. Дзержинский снова был назначен председателем ВЧК, которая состояла теперь исключительно из коммунистов.
Предшествовало возвращению Ф.Э. Дзержинского объединение под властью Народного комиссариата по военным делам Л.Д. Троцкого всех Вооруженных сил республики.
Троцкий, как известно, тотчас же ввел в Красной армии систему «децимария», согласно которой расстреливали каждого 10-го красноармейца из отступившей части. Для расстрелов были созданы специальные латышские части. «Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты», — с восторгом телеграфировал в Саратов в те дни В.И. Ленин.
Эта немыслимая жестокость, возвращенная большевиками из древних веков, очень точно характеризует отношение ленинской гвардии к русскому народу, и остается только дивиться бесстыдству Максима Горького, говорившего, что «когда в “зверстве” обвиняют вождей революции», он рассматривает «это обвинение, как ложь и клевету, неизбежные в борьбе политических партий», ибо «жестокость форм революции» объясняется не зверством большевиков, а «исключительной жестокостью русского народа».
Видимо, эта «исключительная жестокость русского народа», не желающего добровольно защищать Льва Давидовича Троцкого и Якова Михайловича Свердлова, и обусловила возвращение Феликса Эдмундовича Дзержинского в ВЧК.
Отметим тут другое, воистину мистическое совпадение…
Накануне возвращения Феликса Эдмундовича Дзержинского в ВЧК в «Петроградской правде» было опубликовано сообщение о расстреле курсантов Михайловского артиллерийского училища в Петрограде, которое, как известно, и подтолкнуло Леонида Каннегисера к убийству Моисея Соломоновича Урицкого.
Выстрел Каннегисера прозвучал 30 августа в 11 часов дня, и Ф.Э. Дзержинский, только-только успевший разобраться, кого следует расстрелять в первую очередь, а с кем можно немного подождать, сразу же выехал в Петроград.
Пока доехал, в Москве прогремели выстрелы на заводе Михельсона.
Совпало (совпало?), что именно в этот же день был издан приказ № 31 наркома по военным и морским делам Л.Д. Троцкого о строительстве концлагерей. Лев Давидович продолжал, подтверждая слова Максима Горького, демонстрировать дикому и исключительно жестокому русскому народу высокую культуру и истинный местечковый гуманизм.
В Петроград Ф.Э. Дзержинский приехал ночью с 30 на 31 августа.
Поскольку Я.М. Свердлов сообщение о покушении на Ленина отправил в 22 часа 45 минут, почти за час до покушения, оно уже должно было поступить в Петроград, когда туда приехал Дзержинский.
Какое-то время ушло на уточнение обстоятельств покушения и результата. В любом случае, даже если Дзержинский и знал о предстоящем событии, для него было неожиданностью, что Владимир Ильич остался жив.
Теперь, после выстрела в Ленина, и после того как В.И. Ленин все-таки остался живым, Феликсу Эдмундовичу еще важнее стало понять, кто стоит за выстрелом в Урицкого?
Но Дзержинский, как мы уже говорили, полистав изъятые при обыске Каннегисера бумаги, от обстоятельного допроса фактически уклонился.
К сожалению, точное время допроса Леонида Каннегисера неизвестно, и мы не знаем, когда, до или после допроса, Дзержинский побывал в Смольном. Известно только, что 31 августа Дзержинский связался из Смольного по телеграфу с Я.Х. Петерсом и обсудил с ним возможность ареста Локкарта.
А на Гороховой в этот день, помимо допроса Каннегисера, Дзержинский оформил бумаги на освобождение своего агента Филиппова, потом — лично проинструктировал группу чекистов, которая должна была участвовать в налете на английское посольство…
Вот тут-то и становится исключительно важной очередность событий, без этого не понять, как они связаны.
Но — увы! — с очередностью и возникают проблемы.
