– Старый, испытанный способ! – удовлетворённо воскликнул полковник. Ловко вспорол острым лезвием шов и вытащил крошечный пакет. – Смотрите! – Воробьёв развернул пакетик и достал из него кусочек микроплёнки. – Шифр! У этого таёжного плотника, вероятно, и радиостанция где-нибудь спрятана.
Недостающее звено
Полковнику государственной безопасности не привыкать проводить бессонные ночи за работой.
Воробьёв приказал сотруднику отдела Сёмушкину немедленно послать запрос в Черноярскую больницу и принести дело о расследовании гибели «Кречета».
Вскоре пришло телеграфное подтверждение из Черноярска. Действительно, там в районной больнице находился на излечении Евдокимов Пётр Иванович, с диагнозом – энцефалит.
Воробьёв присел на край письменного стола.
– Надо снова поднять материалы о гибели «Кречета». Насколько мне помнится, там оставалось много непонятного и для самих пограничников. И мы как-то не разобрались тогда до конца во всём. Дело у тебя?
– В архиве!
– Сейчас же запроси!
Через полчаса капитан принёс в кабинет полковника пухлую папку.
Перелистав папку, Воробьёв углубился в чтение. Несколько раз подряд перечитал он донесения Серёгина и позвал Сёмушкина:
– Смотри, какая нелепица! Человек убил медведя, потом помчался к месту катастрофы самолёта, и почему-то след его исчезает, и появляется след другого человека. Не понимаю, куда делся этот тип в «грубых сапогах сорок третьего размера», как сообщают пограничники?
– Может быть, он переобулся? – заметил Сёмушкин.
– Эту версию Серёгин категорически отрицает. И, по-моему, правильно делает. Он оставляет вопрос открытым, а мы... мы постараемся его закрыть! Нелегко это сейчас сделать, но постараемся.
– Как, Николай Афанасьевич?
– Не спеши! Я ещё сам точно не знаю. Только думается мне, что не прав Серёгин, когда считает, что человек, который был у самолёта, и тот, с кем подрался Соколов, – одно и то же лицо. Один боец полагает, что диверсант ушёл от самолёта на ходулях, под след лося! Бывали такие случаи на самой границе. Но, позвольте вас спросить, зачем ему это понадобилось в безлюдной тайге? И эта версия, по-моему, несостоятельна... Так куда же он всё-таки делся? Сквозь землю провалился? А потом, возьми лупу, взгляни сюда! – Воробьёв протянул две фотографии. – Замечаешь разницу? Вот след человека у самолёта, а это – у костра. Размер обуви вроде одинаковый, но рисунок подошвы разный. Всё это наводит на размышления! Как на это не обратили внимания пограничники?
Сёмушкин за годы работы с Воробьёвым привык ничему не удивляться. Но сейчас с восхищением посмотрел на своего начальника. Вот у кого учиться логике, последовательности в мышлении, умению делать новые выводы из фактов, над которыми уже ломал голову не один человек. У кого ещё так развита наблюдательность? У кого такая интуиция!
– Теперь займёмся арифметикой! – продолжал Воробьёв. – Подсчитаем, сколько человек обнаружили в тайге. Рахимова и Морозова считать не будем. Вот что получается: один парашютист сдался геологам, второго схватили на прииске; вот об этом донесение... а ещё двое, как свидетельствуют следы, топтались у самолёта. Выходит – четыре?! А с японского самолёта, как известно, сбросили трёх. Значит, один – не диверсант! Слушай, почему никто из нас не поехал тогда на место происшествия?
– Нельзя всё самим. Мы доверились пограничникам.
К тому же на место катастрофы вылетала авторитетная комиссия.
– Что ни говори, мой дорогой Сёмушкин, это была наша ошибка. Теперь её надо исправить. Придётся там покопаться.
– Что же можно там теперь найти?
– Многое, а может быть – ничего. Археологи в раскопках находят ценнейшие вещи, пролежавшие в земле тысячелетия, а тут придётся искать не в земле, а на земле. Во всяком случае, надо тебе, Сёмушкин, лететь. Меня, как сам понимаешь, никто сейчас из Наркомата не отпустит. Дел по горло. Ты сам отлично справишься; не пропускай только ни одной мелочи. Сообщи в отряд майору Серёгину, чтобы он ждал тебя в Чите и захватил с собой сверхсрочника, как это его? Да, Клюев!
...Через трое суток два маленьких самолёта опустились на поляну в тайге. Сёмушкин и с ним двое пограничников приступили к осмотру места катастрофы «Кречета».
Тщательно до самого грунта проверяли золу и просеивали её сквозь сито. Каждую сгоревшую деталь изучали под увеличительным стеклом. Почти всё пепелище было уже осмотрено, когда один из пограничников нашёл закопчённый пистолет. Патроны в обойме взорвались, гильзы искорёжены, но всё равно было ясно, что двух патронов не хватает.
– Маузер! – определил Серёгин, разглядывая находку. – Как он сюда попал?
– Из какого оружия был убит тот медведь? – спросил Сёмушкин, – не помните?
– Калибр пуль тот же, что и у маузера!
– А ну-ка, дайте сюда эту штучку, посмотрю, какого года выпуск.
Когда перочинным ножом счистили толстый слой нагара, сбоку на воронёной стали обнаружилась гравировка:
«Добровольцу Чебулаеву М. В. за участие в боях за свободу Испании».
