Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР — страница 72 из 143

страны. Необоснованно растут цены на многие виды продукции и услуг. Экономика пока остаётся маловосприимчивой к научно-техническому прогрессу. Особую озабоченность вызывает медленный рост эффективности производства. Всё это обусловлено недостаточной гибкостью государственного регулирования в сфере народного хозяйства в период перехода на экономические методы управления, некомплектностью и непоследовательностью в проведении экономической реформы, внедрении хозрасчёта…»[134].

Тогда же в Кремле Н.И. Рыжков на расширенном заседании Совета министров докладывал первый в истории СССР «рыночный план».

По времени это совпало с тем периодом, когда в стране началась острая политическая конфронтация между новой российской властью и союзным Центром.

Щербаков В. И.: «Ещё во время моей работы в отделе Совмина в конце 1989 года мы с П.М. Кацурой готовили график поездок в зарубежные страны для изучения опыта. По этому поводу вышло соответствующее постановление Совмина. Было, конечно, и аналогичное решение ЦК, потому что посылать такое количество специалистов на месяц за границу без одобрения коллег-партийцев было нельзя.

Каждый выбирал себе страну «по чину и поочерёдно». Зампред Госкомиссии А. В. Орлов поехал в Германию, Володя Грибов – в США, мне досталась Канада, где я работал 24 дня. Когда дошла очередь до Григория Явлинского, оставалась только соцстраны: Польша, Чехословакия и Венгрия. Он выбрал Польшу, где тогда вице-премьером и министром финансов стал Лешек Бальцерович, предложивший полякам программу “шоковой терапии за 100 дней”. Когда Явлинский вернулся, то сказал, что никакого отчёта писать не будет, а сразу напишет свою программу».

А вот что рассказывает по этому поводу Григорий Алексеевич: «В начале осени 1988 года я очередной раз что-то докладывал Абалкину и Рыжкову и сказал им, что есть очень большая проблема: республики перестали давать необходимые данные. Поэтому учтите, все справки, которые даёт вам Юрий Дмитриевич Маслюков, мало соответствуют действительности. Особенно это важно, когда готовятся планы на пятилетку. Поэтому результаты разработок Госплана мало связаны с реальностью. Во всяком случае, я как руководитель сводного отдела ничего в них полезного не видел.

Тогда я стал думать, что нужно самому разработать некий экономический механизм выхода из кризиса, на тот момент, когда “эта лавочка” начнёт валиться. Так был задуман прообраз программы “500 дней”, хотя названия ещё у неё не было».

Так якобы появилась некая первая записка, предназначенная непосредственному начальнику Григория Алексеевича – Л. И. Абалкину.

Явлинский Г. А.: «В ней говорилось, что стране надо ожидать сильной инфляции, роста дефицита, других серьёзных трудностей и избежать их невозможно!

Далее я изложил сценарий необходимых действий. После этого, основываясь на подготовленных материалах и оценивая сложившуюся ситуацию, начал придумывать некий план.

Он был сделан в конце 1989 года и делился на блоки.

Тогда со мной начали сотрудничать Алексей Михайлов и Михаил Задорнов, которых привела моя бывшая коллега по НИИ труда Татьяна Ярыгина, но это было именно сотрудничество и ничего более».

В январе 1990 года, как уже рассказал Владимир Иванович, Г. А. Явлинский по заданию комиссии Абалкина выезжал в командировку в Польшу, изучать местный опыт реформирования.

Только что, 6 октября 1989 года, там на государственном телевидении ПНР состоялась презентация программы Лешека Бальцеровича, и в декабре местный Сейм принял пакет из 11 актов, подписанных президентом 31 декабря 1989 года.

По итогам поездки Григорий Алексеевич пишет начальнику Л. И. Абалкину отчёт об увиденном.

Явлинский Г. А.: «Поездку в Польшу организовывал ЦК КПСС, я возглавлял группу. Было очень интересно изучить опыт Л. Бальцеровича, за месяц нам всё показали, и мы увидели, как одномоментно после либерализации цен они резко взлетели, а потом начали снижаться. Но было понятно, что произошло это только потому, что в Польше существовало частное сельское хозяйство и фермеры сразу стали конкурировать между собой. Нам этого ждать было нельзя из-за совершенно иных условий.

По окончании поездки мы три или четыре дня описывали увиденный опыт, хотели отправить материал в Москву через советское посольство в Варшаве, но посол отказался это делать, т. к. не был согласен с моими выводами. Тогда даже по этому поводу произошёл скандал. В конце концов доклад пришлось везти с собой».

Щербаков В. И.: «Группу, в которую Явлинский обязан бы представить свой документ возглавлял помощник Н.И. Рыжкова В. Л. Саваков. Была попытка что-то упорядочить, для этого Владимир Лукьянович по поручению Рыжкова собрал некую команду. Я к тому моменту уже был министром, привлёк он и меня.

В одну из суббот, когда обычно в “Волынском” Рыжков лично собирал всю группу министров экономического блока для обсуждения дальнейших шагов по подготовке программы реформ, устроили чтение подготовленного Явлинским отчёта и предложений. После окончания чтения, все стали критиковать свои разделы.

Кроме того, что были претензии по смыслу написанного, всем не нравилось, что Саваков лезет не в своё дело и всем указывает, что им делать. Возмущались: “Что он в этом понимает?!”

Владимира Лукьяновича, мягко говоря, не сильно любили, хотя и старались лишний раз не трогать, так как из-за близости с Николаем Ивановичем неприятностей он мог доставить много и никогда не упускал такой возможности.