То, что мы знаем об августовском вояже Ф.Э. Дзержинского в Петроград, свидетельствует только о его феноменальной способности уклониться от малейшего участия в наиболее важных событиях этих дней…
Действительно…
Так и не допросив толком Леонида Каннегисера, Дзержинский вернулся в Москву, чтобы… опоздать на допросы Фанни Каплан.
Аресты работников английского посольства в Москве прошли без участия Ф.Э. Дзержинского, но не участвовал Феликс Эдмундович и в налете на английское посольство. Около 17 часов, когда петроградские чекисты оцепили здание на Французской набережной, Дзержинский уже ехал в Москву…
Все это можно было бы объяснить случайными совпадениями, но поскольку речь тут идет о разведчиках и террористах, правило, согласно которому совпадения больше двух совпадениями уже не считаются, не позволяет нам свалить события 30 и 31 августа в корзину случайностей…
И приведенная нами хронология последних дней августа 1918 года свидетельствует прежде всего о том, что самые важные события пропущены в ней, и мы можем только догадываться, что они были.
В самом деле…
Если в убийстве Моисея Соломоновича Урицкого, о котором мы рассказывали в предыдущей главе, кроме мотива убийства все ясно, то ведь с покушением на В.И. Ленина дело обстоит иначе.
2
Ленину 30 августа достались две пули, и только необыкновенная хазарская живучесть[55] спасла ему жизнь.
Одна пуля, войдя над левой лопаткой, проникла в грудную полость и, вызвав кровоизлияние в плевру, повредила верхнюю долю легкого. Эта пуля застряла в правой стороне шеи выше правой ключицы.
Другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области.
Третья пуля угодила в кастеляншу Павловской больницы Попову и, «пройдя левую грудь, раздробила левую кость».
Ленина сразу повезли в Кремль. А Павлову перевязали и в грузовике Красного Креста отправили в тюрьму на Лубянке, туда же были посажены как заложники муж Поповой и ее сыновья.
Почему арестовали раненную вместе с Лениным кастеляншу—не ясно.
Вероятно, опасались, не разглядела ли она человека, который и стрелял в нее и Ленина.
И вот тут-то и начинается самое удивительное…
В толпе людей, окружавших главу государства, не нашлось больше ни одного свидетеля, который видел бы стреляющего террориста…
Стефан Казимирович Гиль, водитель машины В.И. Ленина, успел только заметить женскую руку с браунингом…
«Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не больше трех шагов протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе»{327}.
Самому Ильичу показалось, что в него стрелял мужчина.
— Поймали его или нет? — спросил он первым делом, когда очнулся.
Ильича успокоили, объяснив, что террористка арестована.
— Кто такая? — спросил В.И. Ленин.
— Эсерка… Фейга Хаимовна Каплан.
Так и прозвучало это имя, которое по-еврейски обозначает — фиалка.
Разумеется, и Фаню Каплан с оружием в руках тоже никто не видел.
Очевидец происшедшего военный комиссар 5-й Московской пехотной дивизии С.Н. Батулин{328} находился «в десяти или пятнадцати шагах от т. Ленина, шедшего впереди толпы». Когда прозвучали выстрелы и Ленин упал, Батулин принялся кричать: «Лови, держи!» и только в этот момент и увидел женщину, которая «вела себя странно».
«На мой вопрос она ответила: “Это сделала не я”. Когда я ее задержал, из окружающей толпы стали раздаваться крики, что стреляла именно она. Я спросил еще раз, стреляла ли она в Ленина. И она призналась».
Что странного было в поведении Каплан, из показаний Батурина не ясно, но обстоятельства задержания действительно выглядят очень странно. По свидетельству Батулина получается, что он начал беседовать с Фанни еще на заводском дворе, но само задержание произошло уже на Серпуховской площади, когда Фанни остановилась и начала рыться в портфеле, роняя из него бумаги…
Как остроумно заметил В. Воинов в очерке «Отравленные пули»: «Фанни Каплан была схвачена комиссаром Батулиным поодаль от места покушения лишь по классовому наитию: Фанни стояла с зонтиком под деревом в вечернем полумраке, чем и вызвала подозрения комиссара»…