Геращенко В. В.: «Всё это перед Новым годом согласовали с Рыжковым, объяснили ему порядок действий. Потом передали текст “перестроечнику”Михаилу Сергеевичу. И вот где-то там записка была распечатана в нескольких экземплярах. В аппарате ЦК решили, что неудобно Генеральному секретарю подавать пятистраничную бумагу, написанную от руки, – так произошла утечка информации.
О скрытности операции говорит и такой факт: об обмене денег не знал даже первый заместитель председателя правления Госбанка В. Н. Куликов. Во вторник утром он обратился к нам с Войлуковым возмущённо: “Ну и бл…и вы! Я получил ордер на “Волгу”. Только снял деньги со счёта! И куда я сейчас с ними пойду?!” Надо сказать, что речь его была ещё более эмоциональная. Для таких “обманутых” коллег нам пришлось даже открыть специальную кассу, что, кстати, никак не противоречило общим правилам обмена денег».
В такую же историю попал наш герой – Владимир Иванович Щербаков, отправившийся в дни обмена в командировку в Швейцарию. После выступления на Всемирном Давосском форуме ему задали вопрос: «Чем вызван обмен денег в СССР?» Не осведомлённый в происходящем на родине член правительства ответил, как его информировал лично премьер-министр: «Никакого обмена денег не предвидится». Тогда организаторы форума вывели на большой экран телевизионный канал, по которому передают сообщение ТАСС: «В СССР объявлен обмен сторублёвых купюр». И показали хронику: драки в Москве и Питере в очередях.
Щербаков В. И.: «Даже мне, как близкому другу, Павлов ничего не сказал, не предупредил. Перед отлётом в Давос, ночью во время очередной нашей совместной прогулки, я напрямую спросил у Павлова: “Обмен будет?” Как-никак, я был его заместителем, отвечал за всю экономику, кому, как не мне, полагалось быть в курсе предполагаемых решений по такому важному вопросу. Однако Павлов заверил, что ничего подобного не планируется.
Но реформа ведь распространялась на нас и в чисто житейском плане. В результате обмена я попал в щекотливую ситуацию: ещё в должности министра финансов Валентин Сергеевич покупал себе “Волгу” и у него не хватало денег, чтобы оплатить покупку. Следует сказать, что все расчёты физических лиц в СССР производились за наличные: банковские карты тогда отсутствовали как класс, первая чековая книжка тоже появилась уже в новой России в 1992 году. Так что министр ты или нет, позаботься о том, чтобы прийти за покупкой с нужным количеством купюр в кошельке.
Я при переезде в Москву свои “Жигули” продал, а новую машину брать не собирался. Павлов и попросил взаймы с последующей отдачей. Буквально за неделю-другую до нашего ночного разговора он мне этот долг вернул. Не помню уже, сколько там было, но сумма немаленькая – три или четыре тысячи рублей. Потому я и сказал тогда на прогулке: “Имей в виду: уезжаю, а деньги на работе в сейфе лежат, даже жена их взять не сможет. Если обмен всё-таки будет, сам потом пойдёшь за меня в очереди стоять и их менять”. Посмеялись, он заверил, что беспокоиться не о чем, всё, мол, будет нормально. С тем я и улетел.
Вернувшись в Москву, в весьма эмоциональной форме пересказываю этот эпизод Валентину. А он в ответ: “Володя, ты же понимаешь, есть дела, о которых я не мог рассказать даже тебе, несмотря на нашу дружбу и служебные отношения”. А потом добавил: “Я от руки написал докладную записку президенту и тот от руки написал “Согласен”. Поэтому говорить больше не о чем”.
С тех пор есть у меня был маленький “зуб” и на Виктора Геращенко. Он общался со мной по много раз на дню, отчитывался передо мной, но даже намёка не дал, что готовится такое серьёзное дело».
Но всё же удержать секретность операции не удавалось Кое-что периодически просачивалось и не только в виде неоправданных слухов. Был случай, когда инкассаторы перевозили новые купюры в денежное хранилище в Настасьинский переулок, в них врезалась другая машина. Когда открывали заднюю дверцу, вывалился один из ящиков с деньгами и разбился. Инкассаторы могли лицезреть перевозимый товар. Новые 100-рублёвки были похожи на прежние купюры, но всё-таки отличались.
О режиме строгой секретности говорит и А. В. Войлуков.
Войлуков А. В.: «Как-то поздно ночью, часов в 12, возвращаюсь домой, вдруг звонок в машину: “С вами будет говорить товарищ Крючков”. Соединяют. “Слушай, Арнольд, а что если нам поменять в этих указаниях то-то и то-то?”– спрашивает тогдашний глава КГБ. Я отвечаю: “Я ничего обсуждать не буду, у меня телефон не защищён”. – “А что же ты ездишь с незащищённым телефоном?” – удивляется Крючков и продолжает говорить. Я ему: “Прекратите, я сейчас вернусь на Лубянку или Неглинную, и продолжим разговор”.
А утечка информации произошла так. Надзирающий прокурор Гознака на Пермской фабрике увидел новые купюры и разболтал секрет, появились заметки в печати, началась паника. Я позвонил Павлову и предложил ложиться на дно и отложить операцию на 7 января. Так и сделали, дав соответствующее опровержение. Перед назначенным сроком Горбачёв заявил, что он занят, и просил перенести обмен ещё на неделю.
