— Царевна? Не произноси этого слова, поэт. Я его ненавижу!
Чандра заплакала.
— Так это ты — царевна Киката? — засмеялась Нилуфар.
Ее смех задел Чандру. Она вытерла слезы.
— А почему ты боишься мужчин? — поинтересовалась Нилуфар.
— Они… Они очень дурные… И в городе…
Она замолчала.
— Но почему? Не все же плохие. Поэт очень хороший!
— Я просила у них еды, а они… — Чандра запнулась.
— А они требовали платы? — закончила за нее Нилуфар.
— Да.
— Ну и что же? Ведь и твой отец навязывал рабство тому, кто просил есть, не так ли? А сколько женщин было у него? Ты когда-нибудь сочувствовала им? Тебя тревожила только собственная судьба! До сих пор ты шла по пути, который расчищают другие, а теперь колючки вонзаются тебе в ноги… Ну, и ты уступала их желаниям?
— А что же делать?
Чандра опустила голову.
— Почему же ты не умерла?
Чандре не нравился этот разговор. Она сердито взглянула на Нилуфар и ничего не ответила. Но та но отступалась:
— Конечно, расстаться с жизнью — трудное дело… Скажи, а ты получала от этого удовольствие?
Поэт с укором воскликнул:
— Нилуфар!
— Тише! Нас могут услышать. Почему бы мне не спросить? Я-то ведь знаю, сколько времени нужно дать мужчине, чтобы самой получить удовольствие. И в какой момент требовать от него вознаграждения…
Засмеявшись, она принесла чашу с едой и поставила ее перед Чандрой.
— Ешь, царевна!
Девушка вопросительно взглянула на Виллибхиттура. Поэт понял ее состояние.
— Как ты жестока, Нилуфар! Ешь, Чандра! — ласково сказал он.
Та со страхом посмотрела на Нилуфар.
— Ну хорошо, хорошо, — засмеялась египтянка, — ты не царевна, ты Чандра. Так?
Чандра принялась за еду.
— Блюда у нас не очень изысканные, — сказала Нилуфар. — Чуточку риса да немного крокодильего мяса — вот и все, что мы достали. Мы слишком бедны для другого. Ешь, ешь! Ты, наверное, раньше и не знала, что можно есть такое? Ну ладно, ладно, оставим это… Было время, и я видела самые лучшие кушанья… А если тебе не будут подавать, ты что же — останешься голодной? Как же еще тебе кормиться? Где ты добудешь пищу? — Нилуфар снова стало смешно. Покачав головой, она презрительно сказала: — Каков мир! Царевне приходите продавать себя за два зернышка! Ну что Чандра? Наверное мужчины тебе говорят, что ты еще молода и красива? А?
Чандра, не поднимая глаз, продолжала есть. Поэт выразительно посмотрел на Нилуфар. Та ушла в глубь комнаты и стала переодеваться, чуть слышно напевая.
— Поэт! — позвала она. — Скажи Чандре, что я не юноша, а женщина. Пусть она этого не забывает…
— Виллибхиттур! Кто она тебе? — тихо спросила Чандра.
Поэт не успел ответить, как из глубины комнаты донеслось:
— А тебе что? Не хочешь ли ты стать его женой? Не сбивай его с пути. Ты же сама выгнала его из своей страны, не так ли? Я жена этого глупца, жена.
Поэт, рассерженный, направился к Нилуфар, чтобы унять ее. Она не старалась чем-нибудь прикрыться, и поэт увидел в слабом свете лампы сказочно прекрасное тело. Вся его решительность исчезла сама собой.
— Разве я сказала неправду? — спросила Нилуфар.
— Да, неправду.
— Пусть так. Значит, ты все ещё хочешь быть глупцом?
— Думай что хочешь.
Поэт опустил голову.
— Возгордился? Могу я спросить почему?
— Я не понимаю тебя.
— Будь ты таким умным, каким считаешь себя, разве ты очутился бы в таком положении?
— Что нашло на тебя сегодня? — закричал поэт. — Что с тобой происходит? Ты забыла, наверное, что я мужчина?
Нилуфар засмеялась и ласково взглянула на Виллибхиттура. Но тот даже не смотрел на нее. Она рассердилась.
— Я ведь не человек, — в тихой ярости говорила египтянка. — Чего же мне стыдиться? Разве животные знают стыд? Я не помню ни своего отца, ни матери. Чему меня могли научить чужие люди?! Когда мое тело приходилось по вкусу какому-нибудь сладострастнику, я оказывалась перед ним именно в таком виде. Таков мои путь в жизни. Что у меня есть? Ни богатства, ни рода, ни прав, ни власти. Я — это мое тело. Все ценили только его, и даже сегодня я получу лишь то, чего оно стоит. Ты, видно, забыл, что перед тобой не возлюбленная Манибандха, а его рабыня, которая продается на рынках…
Египтянку охватила дрожь. Казалось, вот-вот она потеряет сознание. Поэт привлек ее к себе. Прижавшись к его груди, Нилуфар дала волю слезам.
Рабство!!!
Как оно беспощадно! Рядом с болью Нилуфар все другое не стоит внимания. Виллибхиттур, вдруг внезапно осознавший всю бездну страданий египтянки, беспомощно гладил ее голову.
