В общем, методы применялись разные, но в результате расчистки сменились 18 министров, 37 руководителей обкомов партии. Чаще всего имеющихся фактов о злоупотреблениях или воровстве было достаточно. Тому или иному деятелю «намекали», и он сам подавал в отставку. Исключением стал Узбекистан. Здешний лидер Рашидов тоже ходил в любимцах Брежнева, многое себе позволял, республика стала фактически его «вотчиной». Но Андропов давно на него «точил зуб». В начале 1983 г. сделал прозрачный намек, рассчитывая, что тот уйдет добровольно. Этого не произошло.
Тогда стало раскручиваться «хлопковое дело». Хлопок был ценнейшим сырьем, и стратегическим, и валютным, шел на экспорт. Еще в 1976 г. Рашидов отличился рекордом, объявил на XXV съезде, что в год собрано 4 млн тонн хлопка, брал обязательство довести эту цифру до 5 млн. Брежнев еще и подзадорил его – а почему не больше? В планы вошла цифра 6 млн тонн. Но из главного богатства Узбекистана хлопок превратился в бедствие. Под него ради повышения показателей отдавали все обрабатываемые земли, сводили на нет культуры. На сбор хлопка мобилизовывали все население. Школьники порой приступали к занятиям только в ноябре-декабре, после завершения сезона. А при этом в республике фактически сохранялись феодальные порядки. Разве что прежних баев заменили директора совхозов и председатели колхозов. В своих владениях они были полными хозяйчиками.
Например, у председателя одного из крупнейших колхозов, Ахмаджона Адылова, люди трудились буквально из-под палки, имелась своя тюрьма для провинившихся и нерадивых. Жаловаться было некому, местная милиция обо всем знала, но Адылов перевыполнял планы, был другом Рашидова. Однако новые «рекордные» планы выполнить было нереально. Для увеличения веса хлопок поливали водой, в мешки с продукцией работники клали камни. Договаривались с директорами хлопкоочистительных заводов, чтобы скрыть недостачу. Что-то списывалось под разными предлогами. В результате республика получала деньги за несуществующий хлопок, они разворовывались начальством. Но теперь из Москвы появились следственные группы КГБ и МВД, принялись раскапывать безобразия.
Подобные чистки очень способствовали популярности Андропова среди простого народа. О нем заговорили как о борце за справедливость. Но мало кто догадывался, что это было только «фоном», «расчисткой стройплощадки», а в это же время Юрий Владимирович создал группу для подготовки настоящих реформ. В нее вошли Горбачев, Рыжков, секретарь ЦК Долгих и др. Престарелый Долгих был включен скорее для представительства, чтобы обозначить: в деле участвуют и «старики», никто их не ущемляет.
Разработку проектов Генеральный секретарь отслеживал лично, Рыжков бывал у него с докладами каждую неделю. Специально для него Андропов создал новый, экономический отдел ЦК. К данной работе привлекли плеяду «птенцов Яковлева», «реформаторов» из Новосибирского академгородка: академика Аганбеляна, Заславскую, Богомолова, Леваду. Были подключены и «птенцы» самого Юрия Владимировича во главе с Арбатовым и Гвишиани, а также Абалкин, Петраков и другие ученые, которые вскоре станут активными деятелями «перестройки».
Впрочем, даже термин «перестройка» уже прозвучал. Как вспоминал Рыжков, для предстоящих преобразований ставилась задача «долгосрочной программы перестройки управления народным хозяйством». В программной статье Андропова в журнале «Коммунист» прозвучал и курс на «ускорение прогресса производительных сил» [10]. Не было лишь третьего тезиса, который Горбачев добавит к «перестройке» и «ускорению» – «гласности». Гласности Юрий Владимирович никогда не любил. Он предпочитал готовить поворот исподволь, не привлекая лишнего внимания.
Однако стать «перестройщиком» ему не довелось. Его болезнь почек врачи компенсировали сильнодействующими препаратами. А теперь, когда он пришел к власти, наступил вдруг предел. Лекарства больше не действовали. Весной 1983 г. почки стали отказывать. Организм отравлялся невыведенными шлаками. Ему стали делать искусственную очистку крови, гемодиализ. Два раза в неделю он приезжал в больницу на мучительную процедуру [149, с. 283]. Это помогало поддерживать жизнедеятельность, но старый больной организм стал слабеть, плохо сопротивлялся инфекциям, появились язвы. На демонстрации 1 мая подъем на трибуну Мавзолея дался Андропову с большим трудом. Тут же придумали оборудовать на Мавзолее эскалатор. Его сделали, еще не зная, что Юрий Владимирович этим эскалатором никогда не воспользуется.
Но сказалось не только состояние здоровья Андропова. Кому возглавить «перестройку» в СССР, решал не он. Это решали вообще не в Москве. Выбор делали внешние силы. При Гарвардском университете действовала специальная программа «Лиотте» по подготовке агентов влияния… А чета Горбачевых, еще когда он верховодил на Ставрополье, любила ездить за границу. Бывший заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК Владимир Севрук утверждал, что Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна попали в поле зрения экспертов ЦРУ в 1971 г., когда они очутились в Италии, на симпозиуме молодых политиков левых партий. А особенно плодотворной стала поездка по Франции в 1977 г. – Горбачевы решили прокатиться через всю страну на автомашине с переводчиком. Можно не сомневаться, по пути им встречались «случайные» люди, говорившие по-русски. С высокопоставленными туристами заводили знакомства французские политические деятели, бизнесмены.
Специалисты утверждают, что в подобных случаях прямая вербовка применяется редко, она не обязательна (и может отпугнуть партнера). Но составляются психологические портреты, определяются слабые места, возможные подходы. А Раиса Максимовна ошалела от Франции, объявляла во всеуслышание: нам надо жить так, как живут французы… А в это же время в Вену эмигрировал друг и «единомышленник» Горбачевых Зденек Млынарж, способный много рассказать об их взглядах. Начал заниматься распространением «демократических идей» на Чехословакию и для этого, конечно же, должен был контактировать с западными спецслужбами…
В начале 1983 г. в Москву приехал в отпуск посол в Канаде, Александр Николаевич Яковлев. Увиделся с помощником Горбачева Болдиным. Стал внушать, что Михаилу Сергеевичу, отвечавшему в Политбюро за сельское хозяйство, крайне необходимо побывать в Канаде – именно там сельское хозяйство образцовое, можно позаимствовать много полезного. Болдин устроил ему встречу с Горбачевым, и тот начал проситься в командировку в Канаду. Андропов считал ее ненужной и несвоевременной, возражал. Но Михаил Сергеевич каким-то образом настоял на своем.
В мае он полетел за океан. С ним отправилась большая свита чиновников из ЦК и других ведомств. Визит Горбачева прошел блестяще. На встрече с парламентариями он говорил живо, без бумажки, в отличие от советских «старичков», к которым привыкли иностранцы. Не стеснялся откровенничать: например, что лично он против войны в Афганистане (впрочем, перед начальством он всегда мог оправдаться, ведь Андропов тоже изъявлял готовность к примирению). Михаил Сергеевич выражал готовность дружить с Западом, преодолеть разногласия. Но и за словом в карман не лез. Когда кто-то из русофобов полез с традиционными обвинениями, Горбачев отмахнулся от него, вспомнив восточную пословицу: собака лает, а караван идет. Это вызвало аплодисменты, в газетах появилась карикатура, Горбачев едет на караване, а собака с лицом оппонента облаивает.
В общем, произвел впечатление, его объявляли политиком «американского склада». Но были и конфиденциальные беседы с Яковлевым. Горбачев, например, согласился с ним в вопросе о Сахарове, что «это стыд – держать академика в ссылке» [200]. Наверняка затрагивались и другие темы. Когда в посольство явились очередные журналисты брать интервью, Яковлев сказал им, что гость отдыхает, но вместо Горбачева на вопросы может ответить он. Пояснил: «Мы с ним мыслим одинаково». Не без помощи Яковлева была проложена дорога к премьер-министру Канады Трюдо. По протоколу у него предусматривался один прием. Но Михаил Сергеевич побывал у него трижды! Его спутники замечали: каждый раз на встречах присутствовали разные люди. Разумеется, это были не только канадцы. Наблюдали гостя, оценивали.
В свите Горбачева приехал заместитель министра внешней торговли Владимир Сушков. Позже он описывал, что были достигнуты очень хорошие договоренности с канадскими фирмами, производителями сельскохозяйственной техники, и Михаил Сергеевич козырял ими по возвращении в Москву. Но дальше об этих договоренностях он не вспоминал, ни одна из них не была реализована! Сушков удивлялся, напоминал, но получал только пустые отписки или его обращения оставлялись без ответа. Через полгода после прихода Горбачева к власти Сушков был вдруг арестован и сел в тюрьму на 6 лет. Якобы за взятку. А может, как раз из-за того, что заметил явную фальшь?
Потому что без этих нереализованных договоренностей у визита остается только один результат. Первые «смотрины» будущего советского лидера. Его сочли подходящим. Трюдо сообщал Маргарет Тэтчер и другим западным политикам, что «на Горбачева следует обратить внимание». А сам Михаил Сергеевич, вернувшись из командировки, принялся усиленно хлопотать за Яковлева. Докладывал Андропову, что он уже 11 лет «в ссылке», пора перевести его в Москву. Доказывал, что у него «такая голова»! Юрий Владимирович кивнул: «И даже не одна, а две» [12] Уж он-то давно знал о контактах Яковлева с ЦРУ. Тем не менее Горбачев и в этом случае «дожал», подключились Арбатов, Александров-Агентов, и Андропов согласился. Только оговорился, что в ЦК Яковлева не допустит. Ну что ж, нашлось другое место. Директора Института мировой экономики и международных отношений.
…Юрий Владимирович размышлял над тем, чтобы уйти на покой. Спрашивал Чазова: «Наверное, я уже полный инвалид, и надо думать о том, чтобы оставить пост Генерального секретаря». В разговоре с Рыжковым он тоже обмолвился: «Николай Иванович, если я уйду на пенсию, какое материальное содержание вы мне сохраните?» Но уходить в отставку означало бы новую игру – определять себе преемника, отстаивать его. На такое сил у Андропова больше не было. Он предоставил событиям идти как идут…