Прямо перед проведением обмена Геращенко предложил послать в наиболее важные регионы (Белоруссию, Украину, среднеазиатские республики и др.) зампредов правления Госбанка для контроля за проведением мероприятия. Следовало придумать приемлемое объяснение для одновременной посылки в командировки большого числа начальников. Объяснили всё какой-то специальной проверкой, толи проведения расчётов, то ли по кредитной практике. 22 января, во вторник, собрали всех зампредов и объявили, что вылетать им следует в тот же день. И вот в среду звонит И. В. Левчук и пеняет мне: “Арнольд, ты что делаешь? У меня в сейфе деньги лежат!” За ним из Таджикистана звонит Ю.А. Хомацкий, жалуется: “Уменя заначка от жены в сейфе лежит, что, не мог сказать?”
Не сказал я ничего и своей жене. Единственное, что позволил себе сделать, посоветовал ей накануне обмена при покупке какой-то вещи использовать крупные купюры.
Накануне обмена, часов в 8 вечера, Павлов собрал своих замов, доклад делал Геращенко, меня оставили в приёмной ждать. Помню, бежит опаздывающий С. А. Ситарян, спрашивает, зачем собрали, я ответил: “Скоро сам узнаешь!” Вышел после совещания Степан Арамаисович, дуется: “Не мог намекнуть, сберкассы уже закрылись”».
Так что В. И. Щербаков оказался не единственным обиженным.
Щербаков В. И.: «Новый Кабмин едва успел начать работать, как под ним взорвалась бомба, известная всем как “павловская денежная реформа”. При том, что на самом деле не было никакой “конфискационной денежной реформы” и “замораживания вкладов”. Те, кто говорит об этом, лгут. В действительности была проведена замена крупных купюр старого образца на новые. Однако с точки зрения организации обмена действительно сделано всё было не лучшим образом. Не были готовы полностью и не были отпечатаны в нужном количестве купюры. И готовые купюры не успели развезти, и, самое главное, не провели нужной обработки населения, чтобы люди морально были готовы к готовящимся изменениям. И, самое главное, такого жуткого организованного сопротивления мы не ожидали».
22 января 1991 года Указом Президента СССР М. С. Горбачёва обращение 50- и 100-рублёвых купюр образца 1961 года прекратилось. Реформа началась.
Председатель Центрального банка РСФСР Г. Г. Матюхин, по его словам, о реформе узнал в 9 часов вечера, хождение же старых купюр отменялось с 12 часов ночи того же дня.
На плановый период обмена купюр (примерно 3–4 недели) движение крупных сумм по счетам ограничивалось, но никакой конфискации при этом не проводилось. Все суммы, лежавшие в банках, сохранялись в целости, зарплаты повсеместно выдавались новыми купюрами.
Тем не менее в Москве в первый день обмена у сберегательных касс скопились большие очереди.
Павлов В. С.: «Эти кадры, не жалея экранного времени, без конца прокручивало телевидение. При этом никто не говорил правду о том, почему возникли очереди. Более того, целенаправленными потоками лилась дезинформация: обмен денег, мол, плохо организован Минфином и Госбанком, в очередях насмерть давят старушек. Хотя в действительности на самом деле виновником создания очередей был не кто иной, как тогдашний мэр Москвы Г. Попов – лично! До 14 часов он проводил совещания и консультации с российским правительством: приступать к обмену или нет?
В московских банках-то для московских же сберкасс было заготовлено новых купюр более чем достаточно. Но ДемРоссия и сам Г. Попов пытались всеми способами сорвать проведение обмена.
Всё же в целом сорвать обмен денег, к счастью, не удалось. Хотя в Москве по указанным причинам и возникли некоторые трудности для населения, но исключительно – в первый день»[203].
Щербаков В. И.: «Оппозиционная демократическая общественность, в первую очередь, российская в лице Ельцина, Силаева, Матюхина и других деятелей не разрешали в крупных городах открывать сберкассы до 14:00. В то время, как народ стал собираться у их дверей с 9 утра.
Более того, были вывешены объявления, что купюры сегодня не будут меняться. Несложно представить, что творилось у банков.
Это была специальная, хорошо продуманная диверсия. Саботаж.
Проблему усугубляло и то, что не был создан товарный запас, который бы снял напряжение. Хотя мы для крупных городов и гнали большое количество продовольствия (соль, сахар, хлеб, мука, крупа) и немного промтоваров, что удалось добыть. С полок в этот момент сметали всё. В Средней Азии средняя выручка маленького сельского магазина годами составляла несколько сотен рублей в день, а тут вдруг они стали сдавать по миллиону рублей и всё в крупных купюрах».
По словам В. С. Павлова, из-за утечки информации из президентской канцелярии ускользнуть от обмена удалось некоторым теневым структурам. Однако к обмену не были предъявлены купюры на общую сумму свыше 12 млрд рублей. Это и были деньги, изъятые у теневого бизнеса. Следует учесть, что в тот период на руках у населения, то есть в денежном обращении находилось всего лишь 96 млрд рублей.