— Ты не подумал обо мне плохо, поэт? — тихо спросила Нилуфар, перестав плакать.
— Нет, нет, Нилуфар! Теперь я знаю твое сердце.
— Однажды ты насмеялся надо мной.
— Тогда ты была наложницей Манибандха. Ныне же я ощутил твою боль и сложу о ней песню.
— Правда? — заулыбалась Нилуфар. Лицо ее было мокрым от слез.
Поэт кивнул головой.
— Какой ты хороший! — Нилуфар положила свою голову на плечо поэта. — Ты очень хороший, Виллибхиттур! Ты не человек, ты бог! Не надо только песен обо мне! Не надо! Люди услышат и будут смеяться. Разве слагают песни для рабынь?
Эти страшные своей правдой слова прозвучали для поэта словно звон печального колокола. Он порывисто привлек к себе Нилуфар, как бы защищая ее от враждебного мира, темные силы которого, казалось, стеной поднялись вокруг них.
— Теперь ты не боишься? — тихо спросил Виллибхиттур.
— Нет! — Нилуфар еще крепче прижалась к нему.
Поэт никогда не подозревал, что может быть таким сильным. Доверчивое прикосновение страдающей женщины наполнило его душу жгучей ненавистью к миру, миру притеснителей, и впервые он почувствовал себя способным на подвиг. Любовь к человеку — вот что должно быть главным в жизни!..
— Отныне я твой защитник, Нилуфар! — взволнованно сказал поэт. — Отныне ты моя!..
Помолчав, он сказал снова:
— Я не твой и ты не моя. И мы оба ничьи. Но я буду защищать тебя, потому что они хотят надругаться над тобой!..
Впервые в жизни Нилуфар слышала слова, которые делают женщину счастливой. Она встретила того, кого давно ждала, кто был ей так нужен. Она стояла, прижавшись к поэту, как лиана, обвившаяся вокруг ствола дерева. Сейчас она не задумывалась о том, довольно ли в поэте сил, чтобы стать ее надежным защитником и покровителем.
Наступила ночь. В небе разлился слабый лунный блеск, зажглись звезды. Всюду легли глубокие ночные тени. На землю опустилась тишина. Виллибхиттур, нежно гладя волосы Нилуфар, произнес:
— Усни, Нилуфар! Ты устала!
Нилуфар молчала, взволнованная и счастливая. Виллибхиттур бережно уложил ее в постель и сел рядом. Египтянка взяла его руку в свои ладони и долго смотрела ему в лицо, не в силах отвести глаз.
Она не верила тому, что происходило сейчас. Виллибхиттур улыбнулся, закрыл ей пальцами веки, погладил волосы.
— Поэт!
— Нилуфар!
— Ты прекрасен!
— Усни, Нилуфар! Ты устала! — сказал он тихо.
…Нилуфар увидела длинную дорогу. И хотя на ней отпечаталось множество следов, вокруг не было никого. Лишь где-то далеко поет нежный голос. Следы вели только в одну сторону — туда, в зеленеющую даль… Значит, оттуда никто не возвращался? Нилуфар долго стоит в раздумье. Дует прохладный ветер, распространяя сладкий аромат…
…Вот Нилуфар идет по дороге. Ночь. Взошла луна. Вдруг ей кажется, что по небосводу бегут две луны. Она пристально всматривается. Нет, луна одна. И по небу бегут облака, быстро-быстро…
На дороге, освещенной лунным светом, Нилуфар видит колючку. Она хочет сорвать ее, но та крепко держится. Наконец колючка в ее руках, Нилуфар рассматривает ее, но вдруг луна скрывается. Нилуфар отбрасывает колючку прочь. Снова показалась луна, и на пути опять колючка. Та же или другая? Тучи скрывают луну… Надвигается ураган, Нилуфар бежит, бежит… Молния осветила небо, загрохотал гром. Перед ней ужасный зверь с разинутой пастью. Ураган подхватывает Нилуфар и бросает ее прямо в пасть зверя. Нилуфар от ужаса кричит…
Поэт ласково гладит волосы Нилуфар, участливо спрашивает:
— Что с тобой?
Она вся дрожит. Тело ее покрылось холодным потом. Расширившимися от ужаса глазами смотрит она на поэта.
— Ты… ты кто?
— Я Виллибхиттур! Твой поэт! Что с тобой?
Она успокоенно вздохнула.
— Где я?
— Со мной, глупенькая. Я ведь рядом. Смотри!
Схватив поэта за руку, Нилуфар сказала слабым голосом:
— Меня пожирал дикий зверь…
— Дикий зверь?
— Он казался таким голодным…
— Не бойся ничего, Нилуфар. Смотри — вон спит луна. Я здесь, с тобой. Раньше ты не казалась такой слабой…
— Нет, поэт, я никогда не обладала такой силой, как теперь.
В маленькое оконце проникал слабый лунный свет. Тишина и полумрак царили кругом.
— Усни! — сказал поэт.
— А ты не спал?
— Нет сна моей душе. Ты спи. Теперь ты не увидишь снов.
Нилуфар внимательно смотрела на Виