Да, Михаил Сергеевич еще не был вождем партии и государства. Но он уже мог себе позволить несанкционированные публичные высказывания, проигнорировать посещение могилы Маркса. А его положение продолжало укрепляться. Одним из самых влиятельных лиц в Политбюро оставался министр обороны Устинов. И как раз в декабре он простудился на учениях, лег подлечиться в «кремлевку». Но в больнице вдруг наступило резкое ухудшение. 20 декабря, когда Горбачев еще находился в Англии, Устинов скончался. Диагноз – «скоротечное тяжелое воспаление легких». Похороны опять были очень пышными. Создавалось впечатление, что уходящее поколение «стариков» в руководстве отчаянно цеплялось за этот мир, силилось закрепиться навсегда хотя бы в памяти. Устинов не был лидером государства, но даже в его честь переименовали большой город, центр военной промышленности Ижевск. А на его место выдвинули маршала Сергея Соколова – еще одного 73-летнего старика. Боевого военачальника, но он не состоял в Политбюро и не имел никакого веса в коридорах кремлевской власти.
Черненко был совсем плох. Больница стала его постоянным «домом». Его образ еще эксплуатировала пропаганда. Предстояли выборы в Верховный Совет, и для Черненко, как для одного из кандидатов, написали выступление. Притащили телевидение прямо в больницу. Снимали, как немощный Генеральный секретарь, задыхаясь, произносит «предвыборную» речь. Зачем? Задним числом это становится понятным. Лишний раз показывали народу совершенно недееспособного старика. Порождали насмешки, издевки и убеждения – пора приводить к власти «молодых».
7 марта Черненко позвонил Громыко. Сказал, что чувствует себя очень плохо, советовался «не следует ли мне самому подать в отставку?» Громыко ответил: «Не будет ли это форсированием событий, не отвечающих объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично». «Значит, не надо спешить?» «Да, спешить не надо». Громыко показалось, что он удовлетворен такой реакцией: «Что ж, из этого и буду исходить» [39]. Через три дня, 10 марта, Черненко скончался.
11 марта собралось Политбюро. Председательствовал Горбачев, предоставил слово Чазову. Тот долго перечислял болезни и описывал состояние покойного. Это действовало и на присутствующих. Подводило к мысли, что на «преемственность» ориентироваться больше нельзя. За одним больным стариком – второй, третий, власть превращается в посмешище. Когда речь зашла о выборе Генерального секретаря, прозвучала лишь одна фамилия. Горбачева. Предложил его Громыко. Считал, что он станет лучшим лидером партии и государства (и опять же поведет к «разрядке», которую Громыко выпестовал, считал «своей» политикой). Позже он будет сокрушаться, что очень ошибся.
Но если бы не он, ту же кандидатуру выдвинул бы кто-то другой. Наверняка настраивали разных членов Политбюро. Обращает на себя внимание необычный факт. 11 марта, прямо в день избрания Горбачева, в Нью-Йорке вышла большим тиражом брошюра с его биографией. Ни один прежний Генеральный секретарь такого не удостоился. Но стоит учесть и разницу во времени между Москвой и Нью-Йорком. Заседание, избравшее Горбачева, закончилось около 17:30. В Нью-Йорке было около 9:30. Чтобы брошюра в этот же день была выброшена на прилавки, ее требовалось напечатать заранее. Значит, американские издатели уже знали: советским Генсеком станет именно Горбачев. Удивляться тут нечему. Сейчас известны цифры, что к началу перестройки в руководящих эшелонах власти СССР было уже около 2200 агентов влияния Запада.
Перестройка
«Главный архитектор перестройки» А. Н. Яковлев вспоминал, что еще в 1985 г. предлагал Горбачеву программу по разрушению социализма в СССР. Но получил ответ: «Пока рано» [78]. Доверять всем излияниям Яковлева было бы опрометчиво. Однако в данном случае они соответствуют фактам.
Начало правления Михаила Сергеевича, казалось бы, не предвещало крутых перемен. Он подчеркнуто поддерживал традиции, сложившиеся в кремлевской верхушке, «коллегиальность» власти, обязательно согласовывал те или иные вопросы со «стариками». Впрочем, были и признаки, что для него это только формальность. Например, одной из традиций уже стало «увековечивать» память умерших вождей переименованиями. Горбачев ее подтвердил. Но в память Черненко переименовали не какой-нибудь большой город, а крохотные городишки Шарыпово в Сибири и Шолданешты в Молдавии, в чем можно было усмотреть и насмешку.
В апреле 1985 г. состоялся пленум ЦК, на котором Горбачев выдвинул лозунг «ускорения». Это тоже не было новым, «ускорение» намечали и готовили еще Андропов и Черненко. Но теперь ставилась конкретная задача – рывок в области машиностроения. Темпы его развития намечались в 1,7 раз выше, чем во всей остальной промышленности. На машиностроение перебрасывалась львиная доля финансирования, импортные закупки оборудования. Эти меры должны были за короткий срок улучшить благосостояние народа и уже к началу 1990-х вывести экономику на мировой уровень.
