Щербаков В. И.: «Ещё примерно 20 с небольшим млрд скопились в виде заявлений на обмен. Может быть, мы поступили не очень корректно к их держателям, но с точки зрения экономики и финансов это было оправдано – работала комиссия медленно и выполнила свои обязательства только через месяц. Таким образом, почти 30 % налички нам удалось во время обмена убрать.
Были тщательно закрыты границы. Таким образом, государство не разнесли».
У председателя правления Госбанка менее оптимистичная оценка итогов того обмена. Он отчитался, что к 26 января, когда истёк срок обмена, в отделения Госбанка поступили купюры на сумму чуть больше 40 млрд рублей, а всего к этому времени в обороте их находилось на сумму 48,199 млрд рублей. Таким образом, в результате обмена удалось «сэкономить» немногим более 8 млрд рублей.
Что касается 50- и 100-рублёвых купюр, находящихся за рубежом, то их, как сообщил Кабинету министров Геращенко, осталось на сумму всего около 0,5 млрд рублей. Павлов возразил, что, по его оценкам, эта сумма составляет около 7 млрд рублей, однако Геращенко отказался подтвердить эти данные[204].
Геращенко В. В.: «Те, кто столкнулся с необходимостью обмена большого количества купюр, в основном нашли выходы из трудного положения. Вечером в понедельник на Центральном телеграфе образовались большие очереди. Люди, в основном представители кавказских республик, отправляли сами себе денежные переводы старыми купюрами. Московские рестораны, особенно привокзальные, наторговали на такие суммы, как будто истратили в этот день несколько месячных запасов продуктов. Парк культуры и отдыха в Кишинёве продал пятидесятикопеечных билетов на огромную сумму – столько людей парк не вместит, даже если они вплотную друг к другу встанут! Так что кто хотел, лазейки нашёл. И экономический результат от этой акции был небольшой!»
С ним соглашался В. С. Павлов, рассказывая, что руководство ряда маленьких магазинчиков, товарооборот которых обычно составлял пять-шесть тысяч рублей в день, к обмену вдруг предъявляли дневную выручку в несколько миллионов! При этом вся почему-то одними сторублёвыми купюрами!
А. В. Войлуков рассказывал, что в день объявления обмена, часов в 11 вечера, ему позвонил офицер охраны и сказал, что с ним хочет поговорить какой-то иностранец. Арнольд Васильевич вышел в вестибюль и спросил, чем он может помочь. И получил ответ: «У меня с собой два кейса с деньгами – один из них достанется вам, если вы обменяете купюры из другого». «Майор, – обратился принципиальный зампредседателя правления Госбанка к охране, – гони его». Дипломатическая машина уехала с полными кейсами.
Председатель Центрального банка РСФСР Г. Г. Матюхин описывает свою работу патетично.
Матюхин Г. Г.: «Мы справились со свалившимся на нас грузом. И надо отдать должное простым банковским труженикам и особенно труженицам, которые без сна и отдыха, часто до обмороков, крови на пальцах работали по приёму старых денег и выдаче новых.
Когда я доложил на Президиуме Верховного Совета России о результатах этой работы, о том, что благодаря такому героизму нам удалось избежать социальных потрясений и беспорядков, меня просто не поняли».
Георгий Гаврилович подтверждает факты саботажа со стороны российского и московского руководства проведения обмена денег.
Матюхин Г. Г.: «Президиум вёл Ельцин (тогда председатель Верховного Совета), который в конце моего доклада резко высказался в мой адрес, обвинив меня в политической слепоте. “Вы почему старались выполнить указания, вместо того чтобы проявить сопротивление?”– спросил он гневно, подзуживаемый Бурбулисом. “Раз вы знаете, как надо было делать, так сами и делайте!”– ответил я, положил тезисы своего выступления и ушёл.
Ельцину, видимо, как раз нужны были такие беспорядки, чтобы на их волне нанести очередной удар по союзным властям».
Владимир Иванович уверен, что никакой серьёзной паники в стране не было бы, если бы оппозиция и пресса не подняли искусственный ажиотаж: одни – организацией митингов и антиправительственных выступлений, другие – путём телевизионных передач и газетных публикаций.
Щербаков В. И.: «Они создали сенсацию, а потом показывали длинные очереди и падающих в обморок людей. Всё делалось для того, чтобы опорочить акцию, создать из этой чисто фискальной операции политическое действо. Следует признать: им это удалось.
Продумано всё было заранее. Ждали часа икс передвижные телевизионные станции, были расписаны точки, откуда в течение считаных часов развернётся прямая трансляция на весь мир репортажей о том, как обездоленные (собственным правительством обворованные) советские люди пытаются вернуть себе хоть какие-то (заработанные честным и непосильным трудом) гроши».
А правила обмена были весьма демократичными. Крупные суммы менялись прямо по месту работы, через общественные комиссии.
