[76].
Но и он не мог ответить на ключевые вопросы.
Щербаков В. И.: «В случае законной забастовки люди должны получать зарплату. Весь вопрос: из каких источников? Государство, как и в обычных условиях, гарантирует дополнительные отпуска, пенсии, льготы. Но саму зарплату надо изыскивать из своих средств. Или создавать забастовочные фонды. Надо признать, мы ещё не научились регулировать такие острые социальные конфликты, да и не понимаем их достаточно глубоко»[77].
Уже первые шахтёрские волнения заставили правительство и ВЦСПС внести 14 июля в перечень актов, требуемых быть рассмотренными Верховным Советом проект о порядке разрешения коллективных трудовых споров. По существу потребовалось отложить на время иные заботы и безотлагательно, в форсированном порядке готовить закон, регулирующий забастовки.
И Госкомтруд оперативно подготовил проект соответствующего закона. В основу его был положен прежде всего опыт США, Англии и Франции – государств, где борьба трудящихся за свои экономические права давно стала повседневностью, а законодательство о разрешении коллективных трудовых конфликтов было тщательно отработано.
В основу законопроекта была положена идея примирительной процедуры, которую Международная организация труда (МОТ) рекомендовала ещё в 1951 году всем государствам, участвующим в этом соглашении.
Вообще нужно отметить что это был первый в истории закон, прошедший полную экспертизу Международной организации труда и получивший её единогласное одобрение. Именно поэтому он практически очень редко критиковался в оппозиционной прессе.
3 августа 1989 года, в предпоследний день работы Сессии Верховного Совета. Совет министров СССР и ВЦСПС внесли законопроект «О порядке разрешения коллективных трудовых споров» на рассмотрение.
Его представлял председатель ВЦСПС С. А. Шалаев, сказавший, что трудовые коллективные споры и конфликты были и раньше, но начиная с 1988 года и особенно в последнее время они всё чаще стали приобретать форму забастовок. Причины для такого рода крайних мер выражения протеста рабочим классом были и остаются. Это прежде всего затянувшееся решение вопросов о расширении самостоятельности предприятий, продолжающееся их экономическое и юридическое бесправие, невозможность распорядиться заработанной прибылью. В числе других причин были названы грубые нарушения действующих положений об оплате труда, недостатки, допускаемые при переводе рабочих на новые тарифные ставки, задержки выплаты зарплаты, нарушения установленных режимов рабочего времени и отдыха, неудовлетворительные условия труда, запущенность социальной сферы, невыполнение по этим и другим вопросам коллективных договоров и отраслевых соглашений.
В представленном для обсуждения проекте закона было предусмотрено, что прекращение работы не следует допускать, если при этом создаётся угроза для жизни и здоровья людей, нормального жизнеобеспечения населения, обеспечения обороны и безопасности страны. В принципе, не возражая против такой постановки вопроса, многие народные депутаты высказались за то, чтобы каждый трудовой коллектив имел возможность эффективно отстаивать свои жизненные интересы.
При обсуждении было предложено на союзном уровне определять вопрос по поводу того, на каких предприятиях забастовки недопустимы. Председатель ВЦСПС также обратился к членам Верховного Совета с просьбой предоставить право и трудовым коллективам, и профсоюзным комитетам объявлять забастовки в тех случаях, когда администрация или вышестоящий орган управления не выполняют достигнутых договорённостей, игнорируют решения примирительных комиссий или трудового арбитража, нарушают процедуру рассмотрения спора.
Как и ожидалось, дебаты по законопроекту были горячими. Ход его обсуждения многих убедил в том, что окончательного решения пока принять невозможно. Проект закона требовал дополнительного изучения. Депутат Валентина Ивановна Матвиенко предложила вернуть его на доработку и после этого опубликовать для широкого изучения мнений трудовых коллективов.
Однако депутаты большинством голосов всё-таки приняли постановление, в котором одобрили в первом чтении основные положения проекта закона.
Специалисты в области законотворчества отмечали и целый ряд содержащихся в законопроекте несовершенств. Не ясно оставалось что считать законной, а что – незаконной забастовкой? Какие предприятия вообще лишались права на прекращение работы? Было снято указание на то, что этот перечень определяется правительствами республик. Однако приводился столь длинный перечень отраслей, сфер деятельности и правительственных органов, которые не имели права на забастовки, что появлялось ощущение: легче назвать те производства и организации, которые такие права получали.
В самом деле, не могли бастовать работники, занятые в непрерывном производстве, на транспорте, в энергетике, связи, оборонных отраслях (кроме подразделений, выпускающих гражданскую продукцию), ну и, разумеется, государственные служащие, работники предприятий и организаций, на которые было возложено выполнение задач по обеспечению обороноспособности, правопорядка и безопасности страны.
