<…>
Если методы ГКЧП будут такими, интеллигенция этого не поддержит, более того, учитывая опыт государства, я знаю, что именно она будет первым козлом отпущения».
Щербаков В. И.: «Через два-три человека попросил слова я, но Павлов мне долго его не давал, видимо, заранее просчитав мою позицию, он не хотел устраивать разбор прямо на заседании.
Очередь до меня дошла только часа через полтора после начала заседания. Докладываю обстановку и предлагаю: надо разобраться, что с президентом и каковы перспективы. Но в конце концов мы работаем не на Горбачёва лично, а на страну, поэтому должны решить, что делать правительству и отдельным министрам, чтобы остановить сползание страны к хаосу и даже к гражданской войне. Я предложил немедленно проанализировать все критические точки народного хозяйства, поднять прежние мобилизационные планы, толково подготовленные предшественниками.
Следовало подготовить план действий и чрезвычайных мер, поскольку всё внешнее финансирование в ближайшие часы будет закрыто. Нужно было срочно собрать необходимую информацию, осмыслить ситуацию. В первую очередь немедленно проверить, что осталось по импорту, где он хранится, что находится в дороге? В стране не было инсулина, в Свердловске диабетики уже аптеки брали штурмом, в Челябинске и Новосибирске хлеба оставалось на одни сутки. И таких примеров было огромное множество. Какие критические точки. Я говорил, что нам, видимо, придётся вводить жёсткую систему распределения продовольствия, медикаментов, энергоресурсов, всего импорта товаров и валюты. Нужно было готовиться к эмбарго. На подготовку планов у нас оставались максимум, сутки».
В сокращённой стенограмме его речь выглядела так: «Речь идёт о судьбе государства. Надо отдать себе отчёт в том, что с ближайших часов мы не получим никакой иностранной помощи. Начнутся эмбарго одно за другим. Нужно успокоить директоров. Как руководитель Госплана я обязан знать и прошу немедленно посмотреть все мощности и резервы по мобилизационным ресурсам, чтобы в зиму страна не осталась без ресурсов».
Щербаков В. И.: «Теперь о моей личной позиции. Я пришёл в правительство работать на идею перестройки и реформ, и вот возникла явная опасность их свёртывания.
Мне тогда была непонятна правовая основа действий и позиция ГКЧП, отражённая в их Заявлении. Реализовать её можно было только методами, которыми в 1929 году сворачивали НЭП, я с ними не был согласен. И проводить их в жизнь не собирался. Как лицо, облечённое государственными обязанностями, буду честно их исполнять до Сессии ВС СССР и получения достоверных данных о законности происходящего.
На ней я решил бы, что делать дальше: оставаться в правительстве или уходить в оппозицию. В зависимости от того, что решат депутаты, от того, какие планы руководства страны будут утверждены. К этому я призвал и других».
Также В. И. Щербаков заявил, что считает необходимым взять под охрану все важнейшие инфраструктурные объекты – АЭС, склады боеприпасов, железные дороги, аэропорты и прочее. Короче, сделал профессиональный разбор, что надо делать в критической ситуации. Потом сказал о своей гражданской позиции, заявил, что, по его мнению, теперь начнётся поворот с курса перестройки.
Щербаков В. И.: «Я прямо сказал сидящим в зале президенту Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александру Тизякову и председателю Крестьянского союза СССР Василию Стародубцеву, вошедшим в ГКЧП, что знаю их позицию и взгляды, и реализовывать их не буду. Да их и невозможно было реализовать без репрессий 1929 и 1937 годов. Лично я этим заниматься не собирался».
Павлов первую часть речи своего первого заместителя В.М. Щербакова поддержал: всё внесли в протокол. Вторую часть («идеологическую») комментировать не стал.
Щербаков В. И.: «Валентин покраснел, похмыкал, но смолчал. В целом получилось так, что против ГКЧП на заседании правительства открыто выступили только я и Губенко. В кулуарах бурчали все, а под стенограмму в большинстве решили отмолчаться – кто там что про себя думал, Бог ведает. Но и делать из молчания вывод, будто все поддерживали, тоже неверно».
Тезисы своего выступления Щербаков привёл по памяти, а вот для уверенности в правоте изложения, как эти слова были записаны министром культуры СССР Николаем Губенко и председателем Госстроя СССР Виталием Серовым, участвовавшими в том заседании: «Я искренне удивлён, что в составе Кабинета министров, к сожалению, оказался ряд “политиков”, меняющих свои взгляды не по дням, а по часам. Я себя к таким не отношу. Свою личную позицию к происходящему определю, когда мне станут известны правовая основа действий и позиция самого ГКЧП. Для меня лично важны формы и методы, которыми они намерены восстанавливать порядок и дисциплину. При определении своей позиции буду исходить из продолжения этого курса. Привлечение к работе ГКЧП Тизякова и Стародубцева, взгляды которых мне хорошо известны, свидетельствует о возможности поворота с этого курса. Говорю открыто, я с их взглядами категорически не согласен и проводить их в жизнь не буду»[273].
Щербаков В. И.: «После моего выступления Павлов начал поднимать наименее активных и не настолько безрассудных, и не бросающихся на амбразуру министров».
Владимира Ивановича фактически поддержал заместитель председателя Кабинета министров СССР, председатель Государственной военно-промышленной комиссии Кабинета министров СССР Ю. Д. Маслюков: «Кем и чем мы собираемся осуществлять те функции, которые нам предписывают ГКЧП? 2. Кто и как делает расчёт по номенклатуре? 3. Методика формирования и доведения плана по постановлению ГКЧП. 4. Что такое новая методика формирования цен по постановлению ГКЧП? Я хотел бы на них получить ответы. (В этот момент происходит перебранка с Павловым.) Пока я не получу ответы на свои вопросы, не могу принимать решение».
Щербаков В. И.: «Маслюков задавал правильные вопросы, на которые не было ответов: “За счёт каких ресурсов члены ГКЧП планируют вернуть старые цены? И по какому закону это можно будет провести?” Новое законодательство это не позволяло сделать. Призывы ГКЧП подразумевали возвращение твёрдых заказов, планирование сверху всех параметров для всех предприятий. Юрий Дмитриевич говорил, что это уже не его дело, а Щербакова, но ему в ВПК тоже пришлось бы это указание выполнять. Просил он уточнить, по какой методике будет проводиться планирование, каким образом показатели будут доводить до предприятий? Он интересовался, как все эти решения соотносятся с Законом “О предприятии в СССР” Или он не действует? Предприятия уже все были самостоятельные. Раньше мы доводили свои планы очень просто – через министерства. А что нам теперь делать с сокращёнными министерствами, или пора их уже восстанавливать?
Вопросы он задавал очень серьёзные! Они показывали дурость всего задуманного участниками ГКЧП и невозможность выполнения их призывов. Но как умный и опытный человек делал это он не напрямую, не лез на рожон, как я. Он использовал форму противодействия за которую его нельзя обвинить в саботаже. В заключение он сказал, что, получив ответы на эти вопросы он сможет определить своё отношение к новой власти.
Сегодня я бы действовал также».
Выступление В. И. Щербакова повлияло на действия колеблющихся, увидевших, что существуют мнения, альтернативные единодушной поддержке ГКЧП.
В частности, выступил заместитель премьер-министра СССР осторожный Николай Павлович Лаверов, сказавший, что «надо уточнить наши отношения с ГКЧП».
Молчал только профессор Николай Николаевич Воронцов, министр природопользования и охраны окружающей среды СССР. Он аккуратно записывал, кто и что говорил.
Геращенко В. В.: «Потом профессор выслужился – всё доложил Борису Николаевичу. Хотя зря старался, всё равно запись шла, специальные устройства наверняка работали. Забавно, что он сумел донести даже на тех министров, которые на совещании не присутствовали. А в общем, насколько я помню, министр-то он был никакой. Так что прославился только тем, что коллегия Минприроды стала единственным министерством СССР, которое официально не поддержало ГКЧП. Меня тогда Бог миловал, я не был членом правительства и мне никто не предлагал выступать. Хотя, повторяю, я считал и считаю, что в проекте Союзного договора были положения, которые могли привести к развалу денежного обращения страны».
21 августа Н.Н. Воронцов заявил о выходе своего министерства из состава Кабинета министров СССР, который, по его словам, поддержал ГКЧП. Впрочем, «прогиб» не был зачтён – в новых органах власти места ему не нашлось.
Мужской разговор
После заседания Кабмина, а потом президиума Павлов оставил у себя узкий круг доверенных людей, в который входили Величко, Догужиев, Маслюков и Щербаков.
Он сказал, что, если завтра не выйдет на работу, главный за него остаётся Щербаков. Все с удовольствием согласились с таким предложением. Юрий Дмитриевич подтвердил: «Ну а кого же ещё?» Все остальные действительно вели достаточно узкие отраслевые направления.
Когда Павлов и Щербаков остались вдвоём в комнате отдыха премьера, они смогли поговорить по душам.
Валентин Сергеевич вынул из буфета бутылку коньяка и между старыми друзьями состоялся такой диалог:
– У тебя же давление, криз?
– Да, чёрт с ним, это сосуды расширяет. Третьи сутки сплю по два-три часа. Голова раскалывается. Много не буду. Запью таблетки.
За первой появилась вторая…
Щербаков В. И.: «Выпили полторы бутылки коньяка под какие-то конфетки и кремлёвские сушки, но ни в одном глазу. В такой обстановке нам бы и ведро водки было нипочём.
Разговор постепенно набирал силу и со временем (всё же четыре часа сидели) стал предельно откровенным. Так раньше мы никогда ещё не говорили. Передаю этот разговор тезисно, но почти дословно. Сначала немножко “разминаем” друг друга. Он на меня косится за выступление, но прямо об этом не говорит. Я рассказываю, как провёл день. Кругом бардак. Все в растерянности. Он постепенно “включается”, оттаивает, “поливает” и Горбачёва, и Ельцина, и ГКЧП. Поспрашивал его о поездке Болдина и других к Горбачёву в Форос. Уточняю все события по времени, по личностям: кто конкретно и что говорил на докладе, кто и как реагировал на создание ГКЧП, был ли хоть один документ кем-то подготовлен, или всё принимали “с голоса”. Говорит, что ряд документов – статус ГКЧП, состав, задачи и т. п. – был уже в печатном виде, доклады делал в основном Крючков, остальные помалкивали. Янаев вообще с какой-то пьянки приехал, “еле лыко вязал”. Когда сказали, что теперь