К семи часам канонада совершенно стихла. Наступила мертвая непробудная тишина. Захлопали окна, — из окон выглянули испуганные, недоумевающие лица. Что же случилось? Не наступило ли перемирие, не разбиты ли русские, не победили ли германцы? Тосковало и надрывалось тревожно уставшее сердце и никто не знал, торжествовать ли победу, кричать ли радостно и громко или плакать горько-горько, прощаясь с любимой столицей?
В этот час не было смеха. Как тени, двигались и шептались измученные люди. Ждали чего-то?
Напоминало надвигающуюся бурю… Солнце меркнет, зловещие черные тучи ползут над лесом, впереди туч клубится белое облако. Необъятная тишина сковала природу: птицы умолкли, даже деревья и те как будто замерли и притаились. Душу охватывает что-то тревожное и смутное, хочется бежать, спрятаться куда-нибудь, не видеть надвигающейся бури… А белое облако спускается ниже и ниже, вот оно приблизилось… дымится, расплывается… Деревья тревожно зашептались, навстречу вам по дороге несется облако пыли, над головою кружится испуганный стриж… еще минута и гром грянет.
Русские взяли Шарлоттенбург.
На Линден выстроились несметные толпы, впереди мужчин стояли женщины и дети. Над толпой колыхались белые флаги. Президент города, окруженный представителями милиции, держал на подушке традиционные городские ключи. Напряжение достигало апогея.
Вдали у Шарлоттенбурга слышался гул, — странный необычайный гул, как будто за городом шумело море.
Гул усиливался, рос, железным кольцом охватывал Берлин, лился уже со всех сторон, переходил в топот, в топот тяжелых ног исполинского чудовища.
На Бранденбургской площади стоял комендант и успокаивал население.
Солнце садилось. Кровавые отблески кровавого неба окрасили в пурпур крыши и здания. На небе клочьями бежали остатки разорванных туч. С Kaiser-platz несло дымом.
Сквозь гул и топот слышались стоны. Как будто плакала и рыдала тысячная армия — как будто поднялись миллионы убитых солдат и двигались к Берлину.
Запели песню. Песня лилась и ширилась, тосковала и печалилась. На всех наречиях и на всех языках пели эту песню. В песню вкладывалось одно чувство. Безобразными массами двигались толпы мертвецов. На конях ехали генералы, мертвые руки крепко держали поводья… за генералами, на сотни верст, шли мертвецы. И казалось, что эти массы задавят город, казалось, что миллионы стеклянных глаз мертвым взором окинут гордого кайзера, казалось, что миллионы рук стиснут его горло.
Рассеялся ужасный кошмар. Смолкла песня, только топот ног слышался совсем рядом — на аллее Победы.
Несколько человек вынули платки и замахали ими. Комендант вышел вперед и приложил руку к каске.
…И вдруг у Бранденбургских ворот грянула русская песня — из-за серых колонн медленно выезжала казачья сотня. Впереди ехал атаман, без шапки, в его правой руке сверкала обнаженная шашка, — он встряхнул кудрями и махнул хору…
А во том моем с…са… до…чке…
— вывел тенор.
Во зелен…ныем с…саду…
— рявкнул хор и зазвенел бубном.
Пал Берлин.
А вместе с падением Берлина, падение которого как-никак ведет к заключению мира, рушилось и то превратное мнение о России, которое господствовало ранее в среде европейских народов.
Кончилась война.
Великий толчок пробудил Россию от долголетней медвежьей спячки после событий 1905 года. Проснулся россиянин и во весь рост показал себя миру, показал не только внешний облик свой, о внешнем и до войны знали, а раскрыл перед Европой свою душу и сердце. Посвятил мир в идеалы свои. Доказал что и сын России — русский крестьянин — так же велик и могуч в своем духе. Он показал в себе полное отсутствие «варваризма», он превзошел германцев: поставил им истинные примеры духа, любви и мощи.
Дал наглядный пример истинной любви Христовой.
После всех великих испытаний, он вышел таким же чистым, святым и неоскверненным — как и до войны. Во время борьбы он не позабывал в себе человека — во враге видел человека-брата и бил его не с таким озлоблением, как били германцы… бил и жалел. Это великая черта души русской. Побить и пожалеть. Побить и после поцеловаться. А там били и не жалели, били с наслаждением, с вожделением, любовались страданиями битого и после жалели, что мало били. Это — звериная черта души германской.
Только духом и творчеством своим победил русский многодельную германскую машину. Одним махом… А там корпели десятки лет, составляли планы и проектировали, предугадывали и предусматривали, а все-таки поражения-то своего и не предусмотрели, позабыли, что человек машину изобретает, а не машина человека.
Пал Берлин.
Проснувшись от толчка, Русь встряхнулась и пошла к свету. И стал думать наш мужичок по-иному и окончательно понял, что напрасно спал и не верил в самого себя. Проснулся и увидел мир во всем его объеме. Одним махом оторвался от водки. Покряхтел, покряхтел и Бога после поблагодарил.
