Щербаков В. И.: «На повестку дня встал вопрос о приватизации: что приватизировать, как и с какой целью, форсированно или постепенно, бесплатно или за деньги (кто и как будет определять стоимость), кому достанется собственность. В государстве, где ранее иные формы собственности, кроме государственной, легально не допускались (кооперативно-колхозная со времён Н. С. Хрущёва фактически выступала лишь другим её вариантом), альтернативой упорядоченного разгосударствления мог стать лишь выход из криминальной ниши теневой экономики со всеми её “активами”, “общаками” и “понятиями”».
Теневые экономики в СССР и в постсоветской России были очень разными по форме и содержанию явления. И те группы «предпринимателей», которые были представлены в советской теневой экономике, исчезли вместе с Советским Союзом.
О «цеховиках» написано много книг, их деятельность профессионально изучала, например, доктор экономических наук Татьяна Ивановна Корягина, и кто особенно заинтересуется этим вопросом без труда найдёт о них литературу любого жанра – и популярную, и научную.
Во-первых, «цеховики» – это были предприниматели, занимавшиеся нелегальным производством дефицитных предметов ширпотреба (от пластиковых пакетов до шуб и от тёмных очков до женских сапог), как правило, используя производственные площади госпредприятий, их оборудование и сырьё. Во-вторых, барыги, перекупщики, спекулянты – это люди, работающие исключительно в сфере сбыта, которые использовали для своего «бизнеса» не только и не столько продукцию «цеховиков» сколько реальный и искусственно создаваемый дефицит в системе государственной торговли.
Были ещё «валютчики» и «фарцовщики» – «индивидуальные предприниматели» советской теневой экономики. «Валютчики» зарабатывали на нелегальном ввозе в страну, покупке и сбыте твёрдой валюты, «фарцовщики» – на перепродаже товаров, купленных или выменянных у приезжавших в СССР иностранцев, либо опять-таки ввезённых контрабандой, минуя таможню, в целях продажи. Впрочем, называть всех этих людей предпринимателями не совсем правильно. Многие, особенно «валютчики», часто работали группами и имели свою специализацию. Эту категорию «предпринимателей», нарушающих существующую тогда государственную валютную монополию, наказывали особенно жёстко. Вплоть до расстрела.
Отдельную нишу в теневой экономике занимали «шабашники» – самодеятельные бригады, занимавшиеся строительными, ремонтными и отделочными работами преимущественно в сельской местности, а также на новых осваиваемых территориях (Сибирь, Север). По данным МВД, к началу перестройки в стране в таких бригадах работали 280 тыс. человек. Впрочем, их отличие от бойцов «студенческих стройотрядов» (ССО), заключалось практически только в том, что студенты, желающие заработать себе на жизнь, квартиру, машину (учёба была полностью бесплатной), имели единый центр управления – Центральный штаб Всесоюзного студенческого строительного отряда при ЦК комсомола.
Питательной средой теневиков и неотъемлемым побочным продуктом их деятельности была коррупция, в которую втягивались не только руководители производственных, торговых и транспортных предприятий и организаций, но и представители органов власти и правоохранители. Этот бизнес паразитировал на государственной экономике, не дополняя её, а просто откачивая из неё ресурсы и деньги».
Работа теневиков была опасна и трудна. Их «крышевали» преступные группировки и обратиться за помощью в правоохранительные органы (порой делившие «прибыль» с «крышей») было нельзя.
Щербаков В. И.: «Теневики в советских условиях не имели возможности легализоваться и использовать свои капиталы иначе, как на приобретение драгоценностей, антиквариата и предметов роскоши, к каковым в СССР в основном относился всё тот же пресловутый дефицит, либо хранить наличность, включая нелегально приобретённую валюту, в “кубышках”».
По некоторым оценкам, в 1988 году объём теневой экономики оценивался в 20 % ВВП страны, причём в ряде республик эта цифра была гораздо выше.
Таким образом, это был самый реальный “первоначально накопленный капитал”, который в первую очередь выиграл бы от неконтролируемой, нерегулируемой приватизации на основе анонимных ваучеров. Именно об этом мы и говорили руководству страны, Верховному Совету на всех дискуссиях. Но, как показали дальнейшие события, победить в этой борьбе нам было не суждено…»
В декабре 1989 года Государственной комиссией Совмина по экономической реформе, возглавляемой Л. И. Абалкиным, концепция преобразования экономики страны была подготовлена и представлена II Съезду народных депутатов СССР. Она соответствовала воззрениям Леонида Ивановича и членов комиссии о необходимости поэтапного и длительного перехода к рыночным отношениям.
