Эти слова, произнесенные искренне, музыкальным, низким голосом и сопровождаемые улыбкой невыразимой нежности, пронзили сердце старика. Подавленная судорога охватила его. Сильная боль сжала его жизненно важные органы. По его лицу струился пот.
Молодой человек продолжал улыбаться.
– Ах, мне это идет на пользу! – сказал он.
Хирург, сделав над собой усилие, сел на край дивана и взял посетителя за запястье, считая пульс.
– Сколько времени это займет? – спросил молодой человек.
– Десять минут. Две уже прошли.
Его голос стал хриплым.
– Ах, еще целых восемь минут!.. Восхитительно, восхитительно! Я чувствую, что это приближается… Что это было?… Ах, я понимаю. Музыка… Она прекрасна!.. Приближается, приближается… Это… вода? Сочится? Капает? Доктор!
– Что?
– Спасибо тебе… спасибо тебе… Благородный человек… мой спаситель… мой благо… благо… детель… Сочится… сочится… Капает, капает… Доктор!
– Что?
– Доктор!
– Не слышит. – пробормотал хирург.
– Доктор!
– И ослеп.
Ответом было крепкое пожатие руки.
– Доктор!
– И немеет.
– Доктор!
Старик наблюдал и ждал.
– Капает… капает.
Последняя капля вытекла. Послышался вздох, и ничего больше.
Хирург опустил руку.
– Первый шаг, – простонал он, поднимаясь на ноги; затем все его тело выпрямилось. – Первый шаг – самый трудный, но и самый простой. Провидение вручило в мои руки то, чего я жаждал в течение сорока лет. Теперь никакого отступления назад! Это возможно, потому что научно, рационально, но опасно. Если я добьюсь успеха… если я добьюсь успеха. Я добьюсь успеха… А после успеха – что?.. Да – что? Опубликовать план и результат? Виселица… До тех пор, пока она будет существовать. Будет существовать виселица. Так значимо… Но как объяснить его существование? Но все же мое решение твердое, я должен верить в будущее.
Он оторвался от задумчивости и вздрогнул.
– Интересно, слышала ли она что-нибудь или видела.
С этими мыслями он бросил взгляд на фигуру в гостиной, а затем вышел из комнаты, запер дверь, запер также дверь внешней комнаты, прошел по двум или трем длинным коридорам, проник в отдаленную часть дома и постучал в дверь. Его открыла его жена. К этому времени он полностью овладел собой.
– Я подумала, что только что видел кого-то в доме, – сказала она, – но я никого не могу найти.
– Я ничего не слышал.
Он испытал огромное облегчение.
– Менее часа назад я действительно услышала, как кто-то постучал в дверь, – продолжила она, – и, кажется, слышала, как вы говорили. Он заходил?
– Нет.
Женщина взглянула на его ноги и, казалось, была озадачена.
– Я почти уверена, – сказала она, – что слышала стук обуви в доме, и все же я вижу, что вы в тапочках.
– О, тогда на мне были туфли!
– Это все объясняет, – удовлетворенно сказала женщина. – Я думаю, что звук, который мы слышали, должно быть, был вызван крысами.
– Ах, вот оно что! – воскликнул хирург.
Уходя, он закрыл дверь, снова открыл ее и сказал:
– Я не хочу, чтобы меня беспокоили сегодня. – сказал он себе, идя по коридору, – Теперь все ясно.
Он вернулся в комнату, в которой лежал его посетитель, и произвел тщательный осмотр.
– Великолепный образец! – тихо воскликнул он. – состоягие каждого органа, каждая функция совершенны, прекрасное, крупное телосложение, рельефные мышцы, сильные и жилистые, способные к замечательному развитию – если предоставить им такую возможность. Я не сомневаюсь, что это можно сделать. Я уже преуспел с собакой – задача менее трудная, чем эта, потому что у человека головной мозг перекрывает мозжечок, чего нельзя сказать о собаке. Это дает широкий диапазон для несчастного случая. В головном мозге – интеллект и привязанности; в мозжечке – чувства и двигательные силы; в продолговатом мозге – контроль над диафрагмой. В этих двух последних заключены все основы простого существования. Головной мозг – это просто украшение, другими словами, разум и привязанности являются почти чисто декоративными. Я уже доказал это. Моя собака с удаленным мозгом была идиоткой, но в определенной степени сохранила свои физические чувства.
Размышляя таким образом, он тщательно подготовился. Он поставил операционный стол на место под потолочный светильник, выбрал несколько хирургических инструментов, приготовил определенные смеси лекарств и приготовил воду, полотенца и все принадлежности для утомительной хирургической операции. Внезапно он разразился смехом.
– Бедный дурачок! – воскликнул он. – Хотел заплатить мне пять тысяч долларов, чтобы я убил его! У него не хватило духу задуть собственную свечу! Необычно, необычно, какие странные выкрутасы совершают эти безумцы! Ты думал, что умираешь, бедный идиот! Позвольте мне сообщить вам, сэр, что в этот момент вы так же живы, как никогда в своей жизни. Но для вас это уже все равно. Вы никогда не будете более сознательны, чем сейчас, а для всех практических целей, поскольку они касаются вас, вы отныне мертвы, хотя и будете жить. Кстати, как, интересно, вы себя чувствуете без головы? Ха, ха, ха! Но это плохая шутка.
