В своем первом письменном докладе по материалам допросов скончавшегося Чжан Чжуньи группа по особому делу, которое было заведено на супругу Лю Шаоци, доносила: «В основном можно утверждать, что Ван Гуанмэй является агентом Управления стратегической информации США».
Это был явно не тот вывод, который был нужен тем, кто создавал эту специальную группу. Они нуждались в материалах для обвинения в предательстве и шпионаже самого Лю Шаоци. Цзян Цин, прочитав упомянутый доклад группы по особому делу Ван Гуанмэй, разгневалась, возвратила доклад и устроила разнос непонятливым исполнителям, Группа зашла в тупик, не зная, что делать. Она направила доклад Кан Шэну, который нашел «выход», внеся в текст документа поправки, исключавшие всякую неясность. «Имеющиеся в настоящее время материалы», гласил этот документ в редакции Кан Шэна, не только «свидетельствуют о том, что Ван Гуанмэй является „агентом“», но и «подтверждают», что «агентом» является и сам Лю Шаоци[137].
Тем не менее доклад и в таком виде не был направлен ни в ЦК КПК, ни Мао Цзэдуну. Очевидно, что обстоятельства борьбы в верхнем эшелоне власти складывались в тот момент таким образом, что Кан Шэн и Цзян Цин были поставлены перед необходимостью искать другие «свидетельства виновности» Лю Шаоци. Нельзя исключать того, что Мао Цзэдун к тому времени принял решение способствовать установлению контактов с Вашингтоном, вести дело к встрече с президентом США Р.Никсоном. В этой связи Мао Цзедун, представляя «дело» Лю Шаоци руководству партии, всей партии и всему народу, теперь уже не желал направлять острие критики в ходе «культурной революции» против США, против американского империализма, а предпочитал представить Лю Шаоци не как американского агента, а в качестве «предателя» дела КПК, работавшего в пользу Гоминьдана.
Таким образом, руководителям всей конкретной работы по подготовке обвинений в адрес Лю Шаоци — «китайскому Берия», т. е. Кан Шэну, и исполняющей обязанности руководителя ГКР супруге Мао Цзэдуна Цзян Цин пришлось фабриковать доказательства того, что Лю Шаоци «добровольно явился с повинной к гоминьдановским властям и стал предателем»[138]. Иначе говоря, до того как объявлять Лю Шаоци иностранным шпионом, следовало представить его прежде всего и главным образом предателем, изменником дела Компартии в пользу Гоминьдана.
Организаторы преследований решили использовать тот факт, что Лю Шаоци побывал в гоминьдановской тюрьме. В 1942 г. Лю Шаоци писал в своей биографии: «После движения 30 мая 1925 г. я направился в Хунань. Там я был арестован Чжао Хэнти. Благодаря массовому движению протеста и другим формам борьбы меня в конце концов выдворили за пределы провинции. В 1929 г. я был арестован в Маньчжурии. Но ввиду того, что доказательств было недостаточно, а также благодаря тому, что я твердо держался во время судебного заседания, спустя два месяца было объявлено, что я не виновен, и меня выпустили из тюрьмы»[139].
Все эти обстоятельства Кан Шэн стремился использовать в целях решения задач, поставленных Мао Цзэдуном перед группой по особому делу Лю Шаоци.
В первую очередь были перевернуты архивы японских оккупационных и прояпонских марионеточных властей. Ничего компрометирующего Лю Шаоци обнаружить не удалось. Затем усиленно старались найти необходимые свидетельские показания для обвинения Лю Шаоци в предательстве КПК в пользу Гоминьдана.
Например, долгое время вместе с Лю Шаоци в «белых районах» работал член КПК Ван Шиин (на VIII съезде был избран членом центральной комиссии партийного контроля при ЦК КПК). Во время «культурной революции» его схватили и установили над ним так называемую «опеку», или «содержание под наблюдением».
Это специальное понятие было введено в КПК для оправдания не оформленного официальными государственными документами ареста многих людей, членов партии; партия, и тут следуя за своим лидером Мао Цзэдуном, полагала, что она имеет право сама творить суд над своими членами; по существу, это было самое настоящее тюремное заключение.
Ван Шиина вынуждали давать свидетельские показания в подтверждение того, что Лю Шаоци якобы предал партию. «Опекаемый», однако, ответил категорическим отказом: «Расстреляйте меня, но я этого писать не буду». V Ван Шиина был к тому времени рак легких, но это не остановило палачей, и они прибегли к пыткам. Ван Шиина начали допрашивать с пристрастием 31 октября 1967 г., а 26 марта 1968 г. он скончался[140].
В марте того же, 1968 г. Цзян Цин, выступая перед сотрудниками групп по восьми особым делам, говорила: «Одно из дел вызывает у меня большое неудовлетворение (имелось в виду дело Ван Шиина. — Ю.Г.)… Надо вести допрос по принципу: умрет, так умрет… Надо действовать со злостью, бить в одну точку… если нескольких человек недостаточно — надо привлечь к работе десять, двадцать человек и вести борьбу злее. Некоторые (из допрашиваемых. — Ю.Г.) хотят умереть; они сами этого хотят — значит, владыка ада пригласил их на выпивку в загробный мир!в[141].
