— Неужели какие-то сладости и обычное волокно даст такие деньги? — не поверил Святослав.
— Ты еще удивишься, — уверил его князь. — Если мы не позволим никому больше их выращивать, то все порты Средиземного моря ваши. Торгуйте свободно. Европа переварит любые объемы. А хлопок… Хлопок — это не только ткань. Это нечто гораздо большее. Но не сейчас…
— А если мы заберем золотые копи в Нубии и Аксуме, то и вовсе крепко станем на ноги, — задумчиво сказал Святослав.
— Главный источник золота не здесь, сын, — покачал головой князь. — Он в Мали. Если твоим внукам удастся добраться до него, то могущество нашей семьи станет безграничным. Римские императоры покажутся пылью у наших ног.
— Мали? — наморщил лоб Святослав. — Что это за земля?
— Это на западе Африки. Я покажу тебе на карте, — ответил ему князь. — Но пока прямого пути у нас туда нет. Для этого должны произойти кое-какие события. И они уже происходят. Мы работаем над этим. Точнее, работает императрица Мартина. Эта дура с ослиным упрямством насаждает догматы монофелитства. Для нее это плохо закончится, а для нас, наоборот, закончится хорошо. Так мы получим выход к золоту Мали.
— Я не понимаю, отец, — растерялся Святослав. — Какое отношение имеет вера к золотым копям в заднице мира.
— Да самое прямое! — расхохотался Самослав. — Думай, префект! Считай, что это твое домашнее задание.
Они въехали в ворота города, который служил ключом к Нижнему Египту. Не случайно его развалины стоят на территории Каира. Он защищает путь вверх по Нилу. Он защищает вход в Дельту. И он защищает вход в Великий канал, расчищенный трудами Святослава.
Кавалькада всадников в пропыленной одежде проследовала до дворца наместника провинции, где князь с сыном и расположились. Типичный одноэтажный дом из обожженного кирпича с крошечными окошками и крытым черепицей внутренним двором распахнул им свои ворота, в которых и исчезла полусотня всадников в броне. Люди, стоявшие вдоль улицы от самых крепостных стен, начали расходиться по домам и лавкам. Они увидели истинного повелителя этой земли, страшного колдуна Севера. Они сорвали глотки, приветствуя и его, и молодого князя, которого здесь, по усвоенной столетиями привычке называли цезарем и игемоном.
Самослав вошел во дворец и поморщился. Что нашел его сын в этой земле? Тонкий слой пыли покрывал все вокруг. От здешнего песка, который нес ветер со стороны пустыни, спасения не было. А ведь пустыня — вот она! Полчаса пути отсюда. Весь огромный и густонаселенный Египет — всего лишь ничтожная полоска земли вдоль берега великой реки.
Бесшумные слуги, движущиеся словно тени, зажгли масляные светильники, в мгновение ока накрыли стол и поставили кувшины с вином. Управляющий хозяйством бестрепетной рукой налил себе первый кубок и выпил его на глазах князя и его сына. И только после этого налил им самим. Князь шевельнул рукой, и слуга, склонившись, попятился назад, пока резные двери не закрылись за ним. А Самослав продолжил разговор, который вел с сыном уже не первый день.
— Ты мой наследник, — жестко сказал Самослав. — Ни слова, ни полслова никому о своей любви к Египту. Ты префект самой большой провинции и второй человек государства. Если хоть кто-то заподозрит, что ты можешь остаться здесь навсегда, на меня начнется охота. Бериславу князем не быть, Кий слишком кровожаден, а Владимир младший из всех, сын римлянки. Бояре и ханы не примут его, пока есть старшие сыновья. Я полностью осознаю, что твой отъезд отсюда сейчас невозможен. Но это решение ослабляет мою власть в словенских землях.
— Но ты уже знаешь, что делать? — вопрос Святослава звучал вовсе не как вопрос. Скорее, как утверждение.
— Скажем так, — поморщился Самослав. — У меня есть кое-какие мысли, как организовать власть в будущем. Она не может замыкаться на одном человеке, иначе слишком многое будет завязано на конкретные личности. А это очень опасно. Если к власти придет не тот человек, случится настоящая катастрофа.
— Как Фока у ромеев? — задумчиво произнес Святослав. — Если бы не этот пьяница, арабы так и сидели бы в своих песках и пасли верблюдов. А между персами и римлянами царил бы мир. Мария, дочь императора Маврикия и жена шахиншаха Хосрова Парвиза, ни за что не допустила бы той бойни.
— Именно так, — кивнул Самослав. — Я открою тебе секрет, сын. Я сомневаюсь, что хоть кто-то удержит в одном кулаке настолько разные земли. Слишком далеко все зашло.
— Но почему? — удивился Святослав. — У арабов же получится. Ты сам сказал.
— А разве я пророк Мухаммед? — грустно усмехнулся князь. — Такие люди, как он или Иисус рождаются раз в тысячу лет. А всего лишь обычный человек. Мне не дано зажечь в людях подобный огонь. И я полностью отдаю себе в этом отчет. Я не хочу, чтобы мои сыновья и внуки резались почем зря, отбирая друг у друга ничтожные клочки земли. Тогда мусульмане, ромеи и франки сметут вас по одному. Этого никак не может понять твоя мать, которая интригует напропалую, пытаясь выкроить царство каждому из своих сыновей.
— Мою мать считают языческой богиней, — осторожно ответил Святослав. — Ее влияние на людей огромно.
