Теперь с Союзом писателей, с именем Ставского поэт связывает твердые надежды. Из письма Кузину 10 марта:
«Дорогой Борис Сергеевич!
Вчера я схватил бубен из реквизита Дома отдыха и, потрясая им и бия в него, плясал у себя в комнате: так на меня повлияла новая обстановка. <…> В старой русской бане сосновая ванна.
Глушь такая, что хочется определить широту и долготу.
<…> Значит от меня чего-то доброго ждут, верят в меня. Этим я смущен и обрадован. Ставскому я говорил, что буду бороться в поэзии за музыку зиждущую. Во мне небывалое доверие ко всем подлинным участникам нашей жизни и волна встречного доверия идет ко мне. Впереди еще очень много корявости и нелепости,— но ничего, ничего, не страшно!»
Весь день 1 мая в доме отдыха шла гульба.
«В ту ночь мне приснились иконы. Сон не к добру. Я проснулась в слезах и разбудила О. М. «Чего теперь бояться,— сказал он.— Все плохое уже позади…» И мы снова заснули…»
Под утро кто-то тихо постучал в дверь. Осип Эмильевич пошел отворять. Вошли двое военных и главврач.
Он одевался, а она в растерянности сидела на кровати. Очнувшись, стала собирать ему вещи. «Что даете так много вещей,— по-домашнему, мягко сказал военный,— думаете, он долго у нас пробудет? Спросят и выпустят…» Военный был миролюбив, однако проводить арестованного до Черустей не разрешил:
— Нельзя.
«Во дворе затарахтел грузовик. Я сидела на кровати, не шевелясь.<…>
Мы сошлись с О. М. первого мая 19 года<…>. Мы расстались первого мая 38 года, когда его увели, подталкивая в спину, два солдата. Мы не успели ничего сказать друг другу — нас оборвали на полуслове и нам не дали проститься».
…Надежда Яковлевна дожила до глубокой старости. Всю жизнь она искала ответы на два вопроса: 1. Где, при каких обстоятельствах скончался Осип — умер, погиб, убит? 2. Кто написал на него донос в 1938 году? Почему-то думалось ей, что он был арестован по доносу, и в своем требовательном безответном письме к Берии она просила: «…проверить не было ли чьей нибудь личной заинтересованности…»
Так и скончалась, сравнительно недавно, в неведении.
Вот — разгадка, сегодня, более полувека спустя.
Листы 13—14 нового «Дела №19390».
«Союз Советских Писателей СССР — Правление. 16 марта 1938 г. НАРКОМВНУДЕЛ тов. ЕЖОВУ Н. И.
Уважаемый Николай Иванович!
В части писательской среды весьма нервно обсуждался вопрос об Осипе МАНДЕЛЬШТАМЕ.
Как известно — за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию Осип МАНДЕЛЬШТАМ был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живет под Москвой (за пределами «зоны»).
Но на деле — он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом — литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него «страдальца»— гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин КАТАЕВ, И. ПРУТ и другие литераторы, выступали остро.
С целью разрядить обстановку — О. Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
Вопрос не только и не столько в нем, авторе похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа. Вопрос — об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют,— по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сем).
Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме.
С коммунистическим приветом.
В. СТАВСКИЙ».
Вот так.
Существовали разные формы изничтожения. Характеристики, подписанные под нажимом. Подпись под общим списком. И прямые персональные доносы. Разоблачительные антиписательские кампании в Москве возглавил именно Ставский вместе с известнейшим автором революционных пьес Вишневским.
Отправка Мандельштама в Дом отдыха была оперативным действием органов — чтобы не утруждать сотрудников безопасности лишней работой по розыску кочевого безночлежного поэта. И звонки из Союза писателей — проверка, на месте ли. Недаром отъезд на отдых был так четко отлажен и изящно обставлен. И Фадеев сокрушался не зря.
Во всем есть взаимосвязь и всюду — и в коммунальной квартире, и во Вселенной. Если уж морские приливы и отливы связаны с фазами Луны, то мирские-то поступки обязательно являются отзвуком чего-то, что случилось в бренном мире — в стране, в соседнем переулке. …Только что, 13 марта, в четыре часа утра Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила к расстрелу Николая Ивановича Бухарина.
В непредсказуемое время, при живом, хоть и арестованном Бухарине, да еще при неотмененной сталинской резолюции «изолировать, но сохранить», Ставский не осмеливался на донос. Три дня — 13, 14 и 15 марта — ушли на то, чтобы обзвонить писателей и заручиться их поддержкой («по общему мнению товарищей…»). И что же? На коллективное обвинение желающих нашлось бы предостаточно. На персональное же, за личной подписью, согласился лишь один — Павленко. Его письмо, как «общее мнение», Ставский присовокупил к своему доносу.