Сильному давлению подвергался также известный всей партии человек — Ань Цзывэнь, который вместе с Лю Шаоци работал в «белых районах», а затем много лет возглавлял организационный отдел ЦК КПК. Ань Цзывэнь впоследствии вспоминал, что его трижды пытались принудить к даче ложных показаний по делу Лю Шаоци. При этом ему говорили, что подвернулся случай отличиться перед руководителями «культурной революции». Представитель группы по особому делу уговаривал Ань Цзывэня: «Только напиши свидетельские показания о том, что Лю Шаоци — предатель, и ты немедленно выйдешь из тюрьмы, вернешься домой к семье, родным и близким, снова приступишь к работе, а когда будет созван IX съезд партии — сможешь стать членом нового ЦК».
В ответ Ань Цзывэнь сказал, что ему ничего не известно о предательстве Лю Шаоци, как же он может писать такое? Представитель группы ответил: «Если ты не знаешь, что Лю Шаоци — предатель, то этому легко помочь; я расскажу тебе, при каких обстоятельствах был арестован Лю Шаоци и как он стал предателем; от тебя требуется только написать все в соответствии с тем, что я скажу». — «Ну, тогда ты сам и отличись, — предложил Ань изывэнь, — пусть тебе будет принадлежать эта заслуга; пиши, пожалуйста, сам!»
Ань Цзывэнь не поддался нажиму. Представители группы по особому делу Лю Шаоци были этим очень недовольны. После этого Ань изывэнь многие годы томился в тюрьме, закованный в кандалы. Его выпустили только после смерти Мао Цзэдуна и устранения с политической сиены его ближайших приверженцев по «культурной революции» — Цзян Цин и других[142].
Итак, одного потенциального «свидетеля», Ван Шиина, довели до смерти, а другого, Ань Цзывэнь, обрекли на страдания в тюрьме, однако ни от одного из них ложных показаний получить так и не удалось.
Все же в конце концов группа по особому делу добыла «доказательства виновности» Лю Шаоци. Ключевыми тут стали показания двух измученных пытками людей — Дин Цзюецюня и Мэн Юнцяня.
Дин Цзюецюнь в середине 20-х годов был членом КПК, а в 1927 г. работал вместе с Лю Шаоци в Ухане. Позднее Дин Цзюецюнь вышел из КПК, а после образования КНР выступал как деятель, представляющий демократические круги. Работал в канцелярии советников в провинции Хунань. Во время «культурной революции» его схватили, посадили в тюрьму и подвергли допросу с пристрастием, требуя дать клеветнические показания против Лю Шаоци. Сначала подследственный ничего дурного о Лю Шаоци не говорил, лишь сообщил, что в свое время он, Дин Цзюецюнь, работал в партотделе города, а Лю Шаоци тогда же — в центральном совете профсоюзов провинции Хубэй. Дин Цзюецюнь уверял, что никаких отношений, кроме чисто деловых, между ними не было и никаких сведений он дать не может.
После того как о ходе допросов было доложено Кан Шэну, Цзян Цин и Се Фучжи, они наложили на докладе группы по особому делу свои резолюции, потребовав от нее действовать наступательно. Се Фучжи наставлял своих подчиненных: «Допрос надо вести со злостью, с рукоприкладством»; «Надо допрашивать сосредоточенно, несколько часов подряд, не отступать, не прекращать, атаковать до тех пор, пока не удастся пробить брешь».
Получив такой приказ, группа по особому делу Лю Шаоци удвоила рвение. Нового «наступления» Дин Цзюецюнь не выдержал и написал все, что от него требовали. Именно эти показания послужили основанием для обвинения Лю Шаоци в том, что в 1927 г. он стал предателем.
Через некоторое время после своего вынужденного лжесвидетельства Дин Цзюецюнь написал группе по особому делу письмо, в котором он отказывался от своих показаний: «Меня принудили к ложным показаниям с тем, чтобы посредством критики опорочить и снять с поста Лю Шаоци; все, что я написал в своих показаниях, это целиком и полностью извращение фактов». В ответ группа по особому делу пригрозила, что, если он будет настаивать на отказе от своих показаний, речь пойдет о жизни и его самого, и всей его семьи. Запуганный этим Дин Цзюецюнь не осмеливался больше протестовать[143].
Второе ложное показание дал Мэн Юниянь. В подписанном им документе говорилось, что Лю Шаоци стал предателем, когда был арестован в 1929 г. в Шэньяне.
Мэн Юниянь был старым партийным активистом. В 1929 г., когда Лю Шаоци был секретарем парткома провинции Маньчжурия, в состав этого комитета входил и Мэн Юниянь. Оба они были арестованы. Из тюрьмы их тоже освободили одновременно. После образования КНР Мэн Юниянь несколько лет работал на руководящей должности во Всекитайском совете кооператоров. Во время «культурной революции» его арестовали и потребовали заявить, что он считает Лю Шаоци предателем.