А тем временем гибель социалистической системы уже завершалась. В 1990 г. демонстрациями закипела Албания – они переросли в восстание студентов и рабочих. Коммунистическая власть стала сдавать позиции и через недолгое время совсем рухнула. В Монголии дело прошло мирно – митинги с демонстрациями, отставка правительства, введение многопартийной системы и принятие новой конституции. А вот в Югославии правительство вроде бы уже давно вело реформы по европейским образцам, здесь даже отмечали «экономическое чудо»! И с Западом она не ссорилась, торговала вовсю. Но… вспомним пожелание Тэтчер о расчленении этой страны. В 1990 г. прошли местные выборы, и во всех республиках Югославии к власти вырвались националисты. Словения решила отделиться. В Косовском крае албанцы стали нападать на сербов. В Хорватии их стало притеснять новое республиканское руководство. Югославия стала сползать в жестокие гражданские войны.
Когда предательство становится престижным
Председатель КГБ Крючков вспоминал, что с 1989 г. «неожиданно и очень серьезно начали подтверждаться старые связи Яковлева» с ЦРУ. «В 1990 году Комитет государственной безопасности как по линии разведки, так и по линии контрразведки получил из нескольких разных (причем оценивавшихся как надежных) источников крайне настораживающую информацию в отношении Яковлева… Одному американскому представителю было поручено провести с Яковлевым соответствующую беседу и прямо заявить, что от него ждут большего. Профессионалы хорошо знают, что такого рода указания даются тем, кто уже дал согласие работать на спецслужбы» [81].
Крючков доложил Горбачеву: имеются данные о работе Яковлева на американскую разведку. Михаил Сергеевич переспросил: что это, опять следы связей во время его учебы в США? (Как видим, Генсек об этом знал.) Но начальник КГБ ответил: нет, это новые дела. Поскольку Яковлев был членом Политбюро, Крючков запросил санкцию на перепроверку информации через других агентов. Она наверняка подтвердила бы обвинение. По свидетельству руководителя аппарата Президента СССР А. И. Болдина, маршал Ахромеев тоже сообщал: военная разведка располагает сведениями о связях Яковлева западными спецслужбами [55].
Но Горбачев проверку запретил. Вместо этого поручил Крючкову самому поговорить с Яковлевым. В ходе беседы председатель КГБ прозрачно намекнул: в органах известно о его шпионаже в пользу США. Тот сильно побледнел, но ничего не сказал. Факт этого разговора подтверждают полковник внешней контрразведки А. Соколов, помощник Горбачева А. Черняев [183]. А расследование, благодаря Горбачеву, не началось. Он свел вопрос к событиям далекого прошлого. «Яковлев – полезный для перестройки человек? Если полезный, то простим его. У кого в молодости грехов не было?»
Но на США работал не только Яковлев. Генерал КГБ Юрий Дроздов рассказал в своем интервью об откровениях одного американского разведчика. Это было уже в период полного «потепления», американец набрался в ресторане с русскими коллегами и расчувствовался: «Вы хорошие парни!.. Но придет время, и вы ахнете, узнав (если это будет рассекречено), какую агентуру ЦРУ и Госдеп имели в вашей стране на самом верху» («Российская газета», № 4454, 31.08.2007).
При очередной поездке в Вашингтон 1 июня 1990 г. Шеварднадзе подписал с госсекретарем США «соглашение Шеварднадзе – Бейкера» о разделе акватории Берингова моря. В той части моря, о которой шла речь, были богатые рыбные промыслы, а недавно на шельфе были обнаружены большие запасы нефти. Но Шеварднадзе уступил США 46,3 тыс. кв. км шельфа и 7,7 тыс. кв. км советской промысловой зоны. К СССР отошли лишь 4,6 тыс. кв. км шельфа – в 10 раз меньше, чем получили американцы. Кстати, Бейкер очень неприглядно характеризовал Шеварднадзе: «Советский министр казался почти просителем. Советское руководство нуждается лишь в небольшом поощрении, чтобы вести дела, по существу, на западных условиях».
Еще более ярко это проявилось в вопросе об объединении Германии. Сперва переговоры были поручены советскому послу в ФРГ Фалину. Проблемы обсуждались непростые. В ГДР располагались наши военные базы, аэродромы, городки. Многие промышленные и научные объекты были построены на советские средства. Вдобавок ФРГ состояла в НАТО, а ГДР – в Организации Варшавского договора. Логично было потребовать выхода западных немцев из НАТО, чтобы туда не попала и ГДР. В объединении Германии Запад был очень заинтересован. Президент Буш вспоминал, что за это Америка и ее союзники готовы были пойти на списание многомиллиардных советских долгов, дать гарантии, что НАТО не будет распространяться на восток. Но после предварительных проработок Фалин был отстранен от переговоров, Горбачев поручил их Шеварднадзе.