— И пока я ничего не могу с этим сделать, — кивнул князь. — Да и не хочу, если честно. Она довольно сильно мне помогает. Никто не может в одночасье переделать миллионы людей. Это никому не под силу, даже таким титанам, как Умар ибн Хаттаб… Великий человек! Те, кто придут ему на смену, не станут даже слабым его подобием. Их вера сильна, но мусульмане потратят не одно столетие, пока станут главной силой в своих же собственных землях. Они делают ставку на низкие налоги, понятные законы и свободу торговли, и у них все неплохо получается.
— Римскую империю в старых границах восстановить невозможно, — нахмурившись, посмотрел на него Святослав. — Слишком далеко разошлись народы и веры. Но если мы потеряем Египет, то потеряем торговлю с Индией. Мы потеряем, а другие приобретут. Мы станем слабее и вскоре проиграем. Так как нужно поступить, отец?
— Ты узнаешь это в свое время, — ответил Самослав. — Также, как и я. Пока еще будущее слишком туманно. Карты главным игрокам еще не розданы, но скоро очень многое изменится. Ты, как мой наследник, должен знать одно: Египет мы потерять не можем. Он — основа наших доходов. И он страховка на случай голода.
— Голода? — наморщил лоб Святослав. — Но благодаря тебе Словения не голодает, отец. Рыба есть, зверя много. Земли и соли полно.
— Пока, — ответил Самослав. — Ты забыл сказать «пока». Да, пока всего этого много, но через сто лет людей станет столько, что голод будет нашим постоянным спутником. Потому-то мне нужен Тергестум. Потому-то я и восстанавливаю дорогу оттуда до Белграда и Солеграда. В случае неурожая отсюда пойдут корабли в метрополию.
— А если голод придет сюда? — испытующе посмотрел на отца Святослав. — Низкая вода случается здесь каждые семь лет. Если вывезти отсюда зерно, люди умрут от голода.
— У вас должны быть сделаны запасы, — ответил князь. — И вы получите зерно из Ольвии и Херсонеса. Там отличные черноземы. Я уже договорился с болгарами.
— Это не Римская империя, отец! — воскликнул Святослав, в голове которого не укладывалось то, что он слышал. — Это что-то совсем иное! Что же ты хочешь построить?
— Я? — невесело усмехнулся Самослав. — Я один не сделаю ничего. Мне одному это не под силу. Это работа лет на сто. Я только положу первые камни в фундамент этой стройки. А строить будете вы, мои дети. Вы, ваши дети и ваши внуки. И я молю всех богов, какие только есть, чтобы у вас хватило мудрости и терпения для этой работы.
Глава 14
В то же самое время. Май 641 года. Королевство Британия.
Полосатые паруса датчан покрыли гавань города Кантваребурга. Только сейчас это ни у кого не вызывало прежнего ужаса. Пришли свои: союзники и даже родственники. Сам Эйнар Который Сжег Руан прибыл в гости к сыну и прихватил с собой целую армию.
— Отец? — раскинул свои медвежьи объятия Сигурд. — Ты здесь? А я думал, ты бьешься в Нортумбрии!
— Нашел дурака! — усмехнулся Эйнар. — Меня же там ждут! Все ценное уже вывезли вглубь острова, а берег патрулируют отряды воинов. Я пришел за добычей для своих парней, а не для того, чтобы разбить лоб о стены Беббанбурга. Кстати, сын, что это за дурацкое имя для города?
— Прошлый король Дейры город в честь жены назвал, — развел руками Сигурд. — Бебба ее звали. Любил он ее.
— Вот дерьмоеды! — Эйнар даже сплюнул от возмущения. — Никогда не понимал этих англов. И что у них в головах?
Королевский дворец, то есть огромный сарай, крытый потемневшей деревянной дранкой, едва вмещал всех гостей. Ярлы данов и альдерманы британцев расположились рядом и пили вино, запасы которого уменьшались прямо-таки устрашающими темпами. Во главе стола сидел Сигурд и его отец, который уже перешагнул на седьмой десяток. Эйнар был очень стар. Стар до того, что лицо его прорезали глубокие морщины, а крепкие плечи опустились вниз. И борода, и тщательно расчесанные волосы с годами поседели, приняв ярко-серебряный цвет. Только глаза его оставались молодыми и горели пьяным задором.
— Сигурд! — встал конунг. — Сын! Мое сердце разрывается от гордости! Ты прославил себя. Ты прославил своего отца! Ты прославил нашу землю! А теперь ты стал королем. Я горжусь тобой!
Ярлы заревели, опрокинув в себя кубки, а Леутхайд напряженно вглядывалась в лица пирующих. Это был уже далеко не первый тост в честь ее мужа. Что-то не давало ей покоя, и она сама пока не понимала, что именно. Хотя… Да вот же оно! Болли! Младший брат короля мрачнел с каждым тостом и пил молча, сверля ее мужа ненавидящим взглядом. Вот оно!
— Княгиня Мария, спасибо тебе! — прошептала Леутхайд. — Ты же предупреждала меня, что именно так все и будет. Яд зависти разъедает братскую любовь. Ты говорила, что нет врагов хуже, чем родные братья, которые не могут поделить славу и власть.
И она толкнула локтем мужа, который расплылся в улыбке, словно кот, слушая славословия, льющиеся на него со всех сторон. Сигурд повернулся и посмотрел на нее непонимающим взглядом.