Штурманского электрика мичмана Николая Корнилова невольно спасла его мать. Незадолго до последнего выхода «Курска» она попала в автокатастрофу и в тяжелом состоянии была помещена в реанимацию. Николая отпустили к ней на побывку по телеграмме. К счастью, мама осталась жива. Сегодня она, наверное, одна из счастливейших матерей на свете, ибо своими страданиями и муками подарила сыну вторую жизнь. Сколько матерей с «Курска» мечтали бы оказаться на ее месте! Увы, жребий выпал именно ей!
Несколько человек: связист мичман Владимир Семагин, старшина 1-й статьи контрактной службы Олег Сухарев и еще два молодых матроса лежали в госпитале с гайморитом.
Старшего боцмана Николая Алексеевича Мизяка спасла его собственная семья. Дело в том, что как раз во время выхода в море из отпуска возвращалась его жена с тремя детьми, и Майзак договорился с боцманом с соседнего «Воронежа» Александром Рузлевым, что тот сходит в море вместо него, а он на неделю поедет, чтобы привезти семью из Харькова. Командиры «Воронежа» и «Курска» эту замену разрешили. На Мурманском железнодорожном вокзале его должен был встречать с машиной командир ракетной боевой части Андрей Силогава. Но он так и не появился, и только добравшись до Видяево, боцман узнал, что случилось.
Теперь каждое утро боцман прибывает в свою казарму. Там, закрывшись, он проводит свой день. Он поливает цветы («Здесь все должно жить!» — говорит он мне), моет палубу, протирает пыль. Он все еще ждет своих и не верит никому, что их уже нет:
— Я служу на «Курске», пока не получу в руки приказ о расформировании экипажа!
— Как вы держитесь, не больно ли находиться одному в казарме?
— Нет, я хожу и мысленно с ними со всеми разговариваю, прошу прощения, что жив вот остался. Первые дни пробовал пить, но водка никак не берет, хоть убей. Чем больше пью, тем больше трезвею. И легче не становится. Сейчас бросил. Если бы лодку подняли, я бы сразу смог сказать, что с ней случилось, ведь я ее, родную, на ощупь всю помню.
Боцман опускает голову. Я смотрю поверх его головы. Там стенд с передовиками корабля. Веселые и красивые, они улыбаются мне с фотографий.
— Что будете делать дальше?
— Пока не решил точно! — говорит Николай Алексеевич. — Возможно, пойду на «Воронеж» вместо Саши Рузлева. Жена, правда, кричит, что теперь море на замок, едва ведь трех детей сиротами не оставил, но я думаю, еще послужим Родине! Если Михаил Юрьевич Коцегуб возьмет к себе на «Нижний Новгород», то пойду к нему. Мы же с ним «куряне» испытанные, а значит, сработаемся.
Пройдет всего лишь несколько недель, и старший мичман Мизюк уже выйдет в море на другой лодке. Он никогда не умел красиво говорить о своих делах, но как продолжать невольно подаренную ему жизнь, он знает точно. Свою чашу беды боцману «Курска» еще предстоит выпить до дна. Именно Мизюк будет опознавать тех, кого достанут впоследствии из девятого отсека. Он знал их живыми, а потому именно он должен будет узнать их и мертвыми…
— Вы уж держитесь! — говорю, пожимая на прощание руку боцману.
— Да я-то что, — машет он рукой. — Вдов да сирот, вот кого жалеть теперь надо!
Уходя, оборачиваюсь. Николай Алексеевич закрывает за мной тяжелую металлическую дверь, словно задраивает кремальеру, отделяющую мир живых от мира мертвых.
Глава седьмаяПредчувствие беды
Любое происходящее в мире событие, а тем более событие трагическое, всегда предваряется какими-то почти невероятными предзнаменованиями. К сожалению, их сокровенный смысл люди начинают понимать, как правило, только тогда, когда трагедия случается. Увы, но мы в своем подавляющем большинстве еще не научились разгадывать сверхсложные ребусы, которые составляет нам судьба, а потому не в силах понять и тех подсказок, которые она нам зачастую дает.
Гибель атомохода «Курск» отозвалась болью в сердце каждого. И это не случайно, ибо это трагедия национального масштаба. Но и в этом случае не обошлось без предзнаменований и предчувствий. Что касается же некоторых членов экипажа, то в отношении их высшие силы буквально не могли до самого последнего момента определить, кому и какую судьбу даровать.