Его западногерманский коллега Геншер тоже был готов согласиться с отказом объединенной Германии от участия в НАТО. Готовился обсуждать компенсации за советское имущество. А на переговорах высказал Шеварднадзе обещание, что бывшие социалистические страны никогда не войдут в НАТО. Но… Шеварднадзе не потребовал вообще ничего! А опрометчивое обещание Геншера разрешил не фиксировать в договоре, оно осталось только устным. Пустыми словами. Вместе с Горбачевым они вели дело спешно, раз-два и готово. В результате Восточную Германию просто «слили». Без каких-либо условий, компенсаций (даже Буш был этим шокирован). 12 сентября 1990 г. в Москве представители ФРГ, ГДР, СССР, США, Англии и Франции подписали Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии. 3 октября две ее части объединились. Точнее, ГДР вошла в состав ФРГ. Соответственно, и в блок НАТО. Стоит ли удивляться, что через две недели после этого Горбачеву была присуждена Нобелевская премия мира?
А в Советском Союзе ломались последние структуры, еще скреплявшие державу, – партийные. В июле 1990 г. Михаил Сергеевич созвал XXVIII съезд КПСС. Мы уже отмечали: в свое время Сталин предусмотрел особую связку – компартии союзных республик входили в КПСС. Но компартии России не существовало. Компартией России было само ядро КПСС. После того как РСФСР провозгласила суверенитет, было решено ее создать. Делегаты партийного съезда, избранные от России, в июне собрались на конференцию, которая объявила себя Учредительным съездом компартии РСФСР. Горбачев на ней присутствовал и предложение об отдельной компартии поддержал. Таким образом, КПСС из монолитной структуры превратилась в «мозаику» республиканских организаций.
Последний, XXVIII съезд партии даже начался со скандала. Прямо при открытии один из делегатов потребовал слова и предложил немедленно отправить Горбачева в отставку. Пошел раздрай и между фракциями, «Демократическая платформа» и «Марксистская платформа» переругались между собой. Но самые радикальные вообще больше не хотели связывать себя с коммунистами. Ельцин и еще ряд делегатов демонстративно объявили на съезде, что выходят из КПСС (это послужило толчком к многочисленным выходам из партии по всей стране). Съезд должен был утвердить новую Программу КПСС, но из-за разногласий так и не утвердил.
Пост Генерального секретаря Горбачев намеревался передать Яковлеву, но тот отказался. На эту должность заново избрали Михаила Сергеевича. Но состав Политбюро был изменен кардинально. Из прежних членов, занимавших высокие государственные посты, в него вошли только Горбачев и его заместитель Ивашко. Остальные – первые секретари компартий союзных республик и персональные выдвиженцы Михаила Сергеевича. Отныне центр управления переносился в аппарат президента, а Политбюро превращалось в некий совещательный орган при нем.
Заявляли о себе и патриоты. Группа литераторов опубликовала в «Литературной газете», а потом в журнале «Наш современник» открытое письмо президенту, Верховным Советам СССР и РСФСР, делегатам XXVIII съезда. Оно получило название «письма 74» по количеству авторов, но свои подписи добавило более тысячи деятелей культуры и науки. Указывалось, что под знаменами «демократизации», «правового государства» «в нашей стране разнуздались силы общественной дестабилизации». «Русофобия в средствах массовой информации ССР сегодня догнала и перегнала зарубежную, заокеанскую антирусскую пропаганду… Для этого лживо, глумливо переписывается история России, так что защита Отечества, святая героика русского патриотического чувства трактуется как “генетическая” агрессивность, самодовлеющий милитаризм…»
Авторы правильно подмечали: эти ярлыки внедряются, чтобы отвлечь народ от внешних угроз, оправдать разрушение Советской армии. Оправдываются и измена Родине, «сотрудничество с иностранными фирмами и правительствами на основе предательства государственных интересов нашей страны», попирается русское национальное достоинство, а вместе с тем протаскивается идеализация сионизма. Письмо вызвало огромный резонанс, но в результате всего лишь раскололся Союз писателей – на единомышленников авторов и их противников.
Что же касается мощного национально-патриотического движения, всплеснувшего в начале перестройки, то его… уже не было. Мы уже отмечали: ряды общества «Память» с 1987 г. очень быстро росли. Но так же быстро организация стала делиться, появились лидеры с разными программами, перессорились между собой. В 1990 г. вместо одной «Памяти» уже существовали Национально-патриотический фронт «Память» Дмитрия Васильева, одноименная организация Филимонова и Кварталова, Православный национально-патриотический фронт «Память» Кулакова и Воротынцева, движение «Память» Сычева, Союз за национально-пропорциональное представительство «Память» Смирнова-Осташвили, Всемирный антисионистский и антимасонский фронт «Память» Емельянова, Координационный совет движения «Память» братьев Поповых, Республиканская народная партия России Лысенко, Русское национальное единство Баркашова, Национал-социальный союз Яковлева.
Вслед за этим движением и тоже мощно всплеснуло казачество. По всей стране возникали казачьи общины, надевали традиционную форму, вспоминали забытые обычаи. Кое-где начали брать на себя функции охраны порядка, разгоняли обнаглевшую преступность, хулиганов вразумляли плетьми. В июне 1990 г. эти организации объединились на Учредительном большом кругу, создали Союз казаков России. Но и он быстро стал раскалываться. Сперва на «красных» и «белых», потом множилось число атаманов с собственными амбициями.