Дом Хасегавы, окруженный высоким деревянным забором, располагался на вершине холма. У ворот путников встретили два лакея, которые распростерлись на земле, затем встали, помогли прибывшим спешиться и увели лошадей.
Перед домом был традиционный садик с посыпанными песком дорожками и бассейн с. выложенным мозаикой дном. Йеясу остановился, чтобы бросить рыбкам горсть корма из деревянной кормушки. Рыбки толкались и подпрыгивали, дрались из-за лакомых кусочков, а затем уплыли доедать добычу.
В дом вела широкая деревянная лестница. Когда Хасегава и Китаяма вошли внутрь, слуги распростерлись перед ними.
Йеясу остановился.
— Оджии-саи, вы хотите увидеть свою дочь прямо сейчас?
Дэниел кивнул.
— Вы должны помнить, что она не видела вас много лет. Она старая и немощная женщина.
— Понимаю, Йеясу. Это будет нелегко для меня. Я в последний раз видел ее маленьким ребенком. Ей было четыре года.
«Мои дети, Роберт и Элизабет, мои близнецы. Теперь ей восемьдесят четыре, а я остался молодым».
Он почувствовал горький привкус во рту. Похоже на небольшую утечку масла. Возможно, он перегрузил свой синтезатор голоса, и включились системы самовосстановления.
— Мой дядя известен в нашей семье как Тацуа. На заднем дворике построена часовня в его честь.
— Его звали Роберт.
— Мы вернулись к старым временам, оджии-сан. Я надеюсь, что вы скоро тоже окажите честь нашей семье и выберете себе подходящее имя.
Дэн поморщился.
— Моя мать ждет нас, оджии-сан.
— Вероятно, вы не называете ее Элизабет?
— Ее зовут Яками, оджии-сан.
— Войдем внутрь. Я хочу видеть свою дочь,
Йеясу удержал его.
— Еще минуту, дедушка. Пожалуйста. Моя мать очень стара. Очень немощна. Большую часть времени она не понимает, где находится. Она Думает, что по-прежнему живет в Бейкоку…
— Что?
— Бейкоку. Соединенные Штаты.
— Понятно. Вы родились здесь, Йеясу?
— К сожалению, нет, дедушка. Но все мои дети родились на Хоккайдо.
— И что же?
— Я постараюсь объяснить Яками, кто вы такой. Она немного говорит по-японски, но предпочитает английский. После смерти Тацуа она приняла решение вернуться в Бейкоку. Когда она достигла преклонного возраста, я вынужден был привезти ее на Хоккайдо, но, думаю она предпочла бы остаться там. Возможно, вам удастся убедить ее…
— Послушайте, Йеясу. Я сам могу вернуться в… Бейкоку! Я все еще не уверен, что захочу жить жизнью космического самурая. Я здесь все еще гость, понимаешь?
Хасегава шумно вздохнул, покраснел и поклонился.
— Как дедушка пожелает. Пожалуйста, пройдемте.
Старая женщина сидела на свежих соломенных циновках, обложенная со всех сторон подушками. Несколько женщин помоложе окружали ее. Йеясу подошел к ней и поклонился.
— Коничи ва, ока-сан.
Женщина не отреагировала.
Йеясу коснулся ее, затем взял за руку и легонько потряс.
— Ока-сан. Ока-сан.
Старая женщина подняла голову и посмотрела на Йеясу, Стоя позади внука, Дэниел внимательно всматривался в морщинистое, с туго натянутой на скулах кожей лицо старухи. Похоже, у нее совсем не осталось зубов. Глаза казались мутными, а волосы редкими седыми прядями спадали на лицо. На ней было богато расшитое кимоно, свободно болтающееся на ее немощном теле.
Она что-то пробормотала. Дэниел не смог разобрать ни слова.
Йеясу заговорил со старухой по-японски и показал на Дэниела. Она проследила за жестом сына, и в ее затуманенных глазах зажегся свет. Она сделала попытку встать.
Тотчас же служанки подхватили ее под локти и помогли подняться. Она попыталась сделать несколько шагов по направлению к Дэниелу, Он сам подошел ближе.
— Элизабет?
Ее губы дрогнули. Она пробормотала несколько слов на смеси английского и японского, которые Дэниел не понял, и положила ладони ему на грудь. Он посмотрел на худые, почти прозрачные руки, казавшиеся невесомыми.
— Папа?
Он опять произнес ее имя.
Она вглядывалась в лицо Дэниела, и глаза ее увлажнились.
— Папа. Мама, — она помолчала. — Мама сказала, что ты был ранен. Тебе стало лучше. Мама сказала, что ты придешь, но не к обеду. И не вечером. Мы ждали. Роберт и я ждали, Роберт сказал: «Элизабет, папа обязательно вернется».
— Папа вернулся.
Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Счастливая детская улыбка заиграла в уголках ее беззубого рта.
— Папа вернулся, — повторила она. — Вернулся, вернулся. Теперь мама приготовит обед. Роберт, папа вернулся.
Дэниел посмотрел поверх своей дочери на внука.
Хасегава махнул рукой, и служанки бережно подхватили старую женщину и усадили на подушки. Она сидела, счастливо улыбаясь Дэниелу и беспрерывно повторяя слово «папа». Тоненькая струйка слюны стекала из уголка ее рта. Она, казалось, не замечала этого, но одна из служанок осторожно вытерла ей рот платком.
Старая женщина слегка раскачивалась и не отрывала восхищенного взгляда от отца.
Йеясу заговорил со служанками по-японски. Они понимающе кивнули и поклонились. Йеясу сказал несколько слов матери по-английски, коснулся ее руки и вывел Дэниела из комнаты.
В покоях Йеясу двое мужчин уселись на чистые татами. Женщина принесла кувшин с сакэ и установила его на миниатюрную жаровню с древесным углем. Рядом с жаровней она поставила две чашки.
— Мой дедушка хочет сакэ? — спросил Йеясу.
Дэниел с сожалением покачал головой.
— Боюсь, я больше не пью и не ем. В эту штуку вмонтирован источник энергии, — Дэн ткнул пальцем себе, в грудь. — Кимура объяснял мне, что они создали специальную медленно делящуюся смесь радиоактивных элементов, способную самовоспроизводиться. Несколько элементов с коротким периодом полураспада и несколько — с длинным. Этого мне хватит до конца жизни.
Он засмеялся.
Хасегава вопросительно взглянул на него.
— Но ведь вы можете прожить много лет.
Дэн кивнул.
— Если мне будет позволено спросить, — продолжил Хасегава, — вы имеете представление, как долго вы проживете? С телом ожившей ханива…
— Чего?
— Статуи.
— Угу.
— Ваше сердце — ротационный насос, желудок — ядерный реактор. Ваши руки и ноги — удивительные механизмы и, как всякие механизмы, их можно заменить новыми, если они износятся или сломаются. Ведь так?
Дэн потер подбородок.
— Я никогда не обсуждал этот вопрос с Ройс и Кимурой. Но, думаю, вы правы.
— Так сколько же вы проживете? Сто лет? Тысячу?
Йеясу наполнил сакэ одну из чашек и поднял ее.
— Если дедушка не возражает…
Дэниел безразлично кивнул.
— Долгой вам жизни и отличного здоровья, уважаемый старейшина, — произнёс Йеясу с оттенком иронии.
Он отхлебнул горячее сакэ и поставил чашку рядом с кувшином.
Дэниел попытался изобразить глубокий вдох. Он мог сжать губы и воспроизвести звук.
— Есть еще одна вещь, которую нужно узнать у врачей. Говорят, что клетки мозга изнашиваются, умирают и больше не восстанавливаются.
Хасегава вновь наполнил свою чашку, внимательно наблюдая за Дэниелом.
— Но у пас их такое количество — миллиарды и триллионы, — Дэниел кончиком пальца постучал себе по виску, — что при обычной скорости их отмирания, если, конечно не случится ничего, вроде травмы, можно не волноваться, что эти клетки закончатся, и вы превратитесь в идиота. Думаю, их хватит и на сто, и на пятьсот лет.
Он покачал головой.
— Но я не знаю, сколько проживу. Это, действительно, вопрос. Может быть, они продолжат по частям извлекать мой мозг и выкидывать на помойку, — он горько усмехнулся, — заменяя его электроникой, пока я полностью не превращусь в Машину. И тогда вообще не о чем будет беспокоиться.
Хасегава усмехнулся.
А как определить момент превращения человека в машину? Или — прошу прощения, дедушка, — в вещь?
Дэниел опять покачал головой и смущенно развел руками.
— А сейчас я человек? Или вещь?
Йеясу наклонил голову и молча ждал.
— Думаю, что я все же человек, поскольку чувствую себя им. Я обладаю сознанием. Я личность. Не знаю… — он пожал плечами.
— Когито эрго сум.
— Это старинная японская пословица?
Йеясу покраснел.
— Я не хотел обидеть вас, дедушка.
— Нет, нет. Просто я становлюсь слишком чувствительным. У меня никогда не возникало мысли, что… — он пристально посмотрел в глаза Йеясу. — Давно она в таком состоянии?
— Вы имеете в виду мою мать?
— Конечно.
— Она хочет вернуться на Землю, в Бейкоку, и снова жить в Сан-Франциско.
— Она хочет? Откуда вы знаете? Она ведь… — он не договорил.
— Иногда она сознает, где находится. Когда я привез Яками на Хоккайдо, ее состояние было гораздо лучше. Тогда… это моя вина, дедушка.
Он низко опустил голову.
Дэниел ждал.
— Она тогда заводила речь о сеппуку. Поэтому мне нелегко обсуждать ваш возраст, дедушка. Она хотела умереть от своей руки, пока у нее еще сохранились силы.
Долгое время они молчали. Дэниел смотрел, как Йеясу опять наполнил сакэ свою чашку, поднял ее и принялся рассматривать прозрачное сверкающее содержимое. Затем Хасегава вылил горячее сакэ обратно в кувшин и поставил чашку на место.
— Я проявил слабость, дедушка, я уговорил ее не расставаться с жизнью. Конечно, я хотел, чтобы моя мать осталась со мной. А присутствие здесь леди Хасегава придало бы величие нашему дому. Но я оказался не прав. В своем эгоизме я удерживал ее до тех пор, пока она стала неспособной принять самостоятельное решение и совершить ритуальный обряд. Это моя вина. Вы сами все видели.
— Как вы здесь определяете время? — спросил Дэниел.
Йеясу удивленно посмотрел на него.
— Когда зайдет солнце?
— Уже скоро.
Дэниел поднялся.
— Прошу прощения, Йеясу. Я хотел бы пойти к себе в комнату.
— Конечно, дедушка, — Хасегава вскочил на ноги и поклонился. — Я не предполагал, что усталость…
— Нет, все в порядке, — ответил Дэниел, посмотрев на свои руки. — Я сам приятно удивлен — похоже, мое новое тело никогда не устанет.