Вдовиченко глубоко вздохнул, точно набирая воздух, чтобы нырнуть:
— Такого случая не знаю.
— Разрешите спросить подсудимого, — обратился адвокат к судье.
Леонид Новожилин вскочил и торопливо сказал:
— Такой случай был. Саня мне рассказывал. Этот Вдовиченко в своем киоске торгует левым товаром…
— Напраслина, — спокойно отозвался Вдовиченко. Судья постучала карандашом.
— Все знают, торгует, — продолжал, волнуясь, Леня, — мануфактурой краденой торгует, нитками. Ну, и должен же он где-нибудь хранить это самое дело, а сарайчик подходящий. Все бы хорошо, да Саня поднял шум. Не позволю, говорит, чтобы там, где я нахожусь, хранили краденое. И будто бы Вдовиченко пригрозил ему: пожалеешь.
— Свидетель, был такой разговор? — спросил Куракин. — Может быть, вас смущает изобличающий характер показаний подсудимого, так ведь вы были судимы и осуждены как раз за спекуляцию. Наказание уже отбыли?
— Отбыл, — солидно подтвердил Вдовиченко.
— Ну, а раз отбыли, в чем же дело. Говорите, не стесняйтесь.
В голосе обвинителя впервые прозвучала ироническая нотка, и адвокат посмотрел на него с беспокойством..
— Стало быть, такой эпизод у вас с пасынком был?
— Не было, — сказал Вдовиченко с ясной улыбкой.
— Путает Новожилин, думает выпутаться, — сердито заметила мать убитого.
Вскоре судебное следствие было закончено, и слово для обвинительной речи было предоставлено государственному обвинителю Куракину. В зале сразу установилась абсолютная тишина. Все почувствовали, что дело под конец приняло новый и неожиданный оборот. Впрочем, Алексей Никитович Куракин стоял за своим столиком с самым обыденным выражением лица. И речь свою он начал без всякого пафоса, тихо и просто. Всем бросилось в глаза, что ни разу он не заглянул в лежавший перед ним написанный на машинке конспект. То ли он полагался на свою память, то ли отказался от своих тезисов…
— Граждане судьи, — сказал он, — вам предстоит решить тяжкий вопрос: виновен ли в убийстве подсудимый Леонид Новожилин. Моя задача, как представителя государственного обвинения, собрать воедино все доводы, уличающие подсудимого… и, разумеется, дать им критическую оценку. Да, именно критическую!
Куракин сделал паузу, и адвокат беспокойно заерзал. Он-то уже понимал, что сейчас произойдет!
— Прежде всего попробуем нарисовать картину убийства, — продолжал обвинитель. — Подсудимый в пылу ссоры из-за недополученного выигрыша хватает провод, с неимоверной силой отрывает с полметра и душит им жертву. Возможно это? Вообще говоря, возможно. Но почему не кричал Саня? А если кричал, почему не слышала Новицкая? Но пусть на этот раз она спала крепчайшим сном. А как попал труп в камыши, на расстояние полутора-двух километров? Признаюсь, этот вопрос вставал с самого начала, но казалось, что трудно спорить против факта: ведь несомненно, что труп обнаружен именно в камышах! Но как же дотащил его туда подсудимый? Не под силу ли это в большей степени взрослому и сильному мужчине, закаленному рыбной ловлей на свежем воздухе? (В этом месте Куракин пристально посмотрел на Вдовиченко).
А, с другой стороны, кто же решится тащить труп через весь город, пусть и на рассвете, когда прохожих почти нет. Почти! Но наверняка кого-нибудь встретишь, и что тогда? Неотвратимая улика! Как же мог решиться на такой риск хоть парень, хоть взрослый мужчина? И решился ли? На этот вопрос мне придется ответить, но немного позже. Сейчас скажу несколько слов об основной версии: Саня убит подсудимым во время ссоры, вспыхнувшей из-за неотданного фотоаппарата. Да, но оказывается, что выигрыш был отдан, почему же ссора? И была ли она?
Автором этой версии является мать убитого. Оставим же на ее материнской совести эту ничем не подкрепленную выдумку, как и выдумку о том, что убитый был сначала выведен из строя ударом в пах, а затем удушен. Кто это здесь удостоверил? Никто!
В зале пронесся вздох, казалось, все двести присутствующих вздохнули одной грудью. Адвокат окончательно понял, что «победителем» в процессе будет не он…
— Граждане судьи! — чуть повысил голос Куракин. — Вы, должно быть, подумали в эту минуту по моему адресу: а где ты был раньше? Почему до сих пор ты считал нарисованную тобой картину убийства возможной, а сейчас сам же отрицаешь ее? Это правильный упрек. Но ведь для того у нас и существует гласный суд и полная демократичность судопроизводства, чтобы истина всплывала на суде вопреки предвзятости, хотя бы и идущей из лучших предпосылок!
