Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкнуло их на безответственные авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота. Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы, они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества».
Москва, 19 августа 1991 года.
Перчатка была брошена, но Янаев со товарищи её поднять не решились. Самолёт Ельцина, на котором российский лидер утром возвращался после визита к Назарбаеву, не был, как планировалось, посажен вместо Внуково на военном аэродроме в Чкаловском. Что следовало сделать по логике настоящего заговора. Группа «Альфа», скрытно встречавшая Ельцина по приземлении, сопровождавшая его до дачи и контролировавшая все пути и передвижения между дачей и Москвой, так и не получила от Крючкова команду на задержание, которую ждала с ночи. Так что уже первая демонстративная проба сил закончилась в пользу Президента России, предопределив, как потом стало ясно, окончательный исход противостояния. Первый день у Белого дома – всего несколько сотен горожан, но на следующий день их было уже десятки тысяч, москвичи встанут живым кольцом вокруг Белого дома, а ленинградцы выйдут на Дворцовую площадь, протестуя против ГКЧП. Войска же и танки в Москве так и не пойдут в наступление, а в городе на Неве и вовсе не появятся. На третий день маршал-фронтовик Язов, оценив обстановку и настроения в столице, заявит: «Стрелять не дам!» – и скомандует убрать армию с московских улиц и площадей.
После заседания валютного комитета Геращенко наконец встретил министра финансов В. Е. Орлова. Вот, как вспоминает об этом Виктор Владимирович.
Геращенко В. В.: «Слышу от него: “Вот телеграмму подготовили, надо бы и тебе её подписать”. Делать нечего. После этого Владимир спрашивает: “Куда собрался?”Я отвечаю: “Меня в Госбанке ждут”. – “Не спеши, – останавливает Орлов. – Сейчас Павлов будет заседание правительства проводить, тебя всё равно вызовут, только время потеряешь ходить туда-сюда”. Я не был членом правительства, но понимал, что спорить бессмысленно, тем более что на Пушкинской улице уже было выставлено оцепление – проезд закрыт».
Вечером, в 18:00, действительно собрался президиум правительства. Павлов сделал короткое вступление, видимо хорошо обдуманное, – минимум слов, чёткие, жёсткие формулировки. Не агитировал, ни на кого не давил. Высказался по вопросу об отношении к Союзному договору и реакции правительства на события в стране. Всё то, что все и так знали из сообщений ТАСС.
Геращенко В. В.: «Павлов спросил. “Ну чего, мужики, будем делать?” Сам при этом пьёт в большом количестве нарзан. И тогда бдительный В. А. Раевский[272] мне шепчет: “По-моему, премьер под градусом! Второй раз глава правительства ведёт заседание в таком состоянии”. (Первый случай был с Н. С. Хрущёвым.) Владимир Абрамович – человек эрудированный. Я подумал: что-то не так, Валентин Сергеевич, конечно, мужик компанейский, но у него большая административная школа, он хорошо знает, как вести себя на работе. Здесь что-то не то!»
В стенограмме, которую несложно найти в сети Интернет, слова премьера выглядели более литературно: «Вопрос: как работать в условиях чрезвычайного положения? Причины, надеюсь, ясны. Обстановка такая, что правительственные решения не исполняются. Мы накануне остановки производства. Хочу, чтобы вы высказались».
Попросил всех высказаться. Среди членов правительства не было единодушия. Большинство высказывалось туманно. Кто-то более смелый поддерживал ГКЧП: «Наконец-то, давно пора», говорил, что в стране должен быть хоть какой-то порядок, нужно разобраться, что у нас творится. Вице-премьер К. Ф. Катушев твёрдо заявил: «Надо работать над решением тех задач, которые поставил ГКЧП».
Щербаков В. И.: «Позиция К. Ф. Катушева, поразила меня. В 9 часов утра 19 августа он уже сумел провести расширенное заседание коллегии, заслушать на нём мнение коллег о выполнении задач Государственного комитета по чрезвычайному положению, поддержать их и даже после этого оперативно разослал указания всем торгпредам, как себя вести».
В версии бдительного министра Воронцова отчёт Константина Фёдоровича на том заседании правительства звучал так: «Мы провели расширенное заседание коллегии, на котором поддержали все заявления, существующие на текущий момент. Мы сориентировали наши коллективы, чтобы они вели работу с иностранными партнёрами, чтобы скорректировать возможные негативные последствия. Надо работать над решением тех задач, которые поставил ГКЧП».
Щербаков В. И.: «Я сидел и думал: “Вот это партийная школа! Вот это аппаратный профессионализм! Мы ещё не поняли, что происходит, а он уже по полной программе меры принял!”.
А я-то только пытаюсь понять, что происходит в стране и что лично я, как председатель Госплана, должен делать в обстановке хаоса, которая может очень быстро перерасти во внешнюю блокаду и, не дай бог, гражданскую войну. Позиция правительства, казалось бы, ясна – премьер в составе ГКЧП, возглавляемого моим хорошим приятелем Геной Янаевым, с которым мы не одно ведро выпили вместе. И вот теперь он почти президент страны.