Обменивали сразу до 10 тыс. рублей. В те времена это была стоимость хорошего автомобиля. Если человек хорошо зарабатывал, то об этом всем было известно и никаких проблем не возникало. Более крупные суммы проходили через такие же комиссии в районах. При этом никаких справок о заработной плате не требовалось.
Те, кто приносил для обмена много старых, выводившихся из обращения банкнот или сдавал их после установленного срока, должны были лишь объяснить причины опоздания и источники получения таких наличных доходов. Впрочем, если у кого-то оказалось 500 тыс. рублей, которые человек в советское время нормальным путём заработать не мог в принципе, ему трудно было объяснить, откуда взялась такая сумма, из какой «тумбочки». Не все захотели это делать.
Щербаков В. И.: «Хотя и в таком случае привлечь к ответственности, покарать, наказать никого нельзя было. Я спросил как-то Павлова, что можно сделать, если человек придёт менять подозрительно большую сумму и скажет, что на улице нашёл или на чердаке, в наследство от бабушки получил? И будет стоять на своём. Он хмыкнул, сказал, что это “хороший вопрос” и от темы ушёл.
Комиссии из депутатов на местах, принимавшие решения об обмене для подобных граждан, не имели полномочий даже проверить уплату налогов с больших или подозрительных сумм. Так что даже с “левыми” деньгами советскому человеку в реальности ничего не грозило, кроме нервотрёпки.
А вот для фальшивомонетчиков обмен купюр действительно создал большие трудности.
Таким образом, история о “конфискации” – не более чем умело раскрученная пропагандистская придумка наших политических противников».
Горбачёв, желая показать себя с самой лучшей стороны, уже во вторник объявил, что продлевает обмен до пятницы. В среду утром прошёл слух, что будут менять и 25-рублёвые купюры. В. В. Геращенко вызвал в Госбанк телевидение и официально заявил: «25-рублёвые купюры обмениваться не будут!» Корреспондент его тогда спросил: «А чем вы это можете доказать?» И Виктор Владимирович только что прилетевший из Саудовской Аравии, где выбивал из шейхов кредит в 4 млрд долларов, обещанный за неучастие в иракской войне, ляпнул (по его словам): «Руки даю на отсечение, что не будет обмена четвертных билетов!» Ему запомнился рассказ министра финансов СА о том, что когда ловят жулика, то отрубают ему руку. Этот средневековый ритуал у Геращенко всплыл в памяти, когда он давал интервью.
Геращенко В. В.: «Журналисты потом переделали мои слова, как им удобнее, и пошла ходить легенда, что я обещал, что не будет обмена денег вообще. Такого неграмотного заявления я не мог сделать, тем более на третий день происходившего обмена!»
Газета «Коммерсантъ» (28.01.1991) отметила, что процесс обмена денег проходил довольно спокойно. Средний же размер заявляемых к обмену сумм практически во всех районах не превышал 2 тыс. рублей.
«О заявлении Павлова, 19 февраля 1991 года. Большой шум в мире и в стране произвело на днях провокационное интервью Павлова газете “Труд”, в котором он в сенсационном духе сообщил об имевшем якобы место заговоре западных банков, направленном на денежную интервенцию и дезорганизацию денежного обращения в СССР, и что, дескать, операция по обмену крупных купюр едва успела предотвратить этот заговор»[205].
Позднее В. С. Павлов на ленинградском Кировском заводе пошёл по цехам. Там неожиданно его обступили представители Движения «ДемРоссия», они «исступлённо – не преувеличиваю – кричали», будто обмен денег обобрал бедные слои населения.
Павлов В. С.: «Пришлось вступить в полемику. Обратился прямо ко всем присутствовавшим, а вокруг собралось свыше сотни человек: “Мужики, поднимите руку, кто из вас пострадал от обмена? Кто не обменял деньги? Если такие найдутся, расплачусь с ними немедленно! Здесь же, из своего кармана”.
Ни одна рука, естественно, не поднялась» [206].
Щербаков В. И.: «Справедлива ли реформа была к населению? Зависит от того, о ком мы говорим. Если имеем в виду людей, работающих на заводах, на фабриках, в сельском хозяйстве, на государственных учреждениях, то никто не пострадал ни на одну копейку.
Во всяком случае мне до сих пор так и не удалось никого встретить из таких пострадавших». Впрочем, даже один из главных реализаторов этого обмена А. В. Войлуков не был уверен в его необходимости. Он так и не поверил в готовящиеся денежную интервенцию и подрыв экономической безопасности страны. Арнольд Васильевич называл размер денежной массы, которая не была предъявлена для обмена – 6 млрд рублей. Половина из них были средствами теневых общаков. За границей могло остаться ещё 1 млрд, ну полтора миллиарда. Следует сказать, что руководство КГБ рассчитывало получить сумму в 22–24 млрд.
Скептическое отношение к результатам изъятия из оборота теневых денег и у В. И. Щербакова. Более того, он уверен, что с политической точки зрения советские власти сильно проиграли, дав возможность всем, кто стоял в оппозиции к союзному Центру и Правительс