Он поднял бесчувственное тело с шезлонга и положил его на операционный стол.
***
Примерно три года спустя состоялся следующий разговор между капитаном полиции и детективом:
– Возможно она просто сумасшедшая, – возразил капитан. – Я думаю, что так и есть.
– И все же вы верите в ее историю!
– Да.
– Невероятно!
– Вовсе нет. Я сам кое-что узнал.
– Что?!
– Многое, в одном смысле; мало, в другом. Вы слышали все эти странные истории о ее молчании. Что ж, все они бессмысленны – вероятно, за одним исключением. В целом он безобидный старик, но странный. Он провел несколько сложных хирургических операций. Люди по соседству с ним невежественны, они боятся его и хотят избавиться от него, поэтому они рассказывают о нем очень много лжи и начинают верить своим собственным историям. Единственная важная вещь, которую я узнал, это то, что он почти с безумным энтузиазмом относится к хирургии – особенно экспериментальной хирургии, а у энтузиаста вряд ли есть такая вещь, как угрызения совести. Именно это придает мне уверенности в рассказе женщины.
– Вы говорите, что она казалась испуганной?
– Так и есть – во-первых, она боялась, что ее муж узнает о ее измене ему, во-вторых, само открытие привело ее в ужас.
– Но ее рассказ об этом открытии очень расплывчатый, – возразил капитан. – Он все скрывает от нее. Она просто строит догадки.
– Частично – да, частично – нет. Она отчетливо слышала звуки, хотя и не видела ясно. Ужас закрыл ей глаза. То, что, по ее мнению, она видела, я признаю, нелепо, но она, несомненно, видела что-то чрезвычайно ужасное, есть много странных мелких обстоятельств. За последние три года он лишь несколько раз обедал с ней в доме и почти всегда относит еду в свои личные комнаты. Она говорит, что он либо потребляет огромное количество еды, либо много выбрасывает, либо кормит кого-то, кто ест неимоверно много. Он объяснял это ей, говоря, что у него есть животные, с которыми он экспериментирует. Это неправда. Опять же, он всегда держит двери в эти комнаты тщательно запертыми, и не только это, но он удвоил количество дверей и укрепил их другими способами, а также крепко зарешетил окно, которое выходит из одной из комнат на глухую стену на расстоянии нескольких футов.
– Что это значит? – спросил капитан.
– Тюрьма.
– Возможно, для животных.
– Конечно, нет.
– Почему?
– Потому что, во-первых, клетки были бы лучше и удобнее, во-вторых, безопасность, которую он обеспечил, слишком мощная, чем требуется для содержания любых животных.
– Все это легко объясняется: у него буйный сумасшедший на лечении.
– Я думал об этом, но это не факт.
– С чего ты так решил?
– Рассуждая таким образом: во-первых, он всегда отказывался лечить случаи сумасшествия, во-вторых, он ограничивается хирургией, в-третьих, стены не обиты войлоком, потому что женщина слышала резкие удары по ним, в-четвертых, никакая человеческая сила, какой бы она ни была, не могла бы потребовать таких укреплений безопасности, какой был обеспечен, в-пятых, он вряд ли стал бы скрывать от женщины заточение сумасшедшего, в-шестых, ни один сумасшедший не смог бы потреблять всю пищу, которую он потреблял, в-седьмых, такая чрезвычайно сильная мания, на которую могут указывать эти меры предосторожности, не могла продолжаться три года, в-восьмых, если в данном случае речь идет о сумасшедшем, очень вероятно, что должна была быть связь с кем-то из родственников пациента, но ее не было, в-девятых, женщина подслушивала у замочной скважины и не слышала человеческого голоса внутри, в-десятых, и это самое интересное, мы слышали расплывчатое описание женщиной того, что она видела.
– Вы разрушили все возможные теории, – сказал капитан, глубоко заинтересованный, – и не предложили ничего нового.
– К сожалению, я не могу этого сделать, но правда, в конце концов, может быть, очень проста. Старый хирург настолько необычен, что я готов открыть для себя нечто удивительное.
– У вас есть подозрения?
– У меня есть.
– О чем?
– О преступлении.
– Вот как!
– Женщина тоже это подозревает.
– И выдает это?
– Конечно.
– Почему?
– Потому что это так ужасно, что ее человечность восстает, так ужасно, что вся ее природа требует от нее, чтобы она передала преступника закону, так ужасно, что она в смертельном ужасе, так ужасно, что это потрясло ее разум.
– Что вы предлагаете сделать? – спросил капитан.
– Добыть надежные доказательства. Мне может понадобиться помощь.
– У вас будут все люди, которые вам понадобятся. Продолжай, но будь осторожен. Вы находитесь на опасной почве. Ты можешь стать легкой игрушкой в руках этого человека.
Два дня спустя детектив снова разыскал капитана.
– У меня есть странный документ, – сказал он, демонстрируя исписанные и разорванные клочки бумаги. – Женщина украла его и принесла мне. Она вырвала их из блокнота, заполучив только часть каждого из нескольких листов.