Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР — страница 92 из 143

21 марта Верховный Совет Союза принял Закон «О Кабинете министров СССР». Закон определял место Кабинета министров в системе высших государственных органов Союза ССР, сферу его компетенции и порядок его деятельности. Закон существенно расширял полномочия высшего органа исполнительной власти, придавая ему некоторые черты власти законодательной – правительство получило право издавать подзаконные акты и постановления, обязательные к исполнению на всей территории Союза. В свою очередь, усиление роли кабинета, непосредственно подчинённого президенту, и прямо, и косвенно усиливает власть Горбачёва.

Впрочем, в процессе выработки решений предусматривалась возможность участия в этом процессе глав республиканских правительств, однако не оговаривалась необходимость получения согласия на что-либо законодательных органов республик. Одновременно КМ получил неограниченное право осуществлять контроль и проверку выполнения собственных решений.

Все постановления и распоряжения союзного кабинета по закону стали безусловны к исполнению всеми органами страны, и это давало Валентину Сергеевичу Павлову возможность оказывать давление на Советы всех уровней. У правительства не было необходимости постоянно обращаться к Верховному Совету за утверждением своих программ.

И тем не менее место союзного кабинета в структуре государственной власти охарактеризовал на встрече президента с ведущими экономистами страны 16 марта первый заместитель премьера Виталий Догужиев, заявив: «Мы знаем теперь, как поднять хозяйство, но беда в том, что на местах не выполняются элементарные обязательства… Сегодня можно говорить об успешном решении экономических проблем только при политической стабильности общества и выполнении законов»[183].

Пока политики дискутировали, хозяйственные руководители попытались найти выход из сложившейся ситуации.

Новая комиссия во главе со Щербаковым, была создана на уровне заместителей председателей правительств всех 15 республик.

Щербаков В. И.: «С Павловым мы обговорили только принципиальные позиции, но в деталях параметры документа не обсуждали. То ли потому, что он полностью доверял мне, то ли не видел проку во всей затее и не хотел тратить на него время и вникать глубже. Горбачёву же о ходе работы я докладывал практически каждый день. Иногда говорили по часу-полтора два-три раза в неделю».

Сразу после того, как появилась определённость с положением советского правительства, прошло и первое обсуждение антикризисной программы, подготовленной Владимиром Ивановичем и его командой. Произошло это на совещании у президента в Ореховой комнате 1 апреля 1991 года.

В обсуждении участвовали: зам премьер-министра СССР В. И. Щербаков, В. А. Медведев, министр финансов СССР В.Е. Орлов и советник Президента СССР по экономическим вопросам О. И. Ожерельев.

Произошла полемика. Медведев и Ожерельев заявили, что «антикризисная программа должна включать в себя лишь комплекс чрезвычайных мер, носить общеполитический, а не технократический характер». Щербаков настаивает на разработке именно практических шагов, не комментировать политику, а, наоборот, придать документу подчёркнуто внеполитический, технократический характер – должна быть представлена просто программа практических совместных шагов по стабилизации экономики.

В результате Щербакову и Медведеву было предложено выехать в «Волынское» и заняться программой.

«Заседание Совета Федерации, 9 апреля 1991 года “О выполнении Экономического соглашения на 1991 год.

Орлов критикует указание российских, узбекских и украинских властей о неперечислении средств в союзный бюджет, стабилизационный фонд, а также в фонд перераспределения средств в связи с повышением цен.

Щербаков В. И. Прожиточный минимум увеличился со 130 до 320 рублей. Первоначальный вариант не учитывал повышения тарифов на общественный транспорт, общепит, коммунальные услуги. Эти расходы по компетенции относятся к ведению республик и должны покрываться из их бюджетов.

Скоков. Россия соблюдает свои обязательства по бюджету. Зерна в Российской Федерации хватит лишь до мая.

Фокин. На задержке с введением новых розничных цен мы потеряли около 20 млрд рублей. Я против отмены ограничений на вывоз продукции за пределы региона.

Щербаков. Для тех, кто не раскроет границы своих регионов, надо вводить особый режим торговли по мировым ценам»[184].

Программа предусматривала в качестве первоочередных ряд жёстких мер: запрет на забастовки, введение особого режима в отраслях энергетики, транспорта и связи, восстановление «необходимых режимов продолжительности труда» и т. д. При этом программа была рассчитана на постепенные (казавшиеся многим медленными) темпы приватизации и переходе к рынку в целом.

Владимир Иванович констатировал, насколько быстро ухудшалась ситуация: «Цены на нефть упали со 100 до 68 долларов, за тонну. 1200 предприятий остановлены по экологическим соображениям, в результате теряем 10 млрд рублей. Огромный ущерб наносит нарушение хозяйственных связей. Но хозяйственники и специалисты решат все вопросы, если политики обеспечат единство законов и прекращение забастовок».