Вскоре после гибели «Курска» в прессе появилось утверждение, что будто бы еще десять лет тому назад знаменитая болгарская прорицательница Ванга заявила, что через какое-то время Курск непременно уйдет под воду и при этом погибнет много людей и весь мир будет его оплакивать. Тогда, мол, это было воспринято как некая ошибка слепой провидицы, так как город в центре России уж никак не мог утонуть. И вот только теперь стало понятно, что утонул не город, а атомоход, названный в честь города. Было ли предвидение на самом деле или же все это очередная газетная «утка», сказать сложно, но дыма без огня, как говорится, не бывает…
Что же касается самого корабля, то первоначальная судьба «Курска» складывалась вполне счастливо, может быть даже слишком. Корабль оказался почти единственным счастливцем, который удалось достроить в середине девяностых годов, когда под автоген шли почти самые современные корабли. Именно «Курску» довелось, после многолетнего отсутствия нашего флота на Средиземном море, первому ворваться на его просторы и посеять настоящую панику в 6-м флоте США. Именно «Курск» должен был осенью этого года вновь вернуться туда же в составе мощной эскадры и поставить тем самым победную точку в истории российского флота ХХ века. Но последнего, увы, не произошло…
Сейчас очевидцы вспоминают, что многие, очень многие считали этот корабль счастливым и завидовали тем, кто служил на нем. Да и сами члены экипажа по праву считали себя избранниками счастливой судьбы. Вспомним, однако, что еще римляне боялись называть себя счастливыми, говоря, что боги счастливцев не любят. Кадры видеохроники сохранили нам момент крещения корабля. Не понятно почему, но вопреки всем традициям бутылку шампанского о борт новопостроенного подводного крейсера разбила не избранная экипажем крестная мать корабля (эту роль должна в соответствии с неписаными морскими законами исполнять только женщина), а сам его первый командир. Почему так произошло, почему был столь необдуманно нарушен устоявшийся веками обряд корабельного крещения, однозначно сказать теперь трудно, однако так было. Говорят, что во время посещения корабля оторвалось кадило у батюшки. Возможно, с этих в общем-то внешне достаточно невинных происшествий и началась цепь событий, приведших к трагедии 12 августа 2000 года.
В казарме экипажа «Курска» на самом видном месте был помещен стенд «Координаты скорби», посвященный погибшему атомоходу «Комсомолец». В умывальнике команды находилось большое зеркало. Буквально за несколько дней до последнего выхода «Курска» в море оно треснуло. Тогда многие, глядя на него, подумали, что это не к добру.
Был в дивизии атомоходов, куда входил «Курск», и свой талисман — всеобщий любимец пес по кличке Бриг. Каждую уходящую в море и возвращающуюся с моря лодку Бриг всегда провожал и встречал на причале. «Курск» был первой лодкой, которую Бриг не проводил. Буквально за несколько дней до последнего выхода «Курска» Бриг был растерзан стаей бродячих собак, когда пытался отстоять свою территорию. Подводники похоронили собаку на берегу бухты и пошли в море…
«Курск» очень много плавал, и тот, последний, выход в августе был самым заурядным. Однако почему-то именно перед этим последним его выходом в море целый вал недобрых предчувствий обрушился на членов экипажа и членов их семей. Многие видели провидческие сны, кто-то стучал ночью в окна, вокруг происходили какие-то необъяснимые вещи.
Вдова старшего лейтенанта Ерахтина Наташа вспоминает, что ее муж, уже выйдя за входную дверь, внезапно вернулся обратно и долго молча смотрел на свою жену.
— Почему ты смотришь и молчишь? — спросила она.
— Просто хочу тебя запомнить! — ответил он ей.
Он же, уходя, впервые забрал с собой фотографии дочери, сказав, что теперь они будут всегда с ним.
В семье капитан-лейтенанта Репникова первой беду почувствовала находившаяся за тысячи километров от места трагедии дочь Даша. Именно 12 августа, в день гибели отца, с ней произошла, казалось бы, беспричинная страшная истерика, и взрослые долго не могли понять, что к чему.
Старший мичман Козадеров, уже одеваясь на службу, показал своей супруге на старый шрам на ноге и сказал:
— По этому шраму ты всегда сможешь меня опознать!
Слова мужа были настолько необычны, что жена запомнила их навсегда.
Кок корабля старший мичман Беляев, по воспоминанию его жены, буквально за день до последнего выхода «Курска» вдруг ни с того ни с сего сказал:
— Ты бы знала, как мне не хочется погибать в море!
Тогда супруга не отнеслась серьезно к словам мужа, страшный смысл их дошел до нее только несколько дней спустя…
Супруга штурмана «Курска» Максима Сафонова Людмила рассказывает, что после окончания последнего отпуска, попрощавшись с родителями, Максим сказал ей:
— У меня такое ощущение, что я их вижу в последний раз!
Капитан-лейтенант Дмитрий Колесников, тот самый, кто после взрыва возглавил оставшихся в живых в девятом отсеке и оставил записку, внесшую столько ясности в ход развития катастрофы, уходя в свой последний поход, почему-то оставил дома нательный крест, который всегда был на нем.
Начальник штаба дивизии капитан 1-го ранга Владимир Багрянцев вообще до последнего момента не знал, на какой из двух выходящих в море лодок он пойдет. Судьба все никак не могла определить, кому что. Все решилось в самый последний момент. Владимир Багрянцев являлся автором весьма популярного на Северном флоте застольного тоста, в котором самым невероятным образом провидчески предугадал собственную смерть. Последнее четверостишие этого тоста звучит так:
Ну, а если случиться такое —
По отсекам пройдет ураган,
Навсегда экипаж успокоя…
И за них поднимаю стакан!
Почему он не написал ни о пожаре, ни о затоплении, а именно «по отсекам пройдет ураган»? Ведь гибель лодки была именно такой: страшной силы взрыв, разрывая межотсечные переборки, огненным ураганом прошелся по ней, уничтожая на пути все живое. Совпадение или озарение?