В правительстве над программой реформ работали сразу три группы: Госкомиссия Абалкина, в которую входил В. И. Щербаков, писала главную часть доклада, разработкой основных направлений тринадцатой пятилетки занималась группа Госплана во главе с Ю. Д. Маслюковым. Одновременно в «Соснах» находилась ещё и весьма представительная группа, возглавляемая первым заместителем Совмина Л. А. Ворониным, которая готовила предложения по совершенствованию механизма хозяйствования – программу «Оздоровление финансового состояния страны».
После обсуждения проекта концепции экономической реформы с привлечением большого количества учёных и практиков в начале 1990 года была создана для работы в «Соснах» уже новая бригада премьера Н.И. Рыжкова. Она стала готовить концепцию перехода страны к регулируемой рыночной экономике.
Обращаем особое внимание: если первоначально готовилась концепция углубления экономической реформы, то теперь уже программа перехода к регулируемой рыночной экономике.
В эту бригаду вошли в основном разработчики из групп Абалкина и Воронина, хотя состав бригады был резко изменён – ушли одни и были привлечены другие.
При этом на разные участки концепции привлекались специалисты из различных ведомств. Вот рассказ замминистра финансов.
Семёнов В. Н.: «Постоянными пишущими в нашей группе были лишь некоторые работники Совмина, включая, конечно, В. Л. Савакова и Г. А. Явлинского. При этом Николай Иванович (Рыжков) держал на контроле подготовку концепции о переходе к рыночной экономике, несколько раз приезжал в “Сосны” для обсуждения со специалистами отдельных её разделов. Он сам редактировал доклад “Об экономическом положении страны и концепции перехода к регулируемой рыночной экономике”, изложенный им на III Сессии Верховного Совета СССР.
Рыжков работал над концепцией перехода к рынку и докладом во втором корпусе на втором этаже в овальном зале. Он сидел в своей коричневой кофте в окружении разработчиков и читал каждую страницу, задавал вопросы и правил текст. Обедать спускался на первый этаж и сидел вместе с другими за одним столом, составленном из нескольких столиков»[122].
Команде, в которую входил и председатель Госкомтруда В. И. Щербаков, в частности, поручили готовить программу приватизации.
Щербаков В. И.: «Работая над текстами законов, мы искренне видели свою задачу в том, чтобы, пока партийные верхи ищут ответы на глобальные вопросы, сделать шаг чуть решительнее, чуть дальше. Порой это выходило боком, но я всегда помнил слова своего учителя Петра Кацуры при назначении меня, 26-летнего пацана, на должность начальника главного планово-экономического управления АвтоВАЗа: “На должность я могу тебя назначить, но уважения и профессионализма ты должен добиться сам!”
Общесоюзную программу приватизации разработали в нескольких вариантах – первый, второй, третий. Когда сдали документы на обсуждение в Политбюро, то в аппарате ЦК получили по полной: вам сказали готовить проект постановления, проект закона, а вы что сюда принесли? Поручили принести проект закона, а принёсли альтернативы. Забирайте назад! Я говорю: “Нет, пункт уже стоит в повестке дня на Политбюро, значит, будем докладывать”.
Были тяжёлые разговоры с Валерием Болдиным, всесильным помощником ЦК КПСС. Я Болдину в итоге в глаза высказал: “Если считаете, что можете меня заменить, прямо сейчас готов уступить место. После назначения делайте то, что считаете нужным, но выполнять ваши указания “переделай бумагу вот так” или “здесь напиши вот так” не собираюсь. То, за что отвечаю, буду делать так, как полагаю правильным, и докладывать буду свою позицию. Вы можете делать то же самое, если сочтёте нужным, но править мою позицию не имеете права”. Так у нас с Валерием Ивановичем сложились с самого начала напряжённые отношения.
Честно говоря, меня это мало заботило. Я всю жизнь боролся за свои убеждения, даже в спорте моим видом было самбо. Люблю Пушкина, особенно “…мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог…” Не раз приходилось показывать зубы, заставлять уважать себя, даже на столь высоком государственном посту.
Однажды, когда я уже был первым заместителем председателя правительства (у В. С. Павлова), Болдин всё же переделал внесённый мною проект указа президента, и это был единственный случай, когда уже подписанный президентом и разосланный всем указ этой же ночью был отозван. Потому что почти ночью я позвонил М. С. Горбачёву на дачу, потом фельдъегерем прислал заявление о своём категорическом несогласии с предложенными поправкам и методами их внесения и прошением об отставке с завтрашнего дня. “Если считается допустимым ситуация, когда работнику аппарата, даже столь высокопоставленному, позволяется без согласования с автором менять смысл текста, подготовленного первым заместителем председателя Правительства СССР, ответственным за реформу и состояние экономики страны, то не вижу в дальнейшем возможности делать практические шаги в зоне своей ответственности. Минэкономразвития (бывший Госплан) полгода готовил эту программу, а правка чиновника, не участвовавшего в этой работе и не знающего глубины проблемы, категорически ломает всю её внутреннюю логику.