Белые женщины окружили место казни и с восторгом наблюдали, как одна за другой катились в пыль отрубленные головы. Дравиды не просили пощады. Но вот пришла очередь правителя Киката. Он вырвался из рук иноземцев, упал лицом вниз и пополз к ногам белокожих, моля о пощаде. Он показал знаком на землю, на небо, потом на себя и стал биться головой оземь.
Из уст пленных вырвались проклятия. Как смеет он так унижаться перед этими варварами! Царица крикнула ему:
— Нишант!
Но Нишант уже был мертв душой. Он подполз к старейшине белокожих и, припав к его ногам, заплакал. Рукой он делал знаки, очевидно желая что-то сказать.
— Чего он хочет, Друхью? — спросил старейшина.
Приглядевшись к странным жестам правителя, Друхью нерешительно сказал:
— Отец! Его надо оставить в живых. Он говорит, что где-то зарыл свои сокровища и отдаст их нам, если мы сохраним ему жизнь. Он станет нашим преданным рабом и поможет завоевать всю страну.
Старейшина, усмехнувшись, сказал:
— Правитель! Ты наш друг. Мы довольны твоей преданностью.
Друхью толкнул правителя в спину в знак милости. Старая светлокожая женщина вытащила из чаши, надкушенный кусок мяса и бросила его к ногам правителя Киката. Тот жадными глазами взглянул на брошенное мясо. Старейшина делал поощрительные жесты, как бы говоря: ешь, ешь. И струсивший царь-предатель, уподобившись зверю, принялся пожирать объедки мяса. Старейшина с улыбкой сказал:
— Сом! Кажется, он будет нам полезен!
После казни варвары разожгли большой костер и принялись жарить мясо. Началось торжество. К костру были принесены найденные в городе съестные припасы. Огромными грудами возвышалась вся сегодняшняя добыча, — ее разделят на всех по приказу старейшины. Чаши со священной сомой пошли по рукам.
Поэт снова запел:
«О Агни, бог огня всепроникающий! В твоих ужасных зубах все обращается в пепел. Ты могуч, ты велик, ты душа всего сущего, ты созидатель жизни! О яркий огонь! Твое тело подобно золоту. Ты защищаешь нас всегда и везде. Ты бодрствуешь со дня сотворения мира, о ты, принимающий облик дня и ночи! Твое сияние освещает все небо. Придай нам силы! О могущественный наш покровитель! Освети путь для нас туда, где еще не успела ступить наша нога. О ты, чья утроба напоена ароматом, могущественнейший! Почитая всесилие твое, мы бросаем на твой пламенный язык мясо. Оближи его своим языковидным пламенем! Мы съедим облизанные тобой куски, и в наших телах возгорится беспредельное мужество, и побегут, перед нами враги наши, как бегут от тебя холод и мрак…»
Только горстка дравидов уцелела. Под предводительством царевны Чандры последние жители Киката медленно брели в великий город.
Одна из женщин бессильно опустилась на землю, обхватив колени руками. Она больше не могла идти и с отчаянием смотрела на своих соплеменников. Вскоре она останется одна на дороге. Еще некоторое время будет она слышать ободряющие звуки человеческих шагов. А потом ничего, совсем ничего, только молчаливое безлюдье леса, густая тьма ночи и страшные лесные хищники, волки, медведи… Женщина в ужасе закричала.
Но никто не обернулся на ее голос. Люди безмолвно продолжали идти. Надежда, одна надежда озаряла им путь. Вся душа их сжалась в комок, они были глухи ко всему. Они жаждали мести.
«В каждой капле крови белокожих заключен яд — вот причина всех несчастий. Их боги победили нашу страну, но и наш бог не бессилен. Почему-то он разгневался на нас, а раньше все враги наши трепетали, боясь его мощи», Так думали усталые дравиды.
Уже скоро великий город. Все труднее идти. Но усталая голодная толпа упрямо продвигается вперед, не думая ни о теле своем, ни о душе, ни о тех, кто останется на дороге. Живые отомстят за всех.
Наверное, женщина, оставленная в лесу, жалобно стонет, изнывая от жажды; белокожие поют свои победные песни; бывший правитель Киката моет ноги их старейшине… Отчаянье, гнев, жажда мести, жажда крови…
…Так началась борьба дравидов против арийских завоевателей.
Глава одиннадцатая
Пролетел в заботах день. Томительно прошла ночь. Настало утро следующего дня. Но Вени все не возвращалась.
Манибандх в волнении расхаживал по своим покоям. Сегодня его не радовала красота переливающихся в солнечном свете нарядных колони огромного дворцового зала. Взгляд купца равнодушно скользил по фрескам, которыми были расписаны стены до самого потолка.
Вот прекрасная дева-змея купается в священных водах Карсаравини. Свой наряд и украшения она сложила на берегу, и только бедра ее закрывает легкая ткань. Могучий бог Ахирадж пленился нетронутой красотой девы-змеи и воскликнул: «Вот кто может подарить высшее в мире наслаждение!» Волосы Ахираджа спутаны, на могучие плечи накинуто шерстяное покрывало… Ах, Вени, Вени! Манибандх снова зашагал по пустому залу.