С Владимиром Ивановичем над подготовкой программы на госдачах в «Волынском» и «Соснах» работали его коллеги ещё по отделу Совмина С.В. Ассекритов и В.А. Покровский…

Программа получила название: «Программа совместных действий Правительства Советского Союза и союзных республик по выводу из кризиса».

Она предусматривала меры по сбалансированию бюджетов, скорректированный комплекс мер по стабилизации экономики и согласованные действия в социальной сфере.

Главный упор делался на формирование рыночной экономики: ускоренную приватизацию, конвертируемость рубля, реформу ценообразования, создание Федеральной банковской системы, инфраструктуры рынка и рыночных институтов – товарных и валютных бирж, развитие налоговой службы, борьбу с безработицей и т. д. Всё это требовало большого объёма мер по ускорению внедрения рыночных механизмов и приоритетное формирование рынков жилья, сельхозземель и земель для комплексной застройки, товарных и валютных бирж, радикальное изменение налоговой и бюджетной систем, приватизацию сфер малого и среднего бизнеса (торговли и общепита, бытового обслуживания, строительства, производства товаров народного потребления и услуг и пр.).

В связи с тем, что союзная сторона предложила «совместные» действия по выходу из кризиса, сообщество его противников раскололось.

Предложенный вариант согласились подписать 11 из 15 республик. Латвия, Литва и Эстония заявили, что программа их устраивает и подписать её они готовы, но не как союзные республики, а в форме межправительственных соглашений. Украина документ завизировала, но потребовала вписать в текст пункт, дающий ей право ввести «для распределения остродефицитных товаров» специальную валюту – гривну, которая будет выполнять роль «золотого червонца».

В конце концов Украина и Молдавия поставила подписи, сняв свои требования, «сдалась» и Эстония. Армения, сохраняя резкое и жёсткое политическое противостояние с Центром, в области экономики готовы были следовать программе. Отказывались идти на компромисс только Литва, Латвия и Грузия. Зная о подвижках в сторону международного признания их суверенитета, они принципиально настаивали, чтобы Правительство СССР подписало с ними отдельные именно межгосударственные соглашения.

Щербаков В. И.: «Грузины заявили, что не будут подписывать документ ни в каком виде, литовцы требовали двустороннее межправительственное соглашение, а молдаване банально хотели воспользоваться случаем и выторговать денег.

Выступая на Президентском совете я тем не менее доложил, что 13 республик из 15, включая Россию, подписали или готовы подписать программу. Вопрос был в форме, в политическом оформлении экономических решений.

У Молдавии были чисто технические замечания, суть которых сводилась к тому, что ей нужно больше денег. Председатель Верховного Совета и будущий президент Мирча Снегур торговался, как настоящий цыган: вот в эту бюджетную строку столько-то добавьте – и сразу подпишем. Поэтому с ними было легко разобраться: скажи им только, что, если будут продолжать настаивать на уступках, субсидии будут уменьшены, а не увеличены, и они пойдут на попятную. По Грузии были дискуссии, кто-то предлагал даже отключить туда поставки газа, но к этому времени был уже печальный опыт отключения от газа Литвы и подобный вариант был сразу отброшен. Тем более что в Закавказье можно было поставить газ из Ирана или Азербайджана.

У меня было иное предложение: несмотря на все войны, разруху, дефицит, цветы на московских рынках были в полном ассортименте, не было проблем и с поставками мандаринов. А откуда они поступали? Каждый день из Грузии прилетали самолёты с грузом. Я считал, что, следует поручить министру внутренних дел и начальнику КГБ пригласить к себе для беседы хорошо им знакомых организаторов этого торгового бизнеса и объявить им: через неделю во всех аэропортах и на выездах из их республики будет введён карантин. Я был уверен, что через пять дней у Спасских ворот будет стоять президент Гамсахурдия с ручкой и спрашивать, что ему надо подписать. Всем было понятно, что его власть держится на этих ребятах и они все вопросы с ним решат без нашего участия.

Однако просмеявшись, никто ничего предпринимать не стал».

И тем не менее даже в таких условиях напряжённую, но приемлемую для всех программу подписали 9 республик. Казалось, что вот она надежда, выход из всех неприятных ситуаций найден.

18 апреля уже В. С. Павлов провёл закрытое совещание по обсуждению разработанной союзным кабинетом антикризисной программы. Участниками совещания были ответственные сотрудники союзных министерств. Пригласили также, видимо, для придания мероприятию веса, известных советских экономистов, в том числе Леонида Абалкина, Абеля Аганбегяна, Егора Гайдара, Николая Петракова, Николая Шмелёва, Григория Явлинского.