– Что вы имеете в виду, сэр?
– Он женился на этом милом кротком создании, чтобы спасти свою шкуру, – сказал Джеймс решительно. – А через какие-нибудь полгода он и ее оставит без средств к существованию, да и без дома в придачу. Она к нему привязана, вот что прискорбно. Он не заслуживает подобной преданности. Случалось мне на своем веку, – продолжал он, и в голосе его прозвучали гнев и презрение, – встречать никчемных подонков, но Килрейн Мэллори всех их заткнет за пояс!
– Вы хотите сказать, что он…
– …наделал кучу долгов и в счет Фэроукса тоже. Проигрывал в карты, дарил драгоценности своей любовнице…
– Любовнице! – взорвался Гай. – Имея такую жену, как Джо Энн!
– Некоторые мужчины склонны к супружеской неверности, – спокойно сказал Джеймс. – Пожалуй, даже большая их часть. Но думаю, что многие из нас достаточно разумны, чтобы ценить по-настоящему хорошую женщину, если уж нам довелось ее встретить, и умерить свои аппетиты, чтобы не потерять ее. К сожалению, у Килрейна Мэллори недостает для этого здравого смысла. Или хотя бы вкуса. Мы поедем в Натчез, и я покажу вам эту женщину. Думаю, когда вы увидите ее, вам станут еще менее понятны мотивы его поступков…
– Ладно. Называйте цену.
– Какую цену, мистер Фолкс?
– Ту, что вы хотите получить за Мэллори-хилл. Я вам тотчас же выпишу чек!
– Мне не нужен чек, – спокойно сказал Джеймс. – Нам придется съездить в Натчез и переговорить с президентом банка. И я не был бы честен с вами, если бы не сказал, что, по моему мнению, неуплаченные долги по Мэллори-хиллу превышают нынешнюю рыночную стоимость плантации. Но если вы все-таки захотите покрыть эти долги, вы получите на него все права.
– А Фэроукс? – спросил Гай.
– С ним еще хуже. Мы держим под своим контролем только часть этих земель. Постепенно выкупаем векселя Мэллори у кредиторов по цене, ниже номинальной (они, понятное дело, потеряли надежду когда-нибудь получить свои деньги), потому что два соседних участка земли составят солидное капиталовложение. Через несколько недель мы выкупим все имение. Но здесь есть одно странное обстоятельство…
– Что еще? – проворчал Гай.
– Отсутствуют неоплаченные долговые расписки на дом и землю, на которой он стоит. На всю остальную часть имения они есть. Как вы понимаете, это осложняет дело. Дом – лучшая часть Фэроукса. Без него покупатели вряд ли заинтересуются плантацией.
– Напишите в Натчез сегодня же и скажите, чтоб они получили все эти расписки, – сказал Гай спокойно. – Когда они будут у вас, дайте мне знать, а о доме я сам позабочусь. Я освобожу вас от заботы об обоих имениях, мистер Джеймс, а что касается цены, то она значения не имеет.
– Понимаю. – Джеймс позволил себе слегка улыбнуться. – Я имею неплохое представление о том, сколько вы стоите, мистер Фолкс.
– Откуда же, черт возьми, вам это известно?
– У нас есть… хм-м… возможности выяснять подобные вещи. Вы не должны беспокоиться: это просто часть нашей работы. Во всем штате вряд ли нашелся бы человек, который разом освободил бы нас от этого бремени. Сложность продажи участков земли по частям доставляла нам немало хлопот. А когда вы появились на сцене с вашими карликами в тюрбанах и дорожными сундуками, я взял на себя смелость как служащий банка провести небольшое расследование. Я собирался пригласить вас к себе, но вы меня опередили. Во всяком случае, я предоставлю вам точную информацию через месяц-полтора. Это вас устроит, сэр?
– Вполне, – сказал Гай. – Спасибо, мистер Джеймс.
– Это вам спасибо. До свидания, мистер Фолкс.
В тот день Гай не вернулся в Фэроукс. Он поехал на ферму, которую Алан Мэллори подарил матери и Тому. Как он и предполагал, здесь было настоящее запустение: разбитые окна, просевшие ступени, половина полей заросла сорняками – и никаких следов хозяйской заботы.
«Их можно увезти с холмов, – горько подумал он, – но дух холмов из них не выбить!»
Наконец он отыскал Тома: тот спал под деревом, а мул, запряженный в плуг, терпеливо дожидался его на незаконченной борозде. Кругом не было видно ни единого негра, как, впрочем, и следов женского присутствия. Где же мама и Мэтти? Прошло так много лет, возможно, Чэрити и не дождалась его возвращения, но Мэтти? Он наклонился и сильно потряс Тома за плечи.
– Хр-р-р! – произнес Том, обдав Гая перегаром дешевого виски. Тогда он пнул Тома под ребра. Это подействовало. Старший братец принял сидячее положение, щурясь, как пьяная сова. Впрочем, совы считаются мудрыми птицами, с отвращением подумал Гай.
– За что это вы пнули меня, мистер? – заскулил Том.
– За дело, свинья ты пьяная! Скажи мне: где мама и Мэтти?
– Мама умерла пять лет назад от легочной лихорадки, а Мэтти… Господи Боже! Вы… вы…
– Гай. Пойдем-ка в дом и вольем в тебя немного кофе, а то иначе от тебя толку не добьешься. Значит, бедная мама умерла? – Как Гай ни старался, он не мог вызвать в душе ничего, кроме легкой тени сожаления, как будто речь шла о человеке, которого он едва помнил, а не о собственной матери. «А я ее почти и не знал, – подумал он. – Всегда жил в тени отца, тени гиганта. Да папа и был им: даже его безрассудства и грехи были величественны…»
Он наклонился и рывком поставил Тома на ноги.