На другой фреске у Ахираджа маленькая бородка и волосы, завязанные причудливым высоким узлом. Желая овладеть девой-змеей, Ахирадж затянул небо черными тучами. Блеснула молния. Он протянул к деве руку… но схватил только воздух… Где же Вени? Что произошло той ночью на берегу Инда? Миновал день, еще одна ночь, а она по-прежнему таится в безвестности…
Ахирадж в поисках девы-змеи блуждает по лесам… Вот дева-змея безмятежно спит в реке. Ахирадж подкрался и схватил ее…
Проклятье! Манибандх в отчаянии заметался по залу, затем остановился у колонны и прислонился к ней лбом. Прошло немало времени, прежде чем он очнулся от раздумья…
Манибандх хлопнул в ладоши. В дверях показался Апап. На черном теле раба буграми вздулась иссеченная кожа. Купец поморщился. Как отвратителен этот негр… Даже раны его не вызывали в Манибандхе никакого сочувствия. Он отвернулся.
— Апап!
— Да, великий господин! — откликнулся негр с поклоном.
— Где Вени? — сурово спросил купец.
Апап ответил не сразу. Как угадать, чего хочет господин? Сказать что-нибудь наобум? А если ложь обнаружится? Покосившись на свое обезображенное тело, он тихо, но твердо сказал с покорным поклоном:
— Госпожа? Не знаю, где она, мой повелитель.
Манибандх, обернувшись, сверкнул своими огненными очами. Какая польза от рабов, которые ничего не знают?
— Ступай!
Жесткий голос словно ударил в уши раба. Со склоненной головой Апап вышел за дверь. Сегодня ему повезло, он остался невредимым. На этот раз господин поистине был милостив к нему. Вспомнив вчерашнее, негр задрожал всем телом.
Манибандх некоторое время о чем-то думал, потом снова хлопнул в ладоши. В дверях мгновенно возникла черная фигура.
— Вели приготовить колесницу.
— Как прикажет господин.
Апап бросился исполнять приказ. От быстрого бега рубцы на теле разошлись и выступила кровь, но он боялся медлить хоть мгновение.
Манибандх поднялся на пышно убранную колесницу. На голове его блестела диадема, придавая особенное величие его облику.
— Что прикажет великий господин? — спросил возничий.
— Поезжай, — безразлично сказал купец.
Возничий не посмел ни о чем расспрашивать и натянул поводья. Колесница покатилась в ту сторону, куда смотрели буйволы. Вдруг Манибандх встрепенулся и воскликнул:
— Куда ты едешь?
Возничий не знал, что ответить.
— Я слушаю вас, господин!
— Возничий, Тебя зовут Сайндхав?
— Да, великий господин.
— Ты сопровождал позавчера госпожу Вени?
— Нет, господин!
— Тогда кто же?
— Чатушпад.
— Когда он вернулся?
— В тот же вечер.
— Где он оставил госпожу?
— У поэта, господин.
Манибандх гневно приказал:
— Вези туда!
Буйволы быстро примчали его к домику поэта. Манибандх сошел с колесницы. Дверь была заперта, на стук никто не откликнулся.
— Поезжай на берег Инда! — приказал Манибандх.
Возничий испуганно смотрел на Манибандха. До сих пор ему удавалось избегать участия в делах господина.
В душе купца бушевала буря. Неужели Вени испугалась? Или поэт снова пленил ее душу? Может быть, они вместе скрылись из города? Неужели танцовщица предпочла бедняка, отвергнув великую власть и богатство? Неужели могущество самого знатного купца Мохенджо-Даро не имеет цены в ее глазах? Или в песнях поэта есть неведомая притягательная сила, и он, едва тронув струны своей вины, снова покорил эту красавицу, как робкую лань?..
Но и широкие просторы Инда не принесли Манибандху успокоения. Смиренно и печально текли сегодня его воды, принесенные с великих гор пятью притоками. И печаль Инда усугубила грусть купца…
Весь город занят делом, никто не предается праздности. А тот, кому более других следовало погрузиться в дела, бродит бесцельно по безлюдному берегу, подавленный и растерянный. Разве он стал слабым? Или старым? Сколько же ему лет? Он мог быть уже отцом юноши. Он мог иметь нескольких сыновей; пусть их родили бы разные матери, но это были бы его дети, его плоть. А Вени? У него могла быть такая же дочь и тогда он заботился бы не о себе, а о потомстве, и сейчас, в эти годы, его сердце не испытывало бы горького беспокойства… Стремление к власти и к красивым женщинам всегда отвлекало его…
Манибандх представил себя беззубым старцем, который бродит на подгибающихся от дряхлости ногах среди груд драгоценных камней и золота… Неужели он действительно стареет? И золото, то самое золото, которое он добыл для себя, теперь погубит его самого? Значит, он и за деньги не достанет не достанет себе прелестницу?
Нет! Манибандх никогда не знал поражений! И на этот раз не будет побежден. Его обуяла жажда борьбы.
— Сайндхав! — властно крикнул Манибандх, взойдя на колесницу. — Вези во дворец Амен-Ра!
Под грозным окриком господина Сайндхав съежился. Заметив это, Манибандх улыбнулся. Как случилось, что он, первый человек в городе, оказался в сетях недостойной интриги, подобно простому смертному?
Когда-то… Нет, прочь воспоминания! Если их нельзя выбросить из головы, пусть навечно они будут запрятаны в тайниках памяти. Никогда больше он не увидит черного дыма унижения!