– Выходит, невинный человек попал под упавший самолёт! – вслух высказал свою мысль поражённый Серёгин.
– Невероятно, но факт, – подтвердил взволнованный Сёмушкин. – Если бы житель таёжного посёлка, приехав в большой город, угодил под автомобиль, это никого бы не удивило. Но ухитриться в дикой тайге попасть под самолёт! Уверен, что это первый подобный случай за всю историю человечества. И как угораздило несчастного Чебулаева?
– У нас и мысли не было о таком происшествии, – сказал обескураженный Серёгин. – Нечего сказать, отличились пограничники! Значит, в Москве похоронили не...
Серёгин задумался и тут же обратился к сверхсрочнику:
– Товарищ Клюев! Когда вы обнаружили обгоревшие трупы, как они лежали?
– Помню хорошо. Товарищ Рахимов обратил внимание на это и сказал: «Знать, перед смертью обнялись».
– Выходит, Чебулаев пытался вытащить из горящего самолёта штурмана и погиб сам вместе с ним! Я вспоминаю, в вашем донесении сказано: человек застрелил медведя и побежал в сторону погибшего самолёта, а около пепелища следы исчезли.
– Всё это так, но вы не учли одно обстоятельство, – сказал Сёмушкин. – Самолёт садился не на колёса, а на живот, и, когда он ткнулся вот в этот бугорок, лётчика выбросило из кабины в кустарник. И никто из вас не заметил следов падения.
– Нехорошо получилось, – грустно сказал Серёгин. – Когда мы обнаружили самолёт, то увидели в пилотской кабине трупы. Картина, казалось, ясна! Это уже потом Клюев случайно нашёл следы, которые вели от убитого медведя к самолёту, а потом – к реке, где и утонул лётчик.
– Так оно и было, – сказал Сёмушкин и добавил: – Вам, товарищ Серёгин, надо бы выяснить, кем был этот Чебулаев. Сообщите родственникам, если они найдутся, что он погиб при несчастном случае и похоронен на кладбище Ново-Девичьего монастыря в Москве. Если остались дети, старики, кому положена пенсия, постарайтесь оформить всё по всем правилам. А я немедленно лечу в Черноярск. Найдёте дорогу, товарищ лётчик?
...Серёгин без труда в ближайшем селе узнал о том, что ему требовалось. Чебулаев Митрофан Власович, местный уроженец, командир Красной Армии, вернувшийся домой инвалидом, был избран председателем сельсовета. Накануне сильной бури он ушёл в районный центр и не вернулся...
«Мышонок»
В огромном, высотой в три этажа сборочном цехе стоял неумолчный перестук пневматических молотков, визг электродрелей, словно трещали гигантские цикады.
Если заглянуть в цех сверху сквозь застеклённую крышу, то он напомнит аквариум, в котором плавают серебристые рыбы. Самой большой и красивой из них был «Кречет». Спешно велась сборка нового самолёта. Его сигарообразный фюзеляж уже оброс длинными суживающимися к концам крыльями. Монтажники завершали проводку бортовой сети – уложили не одну сотню километров электрокабелей для питания множества агрегатов, механизмов, приборов, без которых не поднимается в небо воздушный корабль.
«Кречет» возвышался в отгороженном отсеке, и около него круглосуточно дежурили вахтёры, вернее – бойцы военизированной охраны. Недавно на посту появился немолодой малоразговорчивый охранник с перекошенным лицом – Петров.
– Не беспокойтесь, вас никто не узнает на заводе, – сказал Соколову полковник Воробьёв, а вы узнаете многих. Вы теперь не Соколов, а... ну хотя бы – Петров! Привыкайте к новой фамилии. Присматривайтесь, наблюдайте, а если заметите что-нибудь важное, немедленно сообщите мне. Главное же, не пропустите подлинного Евдокимова, если он появится, конечно. Запомните вот этот телефон; в любое время дня и ночи вам ответят и скажут, как со мной связаться.
...На заводе чуть ли не на каждом шагу встречались не только знакомые, но и добрые друзья. Вот идёт из цеха худой и высокий старик в аккуратном синем комбинезоне, в старой кепчонке, сдвинутой на затылок, – мастер-разметчик Лука Ильич. Остановиться бы с ним и немного посудачить о преимуществах лова на мормышку, ведь не раз они вместе ездили на рыбалку. Очень увлекательно, со знанием дела, говорит старик о рыбной ловле. А сейчас надо пройти мимо, отвернувшись. Пересекает заводской двор инженер из КБ. Соколов помнит, как товарищи подтрунивали над ним, когда толстяк торжественно сообщил, что у него родились сразу три дочки. Наверное, Вере, Наде, Любе уже третий год? А вот хорошенькая, кокетливая чертёжница Люся – лётчик гулял на её свадьбе. Она боевая комсомолка. Кругом – хорошие, честные, доброжелательные, работящие люди, и всё же...
Он стал вспыльчивым, раздражительным. Ему так и не удалось примириться со своим новым положением на заводе, особенно в том цехе, где он так часто бывал совсем в другой роли.
...Каждый новый самолёт сдаёт экзамен на земле и на небе. Придирчивым, разносторонним экзаменатором является лётчик-испытатель. Испытания новой машины продолжаются месяцы, а иногда и годы. Лётчик успевает сродниться с машиной, она как бы становится частичкой его существа. Сколько раз во время первых самостоятельных шагов «Кречета» в небе, Соколов просыпался ночью и сам себе задавал вопросы: