[249]. Из этих слов следует, что голова Есенина была отклонена вправо. Высказано два противоположных мнения. Если прав А. В. Маслов, то дальше говорить не о чем, убийство очевидно. Поэтому будем считать, что прав Е. С. Мишин.
Из акта осмотра тела известно, что мертвой петли на веревке не было. Аналогичные сведения содержатся в воспоминаниях Г. Ф. Устинова: «Есенин не сделал петли, он замотал себе шею веревкой так же, как заматывал ее шарфом. Он мог выпрыгнуть в любую минуту»[250]. Неизвестно, присутствовал ли Устинов при снятии Есенина из петли, или он рассказал с чужих слов. Во всяком случае, нам кажется, что устиновское описание характера петли недалеко от истины.
Реконструкция положения веревки на шее Есенина, сделанная на основании приведенных данных, показана на рисунке. Кусок веревки, образовавший борозду 1–1а, показан черной линией, борозду 2–2а — серой.
От левого уха веревка идет под подбородок, затем один раз обвивается вокруг шеи. Других оборотов витой веревки вокруг шеи не было, иначе были бы не две странгуляционные борозды, а больше. При этом у веревки остается свободный конец. Из описаний и фотографий не ясно, как он был закреплен. А он обязательно должен быть как-то закреплен.
Если свободный конец веревки не закреплен, то тело держится на веревке только за счет силы трения между шеей и веревкой, что явно недостаточно для того, чтобы оно удержалось в петле. Но если свободный конец веревки пропущен под петлей (как показано на рисунке), то он фиксируется прижатием его к шее под тяжестью самого тела и препятствует скольжению веревки по шее и выпадению тела из петли. Веревка была витая, и это обеспечивало более сильное сцепление ее с мягкими тканями шеи, нежели гладкой веревки. Но для окончательного повешения этого мало. Положение тела все еще остается крайне неустойчивым при такой конструкции петли. Дело в том, что в этой петле возникает кручение тела против часовой стрелки (с точки зрения внешнего наблюдателя), в результате которого тело неизбежно выскальзывает из веревки.
Для того чтобы в такой петле тело Есенина было зафиксировано в висячем положении, нужен был упор, препятствующий вращению. Таким упором стала правая рука, якобы державшаяся за трубу, но с точки зрения механики функция этой руки сводилась к удержанию тела в петле. Стоит убрать руку с трубы, и тело при повороте должно само выскользнуть из веревки.
Известно, что при повешении возникают спонтанные агональные судороги верхних и нижних конечностей. В связи с этим положение правой руки, державшейся за трубу, в сценарии самоубийства выглядит неправдоподобно. При конвульсиях тела она должна была бы разжаться и упасть вдоль тела. А это неизбежно привело бы к выскальзыванию тела из петли.
Но если вешали мертвое тело, то при отсутствии агональных судорог правая рука, упертая в трубу, предотвращала вращение тела и выпадение трупа из петли.
В отличие от других признаков и симптомов повешения агональные судороги наблюдаются всегда. По статистике частота встречаемости переломов подъязычной кости и хрящей гортани составляет от 24 % до 46 %[251]; мочеиспускание, дефекация, семяизвержение — встречается в 39–53 % случаев[252]; ущемление кончика языка между зубами наблюдается от 5,8 % до 44,8 % случаев, составляя в среднем 30 % случаев, как правило, при переднем (переднебоковом) положении петли[253]. Это важные признаки, но они не всегда проявляются. Что касается агональных судорог, то они наблюдаются в 100 % случаев прижизненного повешения, а при посмертном — никогда.
Вывод: столь неустойчивое положение тела в петле свидетельствует скорее о посмертном повешении, нежели о самоубийстве.
Но, может быть, неустойчивое положение в петле — это фикция и второй конец веревки был тоже закреплен на трубе? Разве можно полностью доверять воспоминаниям Г. Ф. Устинова?
Конечно, воспоминаниям Устинова можно не доверять. Доверять надо законам механики. Если бы второй конец веревки тоже был привязан к трубе, то, во-первых, странгуляционная борозда, не только с левой, но и с правой стороны шеи, должна была бы уходить к уху, что противоречит наблюдаемым фактам. Во-вторых, наклон головы был бы не вправо, а вперед, и Есенин упирался бы в трубу верхней частью лба. Такое положение головы не соответствует косой вмятине на его лице, идущей от переносицы к нижней части лба над левым глазом (если, конечно, считать, что эта косая вмятина получена от соприкосновения с трубой). Данное противоречие показывает: с предположением о том, что второй конец веревки тоже был привязан к трубе, версия самоубийства несовместима, поскольку травму на лице придется признать полученной до повешения.
Есть еще одна деталь. При внимательном рассмотрении фотографий с изображением странгуляционных борозд на шее Есенина обращает на себя внимание, что с правой стороны шеи следы от витой веревки наложены поверх странгуляционной борозды (3) другого вида, равномерно окрашенной в отличие от борозд 1 и 2, более широкой, чем толщина одиночной витой веревки, и не имеющей никаких следов, хотя бы отдаленно напоминающих отпечаток витой веревки (фото 28). В отличие от борозд 1 и 2 она гладкая и везде имеет параллельные края и перпендикулярна позвоночнику. С левой стороны шеи эта борозда незаметна.
Фото 28
Фото 29
Возникает вопрос, является ли странгуляционная борозда 3 трансформацией борозды от витой веревки или имеет другое происхождение, например от тесьмы или ремня? Ответ на этот вопрос имеет принципиальное значение, поскольку дает возможность выбрать между версиями убийства и самоубийства. Для ответа на него важно обратить внимание на то место соприкосновения борозд, которое расположено с правой стороны шеи ближе к затылку (фото 29). Никакого плавного перехода между двумя видами странгуляционных борозд на фотографии незаметно, наоборот, наблюдается весьма резкий контраст между ними, что дает основание говорить об их независимости друг от друга.
Некоторые судмедэксперты в беседе с автором статьи утверждали, что борозда 3 может быть следом от скольжения веревки по шее. Эта версия маловероятна, поскольку следы от витой веревки на правой стороне шеи и сверху и снизу выходят за пределы борозды 3, а кроме того, лежат поверх ее. Предполагается также, что петля была изготовлена из двух предметов: из веревки, к которой была привязана какая-то тесьма или широкий ремень[254]. Но это предположение, с одной стороны, противоречит акту осмотра тела, в котором сказано, что труп висел на веревке, и отсутствует какое-либо упоминание о тесьме или ремне. С другой стороны, должны быть узлы в местах связки веревки с тесьмой или ремнем, которые должны были бы оставить на шее соответствующие отпечатки. Но отпечатки узлов отсутствуют.
Следует отметить, что, согласно акту вскрытия тела, исследование мягких тканей шеи Гиляревским не проводилось или по каким-то причинам не отражено в нем. На фоне тех вопросов, которые возникают при анализе странгуляционных борозд, это обстоятельство заставляет с подозрением относиться к данному акту.
Фактически, имея, с одной стороны, фотографии, запечатлевшие раны на лице и руке Есенина, а также весьма неоднозначные следы на его шее, а с другой — описания ран и странгуляционной борозды в актах осмотра и вскрытия тела, каждый из нас поставлен перед дилеммой: чему верить, своим глазам или тексту актов?
Согласно воспоминаниям Н. Л. Брауна, в выносе тела из гостиницы «Англетер» и перевозе его в покойницкую Обуховской больницы участвовал поэт В. В. Князев:
Настало время выноса.
Я подошел, взял Есенина под плечи. Волосы рассыпались мне на руки. Бессильно откинулась голова. Вспомнилось: «Запрокинулась и отяжелела золотая моя голова».
Одному мне было не под силу. Подошел Борис Лавренев. У ног были — В. Эрлих, В. Князев, П. Медведев[255].
Мы вынесли Есенина по узенькой лестнице черного хода во двор гостиницы. Там уже стояла продрогшая сгорбленная лошадь, запряженная в сани.
Дул резкий ветер, падали редкие снежинки.
Надо было чем-то укрыть тело Есенина. Борис Лавренев взбежал по лестнице и принес из номера гостиницы простыню. Ею укрыли Есенина. В ногах сел Василий Князев. Сел возчик. Лошадь тронулась. Заскрипели по снегу полозья.
Всю ночь, не отходя, провел Василий Князев у тела Есенина[256].
Согласно справке Обуховской больницы им. проф. Нечаева, тело С. А. Есенина было доставлено в покойницкую в 4 часа вечера 28 декабря 1925 года[257] милиционером Каменским. При приеме тела больничный вахтер А. Т. Исаков написал расписку: «Принят труп гр-на Сергея Есенина из гостиницы пр. Майорова Интернационал. На трупе брюки, две рубашки, кальсоны, подтяжки и носки, простыня. Вещи оставлены в покойницкой»[258]. На обороте расписки имеется надпись: «Взято мной, нижеподписавшимся, с трупа Сережи в мертвецкой Обуховской больницы, в ночь с 28 на 29 декабря 25 года. В. Князев. / Прошу поместить в Есенинскую комнату Пушкинского Домика или какого-нибудь другого музея. В. К.»[259].
В связи с этой распиской и надписью на ее обороте возникают два вопроса: 1) что именно было взято В. Князевым в мертвецкой Обуховской больницы: вещи Есенина или расписка вахтера и 2) что делал В. Князев в ночь с 28 на 29 декабря 1925 года в мертвецкой Обуховской больницы? На первый вопрос позволяют ответить мемуарные заметки П. Н. Лукницкого, написанные им 29 января 1926 года: «В один из последующих дней