едактор «Молодой гвардии» Анатолий Никонов. Его сняли со своего поста. Правда, мягко – перевели главным редактором в другой популярный журнал, но совершенно не политический, «Вокруг света».
А в 1972 г. разгромный удар по патриотическому движению решил нанести сам руководитель отдела пропаганды ЦК Яковлев (как мы помним, почему-то щедро кормивший гонорарами диссидентов и популяризировавший революционеров-масонов). В «Литературной газете» вышла его статья «Против антиисторизма». Он обрушился и на «национализм», и на «деревенскую прозу», как на ностальгическое воспевание «пережитков», чуждое принципам марксизма и курсу партии. Даже ярлык придумал – «антиисторизм», а публикация начальника такого ранга обычно становилась указанием к исполнению.
Но вот тут-то поднялась буря протестов. В защиту патриотического направления выступили многие ученые и деятели культуры, письмо Брежневу направил Михаил Александрович Шолохов – классик, академик, лауреат Нобелевской премии. Леонид Ильич пришел к выводу, что Яковлев ссорит его с русской общественностью. А ко всему прочему, Брежнев не любил его, знал как выдвиженца Шелепина. Поэтому Яковлева 7 лет «забывали» утвердить заведующим отдела пропаганды ЦК, он так и возглавлял отдел в ранге «заместителя». Теперь дело рассмотрели на Секретариате ЦК и Политбюро, и Яковлева сняли с должности. Правда, и заступники у него оставались мощные. Суслов, Пономарев. Поэтому отправили его не куда-нибудь в захолустье, а Чрезвычайным и Полномочным послом в Канаду. Как бы поближе к тем силам и кругам, с которыми он давно был связан. Случайно ли?
Но патриоты считали это своей великой победой. Их работа активизировалась. Продолжали выходить книги, зовущие к национальному возрождению. По романам Анатолия Иванова «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов» начали снимать телесериалы. Под эгидой общества охраны памятников истории и культуры устраивались конференции по разным городам и республикам, там создавались филиалы «Русского клуба» – и заговорили уже о молодой «русской партии» внутри КПСС. А издательство «Молодая гвардия» добилась нового «прорыва» по тем временам. За границей вышел роман Солженицына «Август Четырнадцатого». Доктор исторических наук Николай Яковлев, сотрудничавший с КГБ, получил задание достойно ответить. То есть показать, что в историческом плане книга Солженицына ничего не стоит (как и есть на самом деле). Яковлев имел доступ к закрытым архивам, и поручение выполнил. Но совсем не так, как хотелось бы заказчикам. В 1974 г. в «Молодой гвардии» вышла его книга «1 августа 1914 г.» В ней впервые в советской истории была поднята тема масонства, его роли в развязывании Первой мировой войны и в революции.
Однако реальными результатами «русского движения» как раз и стали только книги, статьи, будившие национальное сознание. Ими зачитывалась провинциальная интеллигенция, они были популярны среди офицеров (и среди тех же сотрудников КГБ среднего и низшего ранга). Никакой опоры в «верхах» это «движение» не получило. Полянский, Шелепин, Мазуров, занимавшие вроде бы патриотическую позицию, обращаться к русским интеллектуалам не пожелали (или боялись). Шелепин, например, пытался повысить свою популярность другими способами. Вместо элитных санаториев ездил отдыхать в обычные, вместе с простыми трудящимися. Но на Политбюро ему устроили взбучку за «ложный демократизм», что и завершилось его отставкой в 1975 г.
Из высокопоставленных лиц «русскому движению» покровительствовал только первый секретарь ЦК комсомола Евгений Тяжельников. Но и он был осторожным. Его помощь ограничивалась тем, что он выписывал командировки активистам «Русского клуба» и спускал на тормозах доносы, приходившие на них. Сочувствовал патриотам и первый секретарь компартии Белоруссии Петр Машеров. Позволял издавать в своей республике антисионистские книги В. Бегуна, некоторые другие [149, с. 102]. Но опять же осторожно, сам от этого дистанцировался. Однако, с другой стороны, и «русское движение» не смогло создать сильные структуры, найти опору «снизу». «Мюнхгаузеновские» воспоминания о нем оставил А. Байгушев. Именно он восхвалял «русскую партию» внутри КПСС, а самого себя произвел аж в «начальники личной партийной разведки» Брежнева. Но из описания конкретных мероприятий видно: они выливались в банальные пьянки. Да, можно было восторгаться, как Семанов командует перед тостом «на пле-чо» и члены «Русского клуба» со вскинутыми рюмками орут песню: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» [12] Вот какие мы смелые, нам все нипочем!.. Ну и что?
Появились и радикальные национал-патриоты. С 1971 г. историк Владимир Осипов начал выпускать машинописный самиздатовский журнал «Вече». Он выходил раз в 3 месяца тиражом 50–100 экз. В нем публиковались священник Дмитрий Дудко, писатели Леонид Бородин, Геннадий Шиманов, Анатолий Иванов, Светлана Мельникова, Михаил Кудрявцев, Михаил Антонов. От обвинений в создании нелегальной организации Осипов уходил – открыто писал на обложке свою фамилию и адрес. Материалы были православно-патриотического плана, но под обвинения в антисоветской агитации не попадали. «Настоящие», либеральные диссиденты восприняли «Вече» в штыки. Объявляли журнал «черносотенским», его авторов «провокаторами», «агентами КГБ». А КГБ пытался их запугивать – они не поддавались. Но потом вдруг либералы сменили позицию, начали втягивать товарищей Осипова в деятельность «правозащитников», материалы из «Вече» стал перепечатывать «Посев». Это дало возможность Андропову объявить деятельность Осипова антисоветской, в 1974 он получил 8 лет.
А между тем среди патриотического крыла интеллигенции с самого начала оказались довольно сомнительные фигуры. Например, к нему примыкали известный музыкант Мстислав Ростропович со своей супругой, певицей Галиной Вишневской. Хотя они были очень близки и к либеральным диссидентам. Вишневская стала и ближайшей подругой жены министра внутренних дел Николая Щелокова. До назначения он работал вторым секретарем ЦК Молдавии, а, когда его перевели в Москву, на одном из приемов Вишневская сама подошла знакомиться к его жене Светлане, робеющей и комплексующей. Ввела эту простую провинциальную бабу в столичный «высший свет».
В литературе утвердилась сказка, как Ростропович и Вишневская с 1969 г. «прятали» у себя на даче Солженицына, в 1970 г. написали письмо Брежневу в его защиту, после чего попали в опалу, подверглись преследованиям. Это полная чепуха. В 1969 г. Солженицын расстался с первой женой. Соответственно, лишился и ее жилья в Рязани. Ростропович и Вишневская пустили его со второй женой пожить на своей богатой даче. Об этом, разумеется, знали и милиция, и КГБ. И какая же «опала», если Вишневская продолжала петь в Большом театре, в 1971 г. была награждена орденом Ленина, продолжала выезжать с мужем на зарубежные гастроли?
Да ведь и сам министр Щелоков встречался с Солженицыным, помогал ему получить из архива материалы и карты для «Августа Четырнадцатого». А в 1971 г. направил записку в Политбюро, предлагая вместо конфликта с диссидентствующим писателем «прикормить» его. Дать квартиру в Москве, опубликовать его произведения, какие можно, вот и угомонится, перейдет от воинствующих политических заявлений к нормальной работе. Но в начале 1970-х взяла верх другая линия, которую принято квалифицировать как ужесточение «репрессий». Диссидентов стали изгонять из СССР. Но если мы рассмотрим реальные факты, то и миф об «ужесточении» рассыпается в прах.
Например, поэт Иосиф Бродский всегда противился попыткам диссидентов втянуть его в свой круг и сделать из него политическую фигуру. Но партийные идеологи продолжали придираться к нему, а за рубежом его вовсю публиковали, что вызывало новые обвинения. А при решении вопроса о его высылке Андропов пригласил к себе… Евтушенко. Когда тот принялся расхваливать поэта, начальник КГБ попросил высказать честное мнение: где Бродскому будет лучше, у нас или там? Тот ответил: если честно, то, конечно же, там. Юрий Владимирович развел руками – видите, мы с вами думаем одинаково. Бродскому мгновенно оформили «израильскую визу», посадили в самолет и отправили в Вену. Там его уже ждали, встретили, предложили работу в Мичиганском университете.
О Солженицыне в 1974 г. вопрос был вынесен на Политбюро. За высылку высказались лишь пятеро – Андропов, Гришин, Устинов, Кириленко, Катушев. Остальные, в том числе Брежнев, Косыгин, Шелепин, Подгорный, Громыко, проголосовали за то, чтобы арестовать его и судить. Но через генерала КГБ Кеворкова прошли переговоры с канцлером ФРГ Брандтом, он выразил готовность принять писателя (который об этом вообще не знал). Андропов доложил о достигнутой договоренности в личной записке Брежневу [149, с. 119]. Тот согласился: если с Брандтом уже все согласовано, то скандал и впрямь не нужен. Постановление Политбюро отменили. Солженицына аккуратно взяла спецгруппа «А», будущая «Альфа», доставила на самолет и отправила в Германию. Даже архивы писателя не конфисковали, заботливо переслали ему вдогонку, через помощника военного атташе США Вильяма Одона.
В том же году Ростропович и Вишневская выехали из СССР вполне открыто, по командировке Министерства культуры. Никто им препятствий не чинил. А за границей они приняли модный имидж «гонимых». Когда высылали диссидентствующего скульптора Эрнста Неизвестного, у него возникла проблема – огромный багаж. Скульптуры, заготовки. Вывезти все это хозяйство помог Андропов [149, с. 68]. По «израильской визе» с 1974 г. выезд был вообще свободным. За границей очутились Аксенов, Войнович, Максимов, Гекрасов, Гладилин, Поповский, Жорес Медведев, Галич (Гинзбург), Любимов и другие инакомыслящие.
Но можно отметить, что отбор опять был неслучайным. Под высылки попадали такие диссиденты, кто оказывался нужен на Западе, мог там использоваться для антисоветской работы. А другие оставались в Советском Союзе, их периодически арестовывали, сажали – и это тоже использовалось, для пропагандистских кампаний о «жертвах советского режима». Использовались и «рекламные фигуры» деятелей культуры, выехавшие легально. Они, конечно же, объявлялись жертвами гонений, а в «голосах», транслируемых на СССР, преподносилось: лучшие представители России выбирают «свободы».