Россия доказала, что она является великим народом с своею собственной волей, с своими традициями и со своими историческими целями, выполнение которых поведет к прогрессу всего народа.
Пал Берлин.
И с падением Берлина стало понятным, за что сражалась Россия. Сражалась за свое будущее. Рухнули мечты немецкого кайзера об образовании «одного германского государства» — от севера Франции до Петрограда, от Черного до Адриатического моря.
Пал Берлин.
А с падением его загорелась новая заря в истории России.
Под конвоем казаков провезли кайзера.
Приложения
АнонимБЕЛАЯ ДАМА ИЗ БЕРЛИНСКОГО ЗАМКА
Она выходит из могилы и появляется тогда, когда неминуемая гибель грозит одному из членов дома Гогенцоллернов.
Громадное и мрачное здание, которое известно в Берлине под именем Старого Замка, высится издавна близ моста, заканчивающего аллею Лип. Замок этот — колоссальный памятник старины, каменная гора в полукилометр окружностью.
Фридрих, первый король Пруссии, предпринял постройку замка в 1690 г. с очевидным намерением превзойти Версаль в те времена, когда Берлин был еще жалким городишком, затерявшимся среди сухой пыльной равнины. К основному зданию замка времен Фридриха I примыкает несколько пристроек, теперь значительно обветшавших, поросших мхом, омывающих свои фундаменты в волнах Шпрее, некогда же служивших резиденцией Бранденбургской династии. Это, в точном смысле слова, единственный живописный уголок Берлина и в тоже время единственный, с которым связана неумирающая легенда.
Есть там одна башня — Башня с зеленой кровлей, — где во времена Фридриха Железного Зуба помещалась знаменитая мадонна, которую можно теперь видеть в Нюренбергском замке.
В своем любопытном труде о Гогенцоллернах Ньюком и д’Эстрей рассказывают, что когда в Берлине функционировал Верховный Тайный Суд и бывал принужден иногда за недостатком улик оправдывать обвиняемого, то последнего приводили к мадонне. «Благодарите нашу святую мать», — приказывали ему. Оправданного толкали во внутренность статуи; тотчас статуя при посредстве скрытого механизма начинала суживаться вокруг него, буравя несчастного своими внутренностями, пронзая его тысячью кинжалов. Затем открывался люк и погружал в бездну забвения останки несчастной жертвы.
В этой-то Башне с зеленой кровлей и обитает, по словам некоторых, Белая Дама. Но не все с этим согласны. Большинство утверждает, что Белая Дама обходит каждую ночь неслышным и неспешным шагом все шестьсот комнат Старого Замка, скользит по галерее рыцарей и многочисленным апартаментам, проходит тронный и белый залы. Что же касается королевских покоев, то она переступает их порог лишь накануне смерти кого-нибудь из членов царствующего дома. Есть и такие, которые говорят, что она до поры до времени тайно гнездится в неизвестном убежище и появляется, невидимая для всех остальных, лишь перед тем, кто должен умереть.
Кто она?
На этот вопрос существует три ответа. Одни хотят видеть в Белой Даме дочь народа, Анну Сидов, прекрасные глаза которой вскружили в шестнадцатом веке голову Иоакима II. Правитель разорялся на свою фаворитку; чтобы содержать ее в роскоши, он прибегнул услугам одного алхимика, Иренея Филопонуса Филарета, который обещал ему добыть из одной крупники философского камня триста миллионов золотых талеров. Но, так как эксперименты алхимика подвигались к благополучному концу не слишком-то быстро, Иоаким предпочел более верное средство нажины именно обложил народ непомерными налогами.
После его смерти наследник его Жан Георг осудил Анну Сидов на пожизненное заключение в Шпандау, где она и умерла в нищете и печали, так и не увидев света Божьего. Уверяют, что с тех пор ее душа, не будучи в состоянии отрешиться от земных благ, блуждает вечно по высоким залам замка, выстроенного потомками того, кто ее так любил.
По мнению других, Белая Дама — это призрак знаменитой вдовы, матери двух детей, графини Агнессы д‘Арламунд, которой пленился некогда маркграф Альберт Прекрасный, один из первых родоначальников дома Гогенцоллернов. Однажды маркграф сказал: «Я женился бы на прекрасной вдове, если бы не было четырех глаз, которые меня смущают». В этих словах честолюбивая графиня усмотрела намек на своих двух детей и не остановилась перед тем, чтобы умертвить их, вонзив им в головы золотую булавку.
А между тем, маркграф имел в виду своего отца и свою мать, которые противились его браку. Узнав об ошибке, вызвавшей двойное преступление, прекрасная Агнесса помешалась с горя, и ее душа, удрученная и осужденная, блуждает с тех пор без отдыха в мрачном жилище наследников ее робкого возлюбленного.
Эти две версии приведены у Ньюкома и д‘Эстрея. Помимо их существует еще и третья. Призрак Старого Замка, согласно этой третьей версии, есть дух неизвестной женщины, послужившей когда-то моделью для мадонны с кинжалами, мрачная слава которой до сих пор не затмилась в памяти Германии.