«О СТИХАХ О. МАНДЕЛЬШТАМА
Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи. Они в большинстве своем холодны, мертвы, в них нет того самого главного, что на мой взгляд, делает поэзию — нет темперамента, нет веры в свою строку.
Язык стихов сложен, темен и пахнет Пастернаком.
<…> Если бы передо мною был поставлен вопрос, — следует ли печатать эти стихи,— я ответил бы — нет, не следует.
П. ПАВЛЕНКО».
Читатели еще не старые помнят хрестоматийное произведение Павленко, рекомендованное для изучения в средних школах. Роман назывался — «Счастье». Поколение совсем молодое имело возможность познакомиться с творчеством писателя совсем недавно. На телеэкранах показали старый фильм «Падение Берлина»— величальная Сталину, авторы сценария — легендарный приспособленец Чиаурели и Петр Павленко.
Содружество — лакей и стукач воспевают убийцу.
Составляя зловещий донос, Ставский советовался с НКВД. Донос получился столь удачным, что на его основе разрабатывалась официальная «Справка» НКВД, послужившая сигналом к аресту Мандельштама. Кое-что из доноса вошло в «Справку» дословно:
«Антисоветские элементы из литераторов используют МАНДЕЛЬШТАМА в целях враждебной агитации, делают из него «страдальца», организуют для него сборы среди писателей».
НКВД — организация творческая, переписав донос Ставского, старший лейтенант госбезопасности В. Юревич развивает тему дальше: «Сам МАНДЕЛЬШТАМ лично обходит квартиры литераторов и взывает о помощи». Но этого мало, чтобы казнить. Что еще добавить? «По имеющимся сведениям, МАНДЕЛЬШТАМ до настоящего времени сохранил свои антисоветские взгляды». Уже лучше, уже теплее, но еще не горячо.
И вот — резкий взлет мысли, неожиданный поворот:
«В силу своей психологической неуравновешенности МАНДЕЛЬШТАМ способен на агрессивные действия.
Считаю необходимым подвергнуть МАНДЕЛЬШТАМА аресту и изоляции».
Кто-то из начальства подчеркнул карандашом столь удачную находку. Слева, на полях, в самом низу, чуть наискосок блеклый карандаш: «Т. ФРИНОВСКИЙ. Прошу санкцию на арест. 27/4». Подпись неразборчива. Чуть выше уже жирный карандаш: «Арест согласован с тов. Рогинским. 29/IV.38 г.». Подпись неразборчива. Еще выше размашистый сочный синий карандаш: «АРЕСТОВАТЬ. М. ФРИНОВСКИЙ 29.IV.38 г.».
У каждого личное орудие убийства — у кого карандаш, у кого фломастер, у каждого свой цвет — красный, синий, зеленый, фиолетовый, черный и т. д. — весь спектр.
На доносе Ставского строится и обвинительное заключение следователя Шилкина, сюда перекочевывают целые абзацы доноса. О том, например, что, несмотря на запрет, поэт часто приезжал в Москву, «останавливался у своих знакомых, пытался воздействовать на общественное мнение в свою пользу путем нарочитого демонстрирования своего «бедственного» положения». Далее — слово в слово — из «Справки»: об «антисоветских элементах из среды литераторов» и «страдальце».
Вот что значит правильно составленный донос, вот какой у него долгий путь: от организации ареста — до приговора.
Прежде чем «бедственное положение» и «страдалец» взять в язвительные кавычки, агенты НКВД, чтобы изобличить поэта, провели крупномасштабную операцию.
Лист дела 6. 29 мая 1938 года.
«Совершенно секретно, г. Калинин.
НАЧ. 4 ОТДЕЛА УГБ УНКВД по Калининской обл.
4-м Отделом ГУГБ НКВД СССР арестован за а/с агитацию писатель МАНДЕЛЬШТАМ Осип Эмильевич, который по имеющимся у нас данным имеет в г. Калинине 2-е квартиры, одна из них находится по Савеловской улице д. № 52 и вторая по 3-й Никитиной ул. д. № 43.
Просим срочно произвести обыск в этих квартирах и результат обыска вышлите немедленно в 9-е отделение 4-го отдела ГУГБ НКВД».
Цель обыска — обычная, постановление (лист дела 7) разъясняет: «<…> с целью обнаружения оружия, переписки и других вещественных доказательств подлежащих обязательному изъятию».
Выясняется, что на ул. 3-й Никитиной поэт с женой снимали угол. Ни оружия, ни вещей, ни даже бумаг агенты не нашли. А что же на другой квартире, на Савеловской, 52?