– Нина Михайловна! Какими судьбами! Неужели вместе с женой Юсупа приехали?
– Здравствуйте, дорогой Константин Константинович. Катя пока не знает, что Юсуп не вернулся, – сказала Соколова, вытирая ладонью глаза. – Я одна приехала.
– Вот какие дела – потерял двух командиров! – печально сказал механик.
– Да, Константин Константинович! – Нина Михайловна нашла силу сквозь слёзы улыбнуться. – Оказывается, вы в одной части служите с моим мужем, а молчите!
– Бог с вами, Нина Михайловна...
– Вы инженера Петрова хорошо знаете?
– Что за вопрос. Дельный инженер и лётчик оказался что надо!
– Своего старого командира не узнал! – упрекнул комиссар.
– Я, товарищ полковой комиссар, сам хоронил Соколова. Но, если бы он вдруг оказался живым, как бы его ни искалечили, всё равно узнал бы.
– Успокойтесь, товарищ Морозов! – участливо сказал Воробьёв. – Скоро всё поймёте и увидите сами.
Воробьёв обратился к командиру полка:
– Вызывайте арестованного! Нина Михайловна, не выдавайте себя, пожалуйста!
Через несколько минут в комнату вошёл Соколов в гимнастёрке и без ремня.
– Явился по вашему приказанию, – чётко отрапортовал лётчик.
Из-за плащ-палатки послышался всхлип. Соколов вздрогнул.
– Садитесь, товарищ инженер-капитан! – предложил Бородин.
Он вышел из-за стола, неожиданно остановился около инженера и задал ему вопрос в упор:
– Где вы учились летать?
– В Борисоглебской военной школе! – вытягиваясь перед командиром, ответил Соколов и, дожидаясь второго вопроса, добавил: – Потом – в Московской истребительной...
Он решил говорить правду.
– Кто был вашим инструктором?
– Лётчик Панфилов Михаил Иванович! – сказал Соколов и тихо добавил: – Отец моей жены.
– Та-ак, – протянул полковник. – А потом где вы служили?
– В особом отряде, которым командовал Шабалин.
– А дальше?
– Потом два года учился в Академии имени Жуковского.
– Окончили?
– Досрочно.
– Теперь рассказывайте сами, – тяжело опускаясь на стул, сказал полковник.
Соколов растерялся. Он не знал, что ему говорить. Как отнесутся сейчас к его признанию? Поверят ли ему? Если сказать всё, начнётся проверка и долго не будут допускать к полётам!
Он думал, склонив голову.
– Что же вы молчите? – нарушил долгую паузу командир полка.
– Что же ты молчишь, Юра! Родной ты мой! – не выдержав, закричала Нина Михайловна. Она сорвала занавеску и кинулась к Соколову. – Что же ты наделал, глупый? Ведь я чуть не умерла, потеряв тебя! – Женщина всхлипнула, прижимаясь к мужу, покрывая его лицо поцелуями.
Соколов словно окаменел. А лицо его побелело. Застывшие глаза смотрели на женщину, о которой он думал дни и ночи; внезапно ослабевшие руки легли на её плечи.
– Прости меня, Нина, дорогая! Как я виноват перед тобой! Перед вами!
В комнату вошёл майор и что-то тихо сказал Бородину. Полковник удивлённо взглянул на офицера, кивнул головой, майор откозырял и вышел. Соколов схватил за руку Воробьёва:
– Николай Афанасьевич! Вы сделали для меня больше, чем отец родной! Поверьте, я искуплю свою вину, только бы разрешили летать! А если не позволят, пусть пошлют меня на передовую рядовым пехотинцем!
– Товарищ командир! Дай я тебя обниму! – Морозов ринулся к Соколову и крепко расцеловал его. – Юсупа бы сюда, как бы он обрадовался!
– Не беспокойтесь за Рахимова! – громко сказал Бородин. – Мне только сейчас сообщил начальник связи, что Юсуп Рахимов перешёл линию фронта, просит прислать за ним У-2.
– Ура! – закричали все.
В раскрытую дверь донёсся родной мелодичный гул мотора, звучащий как победная песня.