Ну а простой народ ощутил на себе новшества в мае. Развернулась антиалкогольная кампания. Проблема была действительно серьезной. Сказывалась как раз бездуховность общества, апатия, исчезновение направляющей идеи. При Сталине пьянство отнюдь не приветствовалось. Но какие-то особые меры против него не требовались. Употребление спиртных напитков не превышало 5 л в год на взрослого человека. При Брежневе, в 1972 г., меры уже потребовались. Было ограничено время продажи крепких напитков с 11 до 19 часов. На них повышались цены. Создавались лечебно-трудовые профилактории (ЛТП), куда алкоголиков отправляли принудительно.
Тем не менее пьянство росло, потребление только товарного алкоголя достигло 10,5 л на человека. С учетом самогона, технического спирта и др. эту цифру оценивают в 14–15 литров. На каждого взрослого мужчину в год приходилось по 90–110 бутылок водки. Как нейтрализовать зло, задумывались и Брежнев, и Андропов. Горбачев ухватился сразу и резко. 7 мая 1985 г. были приняты постановление ЦК «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» и соответствующее постановление Совета министров № 410, их подкрепил указ Президиума Верховного Совета СССР.
Было закрыто большинство магазинов или отделов, торговавших алкогольными напитками. Цены на них поднимались в среднем на 45 %. Время продажи уменьшалось – с 14 до 19 часов. Поднялся пропагандистский шквал. К борьбе с пьянством в обязательном порядке подключались профсоюзы, комсомол, органы образования и здравоохранения, научные общества, творческие союзы. Запрещались банкеты по поводу праздничных дат, награждений, служебных повышений, юбилеев, диссертаций. Стал насаждаться обычай «безалкогольных свадеб». Перед милицией ставилась задача отлова людей, распивающих спиртное в скверах, дворах, подворотнях. Ловили и на улицах за появление в нетрезвом виде. Задержанных ждали крупные неприятности, штрафы, сообщение на работу.
Кампания, по сути нужная, доводилась до абсурда своим размахом и формами проведения. Закрывались ликеро-водочные и винные заводы. В Молдавии, на Украине, на Кавказе, пошла массовая вырубка виноградников. По воспоминаниям директора винзавода Бодюла, людей «по выходным заставляли выходить с топором и рубить виноград». В одной лишь Молдавии из 210 тыс. гектаров виноградников было истреблено 80 тыс. А по России площади виноградников сократились с 200 до 168 тыс. гектаров и сбор винограда снизился вдвое. Знаменитые крымские винзаводы «Массандра» спасло от разгрома только личное вмешательство первого секретаря ЦК Украины Щербицкого.
В районах виноделия рушилось традиционное хозяйство, работники оставались без средств к существованию, возбуждалось недовольство. А это касалось национальных окраин! Осложнились отношения с Венгрией, Румынией, Болгарией – они экспортировали в СССР в основном вина. Сейчас Внешторг отказался закупать их.
Между прочим, представляется характерным, что сам Михаил Сергеевич предпочитал оставаться в стороне от этих дел. В качестве инициаторов и главных проводников антиалкогольной кампании он всюду выставлял старика Соломенцева и своего подручного в тот период, Лигачева. То есть «перегибы» были неслучайными. Горбачев представлял: может настать время, когда придется искать «крайних».
Но и результаты кампании стали совсем не такими, как представляла советская пропаганда. Уровень употребления водки и вина действительно резко снизился. Однако стремительно развилось самогоноварение. И не только в сельской местности, как раньше. Технически грамотных людей в СССР хватало. Для инженеров в НИИ или рабочих на заводе не составляло труда утащить трубки для змеевика и соорудить самогонный аппарат у себя дома, на даче. В магазинах стал исчезать сахар, его расхватывали на самогон. На сахар даже пришлось вводить карточки. А молодежь искала «подручные средства». Развилась токсикомания. В ход шли стиральные порошки, эфир из аптек, отравляющие вещества для насекомых. Именно тогда в СССР начала распространяться и наркомания.
Антиалкогольная кампания стала настоящим подарком и для теневой экономики. Быстро налаживалось производство и сбыт «левой» продукции. Точно так же, как в США «сухой закон» в 1920–1933 гг. дал силу структурам мафии, так и в СССР вакханалия «против пьянства» породила организованную преступность, позволила сформировать изначальные капиталы теневикам, которые уже через несколько лет превратятся в «бизнесменов».
Но кампания имела еще одно важнейшее последствие. Советские финансы базировались на «двух китах»: экспорт нефти и винная монополия. Как раз за счет продажи алкоголя по повышенным ценам государство имело возможность поддерживать своими дотациями низкие цены на хлеб, молоко, сахар, мясо, общественный транспорт. Теперь по бюджету был нанесен колоссальный удар, за год поступления от пищевой промышленности сократились на 22 млрд руб. И в это же самое время США и Великобритания провели переговоры с Саудовской Аравией и другими странами, добились от них значительного увеличения добычи нефти. Цены на нее на мировом рынке резко упали. Советский бюджет зашатался…