Так должен ли я поддержать друга-премьера и приятеля – почти президента, или мне следует выступить против них и фактически расколоть правительство. А если Горбачёв действительно недееспособен, то эти мои действия породят ещё больший хаос.
И всё-таки Валентин не только член неприемлемой для меня группы консерваторов, создавших ГКЧП, но и мой близкий друг, который, может быть, совершил ошибку. В правительстве точно самый близкий. Он рассчитывает на мою поддержку. Поэтому и звал меня 17 августа на встречу с Крючковым и Язовым. Так как я должен поступить – как друг и просто, как порядочный человек? Весь тот день я мучительно искал выход. И сделал для себя вывод: единственный вариант – надо отделять должность и служебные обязанности от личной позиции».
К. Ф. Катушева поддержали многие. Министр нефтяной и газовой промышленности СССР Л. Д. Чурилов заявил: «Мы отвечаем на вопрос: с кем вы? С вами, Валентин Сергеевич, с Кабинетом министров. Заявление встречено с пониманием, в нашей отрасли нужен порядок». Председатель Рослегпрома Л. Е. Давлетова сказала: «Промышленность на грани из-за так называемых суверенитетов. Мы за то, чтобы навести порядок в стране. Необходимо перестраивать, но нельзя всё разрушать. Мы за то, чтобы не было сотни тысяч безработных, мы поддерживаем заявление о ЧП, нужно, чтобы КМ СССР работал». В общем, оказалось, что все за экономические реформы, за суверенитет и самостоятельность, но против бардака в стране.
Щербаков В. И.: «Слушаю своих коллег, выступающих друг за другом. Все говорят, что им надоел бардак, установившийся в стране, а ещё точнее, во власти. Они явно с облегчением восприняли попытку команды ГКЧП найти какой-то выход из этой тупиковой ситуации, рады, что хоть кто-то выразил желание попытаться навести порядок.
И я их понимаю – всем членам правительства уже поперёк горла встали эти политические игры верхов! Когда идёт перетягивание полномочий, игрища в “царя горы” и никто не решается взять ответственность на себя, в то время, как хозяйство страны идёт вразнос. А ведь это с министров спрашивают за всё, что происходит в экономике страны, хотя они уже давно ничего не могут сделать, им просто связали руки! К тому же ещё и российская власть постоянно подзуживает, пытаясь перетащить к себе всевозможными подачками предприятия, организации, раскалывает страну, заманивая невозможными в реализации привилегиями автономные республики.
И вот я вижу, как измотанные неопределённостью люди выходят на трибуну и выговаривают то, что у них на душе наболело. Беда в том, что никто не говорил, что же необходимо дальше делать, к чему двигаться, да и как.
Никто не подумал, что быстро разгрести экономические Авгиевы конюшни можно только методами, которыми когда-то проводили коллективизацию, сворачивали НЭП… А мы этот вариант анализировали и пришли к выводу, что он был не реализуем в тех условиях. Более того, мы его рассылали всем этим людям.
Размышления эти у меня перемежались фразами из любимых бардовских песен. И ведь как правильно сказал Владимир Высоцкий: “Мы, волчата, сосали волчицу и всосали: нельзя за флажки!” И действительно мы росли и формировались все примерно в одинаковых условиях – кто-то постарше, даже в более жёсткой обстановке. У нас много общего и поэтому я знаю, что думает мой коллега, сидящий рядом со мной – мы все с молоком матери всосали общие правила поведения в подобных ситуациях, привыкли принимать решения по одинаковому принципу: “Времена не выбирают, в них живут и умирают. Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять…” У всех у нас есть своя “красная линия”.
И всё-таки “каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку…”, а значит и “Меру окончательной расплаты каждый выбирает по себе”.
Вот и мне, видимо, пришёл срок сделать выбор и сказать об этом… Именно в тот момент я окончательно “из повиновения вышел: за флажки”. Осознав, что это “не моя колея”».
А тем временем В. С. Павлов обострил вопрос: «Скажите, на ком стоит страна. На тех, кто вышел на Манеж, или на тех, кто стоит у вагранки ЗИЛа, Уралмаша, у ткацкого станка, или ведёт трамваи. Скажите, что делать?»
Первым альтернативное мнение высказал министр культуры Н.Н. Губенко. В «отчёте» Воронцова оно звучало так: «Говоря о долге перед государством, каждый задумывается о нравственности происходящего. За моей спиной нет ни оборонного, ни материально-технического потенциала. Я представляю здесь интеллигенцию, понятие, которое связано прежде всего с понятием морали и нравственности. Интеллигенция в период перестройки стала рупором общественного сознания. Если методы ГКЧП будут связаны с практикой 29–37, 48 годов, интеллигенция этого не поддержит. Если не принять шагов по налаживанию мостов с демократическими силами, может пролиться кровь. Нужны достоверные доказательства, что всё законно. Немедленно собрать ВС. Пока действия ЧП за рамками закона.