– А где Мэтти? – прорычал он.
– Она сбежала с торговцем ниггерами через год после того, как ты уехал. Какое-то время она жила в штате Кентукки, в Лексингтоне, если не ошибаюсь. Потом у нее пошли дети, каждый год по штуке, а бывало и по двое. И она перестала писать. Думаю, с ней все в порядке, по крайней мере, плохих известий не было…
– Хорошо, – сказал Гай. – Пойдем.
Изнутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи. Пахло потом, помоями и протухшей едой. «Постельное белье, наверно, год не менялось, – подумал Гай, – а уборка не делалась лет пять, не меньше». В доме не было ни единого целого стула. Том неумело разжег огонь и поставил на него разбитый котелок с кофе. Потом уселся на шаткий стул и с искренним восхищением уставился на младшего брата.
– Господи, ну и шикарно же ты выглядишь! – воскликнул он. – Бьюсь об заклад, что твои одежки стоят больше, чем я зарабатываю за год!
– Думаю, так оно и есть, если судить по тому, что я успел увидеть, – сухо сказал Гай. – Так ничего и не сделал из того, о чем я говорил тебе, не так ли? Распродал всех негров, сожрал всю скотину, насадил хлопок до самого крыльца, вместо овощей, истратил все деньги на поганое пойло, дешевых шлюх, вместо того чтобы содержать дом в порядке, превратился в такую свинью, что ни одна приличная девушка не пойдет за тебя замуж. Посмотри, на кого ты похож!
– Я пытался что-то сделать, – захныкал Том, – Бог тому свидетель… Да сноровки у меня нет. Дела шли так плохо… Послушай, Гай, ты теперь богат, не мог бы ты…
– Ни цента, даже ломаного гроша не дам. Хотя кое-что для тебя сделаю только потому, что мы родственники. Через месяц-полтора у меня будет свое имение. Тогда я буду присылать сюда каждый день своих ниггеров, чтобы они наводили порядок и работали в поле под присмотром толкового надсмотрщика. Я найму женщину для ведения домашнего хозяйства, какую-нибудь мулатку лет двадцати восьми – тридцати, достаточно молодую, чтобы ты держался подальше от деревенских шлюх. Я прикажу, чтобы дом побелили и навели в нем чистоту. И уж на этот раз тебе придется ее поддерживать, а не то задам тебе трепку!
– Спасибо, Гай, – пробормотал Том.
– Не стоит благодарности. Мне пора идти.
– Ты поедешь в Кентукки искать Мэтти?
– Нет, черт возьми! – раздраженно ответил Гай. – Очень жаль, что и ты не потерялся, как она!
Обратная дорога к Фэроуксу вела через расположенную выше по реке плантацию, также принадлежавшую семейству Мэллори. Она была хорошо ухожена, но чувствовалось, что здесь хозяйничала не такая умелая рука. Мэллори-хилл являл собой холодное совершенство, зато в эту плантацию, по всему видно, была вложена огромная любовь, которая преобладала над знаниями и возмещала их недостаток…
Через полчаса он проехал мимо высокого молодого человека на лошади, наблюдающего за работой кучки рабов. Гай с удивлением заметил, что на передней луке его седла не висит хлыст и при этом негры работают быстро и хорошо. Он дотронулся до шляпы в знак приветствия, а мужчина в ответ приподнял свою широкополую шляпу. Волосы его были светлыми. Гаю почудилось, что он когда-то видел этого человека.
Проехав легким галопом еще сотню ярдов, он внезапно развернул своего вороного и поскакал назад.
– Фитц! – закричал он.
Юный Мэллори уставился на Гая.
– Хотя вам и известно мое имя, но боюсь, что я вас не знаю… – начал он и вдруг закричал: – Гай! Гай!
Гай протянул руки и заключил Фитцхью в свои объятия. Потом выпрямился и стал разглядывать старого приятеля, которому теперь было уже двадцать восемь лет: он был высок и крепок, а единственное, что напоминало в нем прежнего хрупкого юного книгочея, – выражение чистосердечия и искренности в больших голубых глазах.
– Вот уж не думал, что буду так рад увидеть тебя через столько лет, – сказал Гай грубовато, чтобы скрыть те теплые чувства, которые всегда вызывал в нем юный Фитцхью, и вновь в голову ему пришла та же мысль, что и восемнадцать лет назад: почему Том совсем не такой?
– И я рад, – улыбнулся Фитц. – Поедем домой, Гай, и поговорим толком…
– Ты ведь не можешь бросить негров без присмотра, – заметил Гай. – Без тебя они палец о палец не ударят.
– К моим неграм это не относится, – гордо сказал Фитц. – Они работают независимо от того, с ними я или нет. Верно, ребята?
– Да, сэр, масса Фитц! – радостно закричали негры.
Гай подумал, что он в жизни не слышал такого единодушного проявления любви. «Ему это удалось, – подумал он, – не пойму как, но удалось. Не удивительно, что плантация имеет такой ухоженный вид. Уж не знаю почему, но в детстве его все любили, даже Кил. И дело тут не только в обаянии. Просто он сам всех любит, по-настоящему любит, а ничто так не привязывает людей, как это…»