Куракин задумался и продолжал после тяжелого вздоха:
— Мать — это большое слово. Матери мы верим. Вот я и поверил настойчивому показанию матери о фотоаппарате, ну, поверил с ее слов и в признание подсудимого свидетелю Коваленко. Правильнее сказать, я воспринял слова Коваленко именно в этом смысле и именно потому, что так ориентировала меня мать убитого. Но мы слышали здесь Коваленко. Поразмыслив, я, как вероятно и вы, вижу, что никакого признания не было, была лишь мальчишеская болтовня. Да, граждане судьи, в настоящем процессе можно воочию убедиться в том, что даже множество косвенных улик не заменят одной прямой. Из ста кроликов не сделаешь медведя… Вспомним бревенчатый сарай, в котором поселился Саня. Поселился из-за дурного характера, как говорит мать. А не потому ли он предпочел сарай, что в доме ему не нашлось места? Или вот эти бумажные кули и металлический провод — они казались убедительными доказательствами виновности Новожилина. Но вот пришел сюда новый свидетель — Монастырский и объяснил, что таких кулей в том квартале в каждом доме множество. А ржавое пятно на сапогах? Мало ли по какой причине оно могло появиться!
Нет ничего зазорного для обвинителя в том, что судебное следствие, проведенное с такой полнотой и тщательностью, как в настоящем случае, в корне изменило картину преступления и опрокинуло выводы, которые на стадии предварительного расследования казались абсолютно точными. По велению советского закона именно суд, проверяя и взвешивая все «за» и «против», только и способен достигнуть материальной истины. И, заметьте, именно здесь, на суде, особенно заострились в живом и свободном ходе процесса те стороны дела, которые или оставались ранее в тени, или не привлекали достаточно моего внимания как следователя. Кстати, заслуга защитника здесь в том, что он, искренне и честно относясь к своим обязанностям, помог нам разобраться в отдельных неясностях. Например, в картине исчезновения Сани. Вечером он ушел спать, а наутро его не оказалась! Заявила ли мать об исчезновении сына? Да, заявила, но только семь дней спустя, да и то под влиянием всполошившихся соседей. Хладнокровие — отличное качество, но не хладнокровие матери, теряющей сына! Да, в самом деле, удивляет и даже пугает непонятное в обычных условиях желание матери заняться прихорашиванием того сарая, где жил только что исчезнувший сын.
А сапоги? Труп был найден разутым. Мать утверждает, что у Сани была только одна пара сапог, отчим говорит другое, после чего оба пытаются сблизить свои показания. Наконец пропавшие сапоги обнаруживаются в сарае, куда будто бы они были кем-то подброшены. Кому это понадобилось? Где тот преступник, который, убив Саню, понес его труп в сапогах прятать в камышах, для того чтобы… затем разуть убитого и подбросить сапоги в дом Ворониной? Но если убийца — Новожилин, зачем бы он снимал в сарае сапоги с убитого им Сани? Чтобы не причинить убытка родителям? Или он из этих же соображений разул труп уже в камышах и вернул обувь столь странным и опасным для себя способом?!
И, кстати, о камышах: неспроста ходил удить рыбу Вдовиченко! Только позвольте не поверить, что сей рыбак в пять часов утра уже возвращался именно с рыбной ловли, пробираясь огородами. Нет, настоящие рыболовы в пять часов утра только приступают к ужению. Не ходил ли он в этот ранний час совсем ради другой цели? Настала пора поведать вам, граждане судьи, мои сомнения в том, что Саня убит дома, а затем уже убийца потащил через весь город труп к заболоченной речке. Эти сомнения возникли у меня здесь, на суде, но, тем более, я обязан сказать вам о них!
А не могло ли разве произойти так: кто-то заманул Саню в камыши, может быть, даже под предлогом совместной рыбной ловли, и в этом глухом месте задушил мальчика? И не был ли это его отчим, имевший с пасынком свои счеты, боявшийся его разоблачений? Тогда утверждения Вдовиченко, что он оставил рыболовные снасти в камышах, неожиданно оказываются правдивыми: ведь должен же он был создать для будущей своей жертвы видимость предстоявшей рыбалки! Все это, конечно, требует расследования и проверки. Жаль, очень жаль, что следствие не велось с самого начала в этом направлении! По свежим следам можно было бы многое обнаружить… да и сейчас не поздно.
Мне скажут: не слишком ли шаткое мое предположение? Согласен. Однако существует древнее юридическое правило: узнай, кому выгодно преступление, и ты узнаешь преступника. Нет сомнений, что расправа над Саней выгодна спекулянту Вдовиченко, для того, чтобы избавиться от пристального взора честного юноши. В таком случае это даже не убийство, это — террористический акт над честным советским человеком!
Мог ли отчим привести юношу в это безлюдное место? Не надо спешить с выводами, этим, я надеюсь, займется будущее следствие, но сейчас скажу одно: хитрый и многоопытный Вдовиченко всегда мог найти повод и способ обмануть мальчика, ну, хотя бы обещанием прекратить свои нехорошие дела и ради примирения сделать этакую вылазку на лоно природы. Повторяю, выяснением улик займется новое следствие, здесь не решается дело по обвинению Вдовиченко и Ворониной в убийстве Сани, здесь решается судьба Новожилина. Но уже и сейчас у меня зарождается сильнейшее подозрение, что в том знаменитом свертке, который нес домой Вдовиченко, были кирзовые сапоги, обнаруженные потом в сарае! Хладнокровный убийца мог снять с убитого сапоги для того, чтобы запутать следствие, а мог по своей жадности и пожалеть «добро». Всем этим мы займемся позже.