Неясным оставался вопрос об имущественной ответственности за ущерб, нанесённый народному хозяйству в ходе забастовки. На что мог рассчитывать участник забастовки? Если она признавалась незаконной, это влекло за собой дисциплинарное взыскание, вплоть до увольнения. При участии же в законной забастовке сохранялось рабочее место и общий трудовой стаж. А вот зарплаты не полагалось (возможны были лишь выплаты из забастовочного фонда, если он создан).
Такова была практика, применяемая во многих странах.
И тем не менее этот документ впервые в СССР законодательно признавал право трудящихся на стачечную борьбу и регламентировал её. Проект учитывал мировой опыт и мог служить хорошей базой для выработки принципиально нового для советской власти закона.
9 октября члены Верховного Совета одолели-таки последнюю, пятнадцатую, статью проекта Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)» и он был большинством голосов принят.
В. И. Щербаков оценил закон по горячим следам, как «достаточно взвешенный». В соответствии с ним право на забастовку как крайнюю меру разрешения трудового спора получило своё законодательное оформление.
Щербаков В. И.: «Приняли закон депутаты легко, не были им довольны, пожалуй, только профсоюзы. Именно после этого мы с ними поссорились. Об этом я ещё расскажу».
Однако с ним не был согласен друг и коллега Владимира Ивановича – министр финансов СССР.
Павлов В. С.: «Правительство потерпело неудачу. Во время обсуждения проекта в Верховном Совете под прямым нажимом Горбачёва суть закона была выхолощена. И свели его всего лишь к вопросу о трудовых конфликтах. Как и всё горбачёвское, закон получился аморфным, недееспособным, выродившись в очередное пропагандистское мероприятие. В лучшем стиле брежневской эпохи Горбачёв повёл линию на то, что в СССР политических забастовок быть не может в принципе. Потому само упоминание об их запрете попросту излишне»[78].
Щербаков В. И.: «Писать законопроект пришлось мне. Горбачёв к нему никакого отношения не имел. Со всеми стачечными комитетами нужно было встречаться нам с Павловым и Щадовым. Мы приняли их не одну сотню!
В стандартный комитет входили, как правило, директор, председатели профкома и совета трудового коллектива (СТК) и один наиболее крикливый рабочий. Иногда даже секретарь парткома.
В процессе тех встреч пришёл опыт, я не назвал бы его мудростью. Он заключался в том, что в первое время я старался сразу после приезда к бастующий регион оперативно погасить все конфликты. Но вскоре понял, что это бессмысленно и даже вредно для дела.
Да и стало ясно, что, прежде чем ехать куда-то самому, надо десять раз подумать. Ведь, как только приезжал министр, все первые лица в регионе пропадали! Прятались секретарь обкома, председатель облисполкома, в республиках нельзя было найти местных секретарей ЦК. И ты становился главным начальником из Москвы, который за всё в ответе. Все помои, которые здесь накопились, выливались на тебя.
Потом же, когда в конце поездки начинался “разбор полётов”, все говорили: “Ну ты же там был! Что ж ты не ответил на выпады против партии?” Причём, претензии эти высказывали вылезшие из щелей местные партийцы.
На Политбюро, когда докладывал об итогах поездок, я прямо заявил: “Нужно разобраться, что собой представляют сегодняшние стачечные комитеты?! Кого они представляют? Кто выступает против кого? Особенно, если во главе их местный партийный лидер и ставится вопрос об изъятии 6 ст. Конституции[79]. Что в этом случае делать?”»
Впрочем, политические забастовки были запрещены законодательством многих стран. В этом была своя логика: для выражения политических требований существуют иные формы – демонстрации, митинги, предвыборные кампании. Однако практика забастовочного движения к тому моменту обгоняла представления законодателей – уже осенью люди одновременно стали выдвигать требования экономического и политического характера, не видя иных путей решения накопившихся проблем.
Тем временем Госкомстат СССР подсчитал, что с января по сентябрь 1989 года в результате массовых невыходов на работу страна потеряла в промышленности и строительстве более 5 млн человеко-дней – и это при дефицитах! – недодача продукции почти на полмиллиарда рублей.
Владимир Иванович комментировал.
Щербаков В. И.: «Всю ответственность за незаконные действия должен взять на себя тот, кто их допустил. Во всём мире так. Да и по действующему законодательству, если человек не работал по своей вине, он не получает зарплаты. А чья вина в Кузбассе? Трудно разобраться. И правительственная комиссия приняла решение: оплатить 100 % тарифной ставки”