Нас отстранили от выработки политических решений, в результате Правительство действительно не понимало изменений в политике, поэтому не оценило усилий Президента, направленных на консолидацию политических сил и факторов. Думаю, что именно этим была продиктована острая дискуссия на Президиуме Кабинета Министров 17 и 19 августа по обсуждению текста Союзного договора.
Думаю, не оценил эти усилия и Верховный Совет СССР. Вы вспомните ход вчерашнего обсуждения проекта Союзного договора в этом зале. Думаю, не поняло всё общество, а Правительство в особенности, усилий Президента в отношении вхождения в общемировое пространство. В политическое пространство – через разоружение и новую политику СССР по отношению к Восточной Европе, Кубе, Афганистану, Ирану, Ираку, Палестине, к объединению Германии, соглашениям с США, установлениям дипотношений с Израилем и Южной Кореей и т. д. В экономическое пространство – через расширение взаимовыгодного сотрудничества, улучшение кредитных отношений до экономических, торговых отношений до инвестиционных и т. д. Вспомните. Весь мир буквально замер в ожидании встречи в Лондоне.
Все думали – неужели свершилось? Неужели действительно СССР уже другой?
Я был в Лондоне. Хочу сказать – мы туда ездили не просить подаяние. Глава великой страны ехал предлагать своим бывшим противникам, ведущим странам мира новые формы сотрудничества. Весь мир понимал – это прорыв, после этого процесс перестройки в СССР может стать действительно необратимым. Только в самом СССР, а в Правительстве и в Верховном Совете особенно, был «квасной патриотизм»: «Национальный позор. Мы не позволим поставить великую страну в очередь за подаянием». Всё это было. И здесь, в этом зале, были аплодисменты таким речам. Хочу вам, как специалист, сказать: без внешнеполитической поддержки, без крупных иностранных инвестиций мы из кризиса не выберемся. Все остальные пути – это политическая близорукость и экономическая иллюзия.
В общем, до 19 августа казалось всё идет к тому, что можно выйти из ситуации, – Программа совместных действий, Союзный договор, договорённости в Лондоне и т. д.
Теперь многое из этого рухнуло. Общество и страна по многим вопросам отброшены с завоёванных позиций.
Оценка заговору ГКЧП уже дана. Верховный Совет и особенно съезд расставят все точки над «и». Хочу только сказать, что Правительство СССР оказалось заложником политической ситуации.
Ход заседаний и решения Правительства 17, 19, 20 и 21 августа и опубликованные в прессе неполные и тенденциозно обработанные записи этих заседаний нельзя рассматривать в отрыве от всего того, о чём я только что говорил.
Нельзя недооценивать и информационное давление на членов Правительства СССР. Знаете, когда говорят, что на улицах уже концентрируются боевики с оружием, на руках у них списки на арест и ликвидацию с вашими адресами и фамилиями, и задают вопрос: «Согласны ли вы в этих условиях на введение чрезвычайного положения?», – то не каждый выдержит.
Были среди нас и те, кто хотел провести последний и решительный бой за сохранение СССР в старом виде, и те, кто из-за инстинкта самосохранения услужливо побежал за ГКЧП. Но были и те, кто думал, говорил и действовал иначе, хотя прекрасно осознавал последствия своих действий в случае победы ГКЧП. Думаю, что позиция каждого члена Кабинета Министров не будет скрыта от общественности.
Но сегодня в этом зале налицо попытка смешать и тех, кто примазался к ГКЧП, и тех, кто дрогнул, и тех, кто решил по старинке уйти от политического выбора в действительно крайне важные производственные заботы, и тех, кто открыто выразил иную позицию. Прежде всего, я, конечно, имею в виду Н. Губенко. 19 августа он мучился неизвестностью, как и все. Но уже 20-го сделал выбор и публично ушёл в отставку. Но теперь и он в общей корзине?
Анализируя ситуацию, я бы сказал так: в целом в Правительстве возобладал воспитанный инстинкт «не лезть в политику», привычка к законопослушанию и подчинению решениям политического руководства. Однако были и те, убеждения которых постоянны и не меняются в зависимости от ситуации и начальства.
Безусловно, закономерен вопрос – какова была моя личная позиция. Я хочу повторить суть того, что я открыто сказал на заседании Правительства 19 августа. К сожалению, нет стенограммы, но есть свидетели.
Во-первых, мы не кисейные барышни, чтобы пугаться от слов. Дело, государственные обязанности бросать нельзя. И без того тяжелейшая обстановка в народном хозяйстве в ближайшие дни и даже часы дойдёт до критической точки. Нужно готовиться. Теперь рассчитывать можно только на себя. Нужно организовать питание, лечение, обогрев и работу людей, удержать их от политического экстремизма и кровопролития. И это главная задача, государственный долг и прямая обязанность Правительства.
Во-вторых, я, как и все остальные, не имел доказательств болезни М. Горбачёва или его свержения. С обеих сторон одни слова. Пока нет доказательств, я лично не могу определить конституционность перехода обязанностей Президента к Г. И. Янаеву.
Для себя самого в те дни я понимал только то, что теперь будет поворот от достигнутого. Уверен, что для такого поворота неизбежно начнут применять методы 1929 и 1937 годов. Я с этими методами категорически не согласен. Я знаю Тизякова и Стародубцева, их взгляды на экономику. Эти взгляды внедрять в практику лично не буду. Но в столь критической ситуации я, как и все члены Правительства СССР, не имею права бросить дело, свои государственные обязанности, тем более что возглавляю Минэкономики. Я и сейчас уверен, что нельзя бросать страну в такой обстановке по личным политическим мотивам. Я сказал, что буду исполнять свои обязанности до Сессии Верховного Совета и выяснения происходящего. Что я и делал. Теперь у вас на руках моё личное заявление об отставке, я за сохранение кресла не борюсь. Повторяю, об этой своей позиции я 19.08. откровенно сказал на заседании Правительства.
Конечно, в эти дни я пытался неоднократно проверить достоверность обнародованной информации и до сессии. Пытался звонить в Крым, говорил с Янаевым, Павловым, Лукьяновым, президентами союзных республик.
В конце концов, к утру 20 августа я понял: что-то не то. Нельзя ждать сессии. Нужно выводить Правительство из состояния политического заложника. Так появилось и решение Кабинета Министров от 19 августа, так появилось сообщение о болезни Павлова. Так родилось и Заявление Правительства СССР от 21 августа о том, что мы подчиняемся только Законам СССР и подотчётны Президенту М. Горбачёву. Не многие знают, что в проекте Заявления была и вторая часть. Мы вполне могли принять решение о неподчинении решениям Вице-президента Янаева и ГКЧП. Для этого нам нужно было проявить волю, сделать ещё один шаг и проигнорировать мнение Председателя Верховного Совета СССР о том, что Правительство СССР как исполнительный орган до Сессии ВС может не признавать Г. И. Янаева исполняющим обязанности Президента СССР, но по закону обязано, особенно в сложившейся ситуации, подчиняться Вице-Президенту СССР Г. И. Янаеву, пока его действия не признаны неконституционными. Хочу обратить внимание, что решения Президиума Верховного Совета РСФСР – по Конституции СССР – по данному вопросу не могут быть основанием для действий Правительства СССР. Напомню, что разговор с Лукьяновым А. И. у нас состоялся в 13 часов 21 августа, когда ещё ничего не было известно, и на мой прямой вопрос, верна ли информация Ельцина, что действия ГКЧП признаны Лукьяновым неконституционными, он ответил, что таких заявлений не делал. К тому времени я уже окончательно определил свою позицию.
Именно поэтому 21 августа, ещё не зная, поддержит ли Президиум Кабинета Министров подготовленный мной текст Заявления Правительства СССР, я в 16 часов провёл встречу с послами ведущих зарубежных стран и сделал такое Заявление от имени всего Правительства СССР, заготовил и в 17:00 направил текст шифровок совпослам во всех странах с поручением немедленно довести Заявление до глав государств и правительств стран пребывания, назначил пресс-конференцию на 21:00, чтобы она была показана в прямом эфире программ телевидения всего мира, чтобы придать это Заявление гласности, довести позицию Правительства СССР до советской и мировой общественности.
Я думаю, Президиум Кабинета Министров проявил мужество. Он принял Заявление. Нельзя отрицать, что это был действительно мужественный шаг, ибо вплоть до 20:30 вечера 21 августа, когда уже после встречи с послами и направления шифровок мне позвонил Президент М. С. Горбачёв, все наши действия в любой момент могли быть объявлены «вне закона» со всеми вытекающими последствиями. Это сейчас легко говорить, а в час дня 21 августа некоторые из нас совсем не зря положили в карманы оружие. Все понимали – это и есть тот последний и решительный бой. Хотя допускаю, что у каждого бой был свой и мог быть за разные идеалы.
Я знаю, все мы вместе не совершили подвиг, а некоторые прямо поддержали ГКЧП. Я просто хочу сказать: не торопитесь клеймить позором и вершить суд над теми, кто не совершал преступления.
Я понимаю, что вы вряд ли сможете отказать Президенту Горбачёву М. С. в требовании отправить все Правительство в отставку. Я просто призываю вас хорошо подумать перед голосованием – есть ли это выход из положения и в этом ли нужно сейчас искать корень зла. Лично я не понимаю: как можно за политическую ошибку уволить в один день всё руководство и всех начальников цехов огромного завода? Это окончательно развалит и так еле дышащую экономику и усугубит кризис до катастрофических последствий. Думаю, что более прагматично разбираться в менее эмоциональной обстановке и персонально с каждым. В этой острой обстановке вы оставите страну без хозяйственного руководства, что обострит кризис в экономике и откроет путь новым экстремистам. Политические экстремисты могут реально разрушить СССР за 2–3 месяца. Это угроза очень реальна и серьёзна, её нельзя недооценивать.
Товарищи депутаты! Я выходил на эту трибуну много раз. Сейчас я стою на ней последний раз, по крайней мере в этой роли. Я всегда считал и сегодня убеждён в том, что главным условием стабилизации как экономики, так и социально-политической обстановки является сохранение целостности СССР как государства. Оставшись без союзного Правительства, страна ещё быстрее покатится к катастрофе.