Личная ссора с Саваковым по любому вопросу переносилась на отношения с премьером, после перепалки ещё отойти не успеешь, а он тебя по-крупному подставит!

А Рыжков, как бывший директор, такие стычки не пресекал и тоже не упускал возможности поставить любого на место.

На том же собрании, где все раскритиковали работу Явлинского и Савакова, Рыжков, закрывая обсуждение, сказал: “Всё! Хватит всех этих писателей! Садитесь сами за работу, или, в крайнем случае, пусть этим занимаются ваши замы!”

А Григорий, выслушав всю критику, попросил больше не задействовать его в таких коллективных подготовках документов, заявив: “Я сам напишу программу реформирования экономики!” Потом он много раз описывал, как докладывал свою программу лично Рыжкову и Горбачёву, обсуждал её с ними, но остальным членам нашей “писательской” группы такие факты остались неизвестны. Правда, и полностью их отрицать у меня нет оснований. Как потом неоднократно убеждался, Горбачёв любил готовить “запасной вариант” в тайне от членов своей команды. Видимо, он как настоящий политик не доверял никому и никогда (за исключением своей жены Раисы Максимовны)».

Есть своя интерпретация этой истории и у Григория Алексеевича.

Явлинский Г. А.: «В начале марта Рыжков должен был идти на Президентский совет к Горбачёву, тогда встал вопрос, с чем ему там выступать. Ия отдал свой план, ещё не имевший названия. Николай Иванович его долго смотрел, сказал, что ему это интересно, и представил собранию у Михаила Сергеевича.

Это был практически тот же план, что будет потом фигурировать под названием “500 дней”, только расписанный не по времени, а по блокам: что делать с планированием, что со снабжением, что с реформированием банков, финансов, внешнеэкономической деятельностью и т. д.

Рыжков не сообразил, что я предлагаю внедрение настоящего рынка. В результате экономисты, присутствующие на Президентском совете разнесли его доклад в пух и прах. Ещё бы, это были очень важные люди, они творили историю, а появление чего-то чужого восприняли, как ересь, которую надо оперативно выжигать. Никто толком и не старался вникнуть в мои предложения, но всем хотелось что-то сказать, продемонстрировать Михаилу Сергеевичу, что ничего толкового из рук непопулярного тогда Николая Ивановича выйти не может. Тем самым подтвердить свою лояльность президенту. А ещё им важно было поставить наместо появившегося, как они считали, выскочку.

Рыжков страшно расстроился и вскоре всё это вылилось на мою голову. Вернувшись, премьер устроил мне чистку, завершившуюся словами: “Видеть вас больше не хочу! Больше мне ничего не давайте!”»

Пострадал в результате той поездки и зампредседателя Госкомиссии А. В. Орлов. Он после приезда Явлинского из Польши дал большое интервью газете «Известия».

Орлов А. В.: «В нём я говорил, что в Польше реформы идут по двум причинам: там существует частная собственность на землю и мощная поддержка движения “Солидарность”. Также отметил организующую роль католицизма. После этого спрашивал: у нас в стране есть хотя бы что-то из этого? Затем уехал в ФРГ, а Явлинский обвинил меня в том, что я дезавуирую собранный им опыт братской страны и побежал к Савакову. Тот сообщил об этом Рыжкову, который принял решение меня уволить. Однако после моих объяснений Абалкин успокоил, сказал, чтобы я спокойно работал, но месяц нигде не вылезал».

Щербаков В. И.: «С новой программой Явлинского, которая называлась тогда “400 дней”, мы ознакомились на очередной субботней встрече министров с Рыжковым на ближней к Москве сталинской даче в Волынском.

В программе было написано: день первый – принять закон такой-то, день второй – другой закон, третий —…

Все слушатели сидели, как пришибленные. Прочитали – и тишина, а Валентин Павлов произнёс “крылатую” фразу: “Это что, программа? По-моему, это расписание поездов!” Все поддержали эту оценку и навалились с вопросами. Ты скажи, что должно быть в законе о земле? Например, только что произошли события в Ошской долине – три народа, узбеки, таджики и киргизы, не поделили 30 га земли, и страна за три-четыре дня получила почти три тысячи трупов. В приватизации вылезут тысячи вопросов – от экономических до национальных. Как за несколько дней их решить в СССР, когда никто не представляет критериев, по которым нужно делить землю. Но даже когда критерии будут утверждены законом, ещё неизвестно, как всё это реализовать на практике в реальной жизни. Помимо исторически изменяющихся границ проживания разных народов, порождающих немало проблем, включая “земли с могилами предков”, существует проблема качества земли. В данном случае вдоль канала находится плодородная земля, а рядом безжизненные пески пустыни Каракум. “Как ты предлагаешь делить и приватизировать землю?” – спрашивали мы. Пока земля государственная, эти проблемы не столь остры, но, если государство попытается продать землю, в которой находится “могила рода”, другому роду или людям вообще другой национальности, какие последствия это породит? Тайгу и тундру тоже будем делить? Дадим право покупки только тем, кто на этой земле проживает, или всем гражданам? Сколько гектаров положено москвичу, а сколько – буряту и тувинцу? Как быть с сельхозземлями колхозов и совхозов? Там проблема собственности решена совсем иначе, чем на бескрайних землях страны. Что делать с месторождениями под землёй? Алмазы, золото, нефть, руду тоже делим по регионам и национальностям?