(«На такой-то странице вы говорите о том-то, почему?»).
Фёдоров Б. Г.: «Мы тогда очень воодушевились, наше уважение к М. Горбачёву резко возросло. Однако в глубине души я, честно говоря, никогда не верил, что из этой затеи выйдет что-то путное. Слишком свежи были воспоминания о моей работе у М. Горбачёва в ЦК КПСС. Предчувствия оправдались»[146].
Накануне Горбачёв действительно самым внимательным образом прочитал довольно объёмистый текст программы, затем вызвал к себе Н.Я. Петракова, и они вдвоём буквально постранично проштудировали весь материал, разбираясь с каждой сомнительной, по мнению Горбачёва, формулировкой, вникая в графики и цифровой табличный материал. На это ушёл фактически весь рабочий день.
Петраков Н.Я.: «Горбачёв не принимал никого и не отвечал на телефонные звонки. По всему чувствовалось, что программа ему нравится, и он увлёкся самой идеей и подходами к реализации этой программы. <…>
Но чувствовалось, что он окрылён не столько экономическими идеями, сколько новыми политическими возможностями, открывающимися перед ним в связи с предстоящей встречей с Ельциным. Все эти дни у Горбачёва было отменное настроение, он шутил, вспоминал истории из жизни, читал на память стихи и частушки. Наконец, состоялась долгожданная встреча-примирение Горбачёва с Ельциным. Если мне память не изменяет, это произошло 29 августа»[147].
Встреча продолжалась около 5 часов при закрытых дверях.
30-31 августа запланированное совместное заседание Президентского совета и Совета Федерации состоялось. По словам А. С. Черняева, «шёл он в скандальной тональности». В нём вместе с руководителями экономических ведомств, народными депутатами и учёными принимало участие, по воспоминаниям Михаила Горбачёва, «около 200 человек». Против обычных правил работы Президентского совета и Совета Федерации было приглашено очень много министров.
Собравшимся были предложены две программы перехода к рынку: программа Станислава Шаталина – Григория Явлинского и программа Совета министров СССР, разработанная под руководством Николая Рыжкова. Их представляли соответственно Станислав Сергеевич Шаталин и Николай Иванович Рыжков.
Щербаков В. И.: «Обсуждение концепций двух программ в кабинете Горбачёва выглядело, как сеанс одновременной игры на нескольких досках. Две группы разработчиков в течение недели собирались за столом переговоров у Президента СССР и на протяжении 5–7 часов ежедневно спорили, пытаясь склонить Горбачёва принять хоть какое-то решение.
Дальше начались проблемы второго уровня. Правительство во главе с председателем в своих решениях и действиях не было самостоятельно. Над ним, как и над всем в стране, стоял ЦК КПСС, причём его роль, эта субординация была прописана в Конституции СССР. И вот у высшей власти отросла вторая голова – Съезд народных депутатов и избираемый им новый Верховный Совет, который правительство не могло ни обойти, ни перепрыгнуть. Получилось, чтобы сделать шаг вперёд, необходимо было найти решение и формулировки, которые удовлетворят обоих. Любое предложение, которое выносилось Правительством СССР, следовало, так сказать, попробовать на зуб: “А что скажет ЦК КПСС? А как это встретят в Верховном Совете?” Мы, министры во главе с Рыжковым, которые занимались экономической политикой, и целый ряд учёных уровня Абалкина сидели за столом и пытались выработать политику, на каждом шагу проверяя себя: а через ЦК это пройдёт? А это мы сможем отстоять? Если понимали, что не сможем отстоять, искали иные формулировки. И вновь проверяли себя: “А на Верховном Совете это примут?” Надо было пройти все рифы и айсберги и не превратиться в “Титаник”. При этом все мы прекрасно понимали, что сделать единую универсальную программу для всей страны практически невозможно. Мы в перерыве посовещались в своём кругу и поручили Абалкину высказать общую позицию.
Леонид Иванович Абалкин сказал, что, по нашему мнению, между обсуждаемыми программами есть аналогичные подходы и даже ряд совпадений. Но по трём важнейшим вопросам они принципиально расходятся. Из документа Явлинского – Шаталина не было ясно, сохраняется или нет Союз Советских Республик (говорилось лишь об экономическом союзе между ними). Второе – сохраняется ли союзное правительство как распорядительный орган, исполнительная власть. Судя по тексту программы, Правительство СССР реформируется в “сервисный центр”, работающий по поручениям и заказам суверенных республик. Третье, в результате мер программы “500 дней”, по нашему мнению, произойдёт резкий всплеск инфляции, который превратит в пыль все накопления трудящихся и хозяйствующих субъектов, произойдёт не ускорение развития экономики, а возврат уровня жизни к послевоенным годам».
Союзное правительство предложило для обсуждения на заседании Президентского совета и Совета Федерации всего несколько страничек, где сжато перечислялись принципы, на которых могло бы ещё строиться народное хозяйство в 1991 году. Предложения касались налоговой и валютной политики, системы госзаказа и прочего. Они базировались в основном на принятых общесоюзных законах, указах президента, постановлениях правительства. В правительстве эти тезисы были названы межреспубликанским экономическим соглашением на будущий год.
Рыжков Н. И.: «Мы опять-таки проявили поистине детскую наивность, веру в чудеса: поставили под этим “соглашением” шестнадцать фамилий шестнадцати председателей Советов министров – мою и моих республиканских коллег. Считали, что здравый смысл поможет прийти к общему здравому же мнению, ибо не подпишем – скатимся в экономический хаос, и очень быстро, а он, естественно, влечёт за собой хаос политический»[148].
Одним из первых выступил Б.Н. Ельцин и заявил: «Правительство Рыжкова должно немедленно уйти в отставку!» Не скрывал свою неприязнь к союзному правительству и первый заместитель председателя Совмина Украины В.П. Фокин.
Рыжков Н.И.: «Более желчного и наглого выступления от имени этой республики я не слышал до сих пор. Человек рвался к власти. За будущую похлёбку он готов был на всё. Руководство Украины уже не устраивал опытный премьер Виталий Андреевич Масол.
Даже официальные профсоюзы в лице их лидера Владимира Павловича Щербакова в стороне не остались: он тоже вылил достаточно грязи на правительство. <…>
Шла жестокая битва, и обращаться к разуму этих людей было равносильно гласу вопиющего в пустыне. Нервы были возбуждены до предела. Я бушевал на трибуне, гневно бросал обвинения политиканам, тащившим страну в пропасть.
– И если бы мы не несли ответственность перед народом, – в заключение сказал я, – мы бы ни одного дня не работали в такой обстановке. Только это останавливает нас» [149].
Горбачёв М.С.: «Я учитывал перелом, который произошёл весной 1990 года в настроениях Рыжкова и особенно Маслюкова в пользу рынка, надеялся, что правительство способно осуществить реформу. А главное – отставка правительства втянула бы нас в новый тяжёлый тур политической борьбы. Это была твёрдая позиция, несмотря на то что иной точки зрения придерживались весьма авторитетные люди из моего ближайшего окружения»[150].
М. С. Горбачёв после обсуждения заявил, что «руководители республик, как и следовало ожидать, высказали своё предпочтение программе Шаталина – Явлинского». И объяснил это тем, что в их программе говорилось не о едином союзном государстве, а об экономическом союзе[151].
Председатель Совета министров Азербайджанской ССР Аяз Муталибов, первый секретарь ЦК КП Казахстана Нурсултан Назарбаев, представитель Молдавии заявили, что правительство менять не следует. А вот российские представители – И. С. Силаев и Р.И. Хасбулатов высказались за отставку. По словам Горбачёва, Руслан Имранович сделал это в «присущей ему грубой, прямолинейной форме».
Документ, представленный на совещании, как уже говорилось раньше, был серьёзно переработан премьер-министром СССР и его помощником. Его окончательный вариант разработчики увидели в самый последний момент, на его представлении.
Щербаков В. И.: «Тогда мы и заявили, что реализация программы “500 дней” приведёт к развалу Советского Союза как государства. Речь в ней шла только об экономическом союзе, построенном на неизвестно каких основаниях.
Не будем мы реализовывать и программу, представленную Николаем Ивановичем, т. к. её прежде следует революционизировать, возвратив в неё удалённые положения. Настроены мы были решительно и готовы были публично подать в отставку.
Мы не блефовали. Каждый член нашей команды написал личное заявление с такой мотивировкой, и все они были переданы первому зампреду правительства Юрию Маслюкову (он был кандидатом в члены Политбюро) с договорённостью, что он положит их на стол Политбюро, если нам не удастся найти выход из сложившейся ситуации. Горбачёв и Рыжков об этом были проинформированы. Понятно, своим политическим демаршем мы, ключевые члены правительства, максимально усложнили Горбачёву поиск его любимого консенсуса с включением программы “500 дней”».
Стороны договорились об отсрочке внесения программы экономической реформы на Верховные Советы Союза и Российской Федерации.
1 сентября 1990 года Н.И. Рыжков подписал проект правительственной программы, но выполняя договорённость, дал указание не отправлять его в Верховный Совет. К ней были приложены 20 проектов законов.
Десять дней разработчики защищали программы в комиссиях и комитетах ВС СССР и РСФСР.
В результате было предложено найти компромисс и объединить программы. Однако Б. Н. Ельцин заявил, что сделать это всё равно, что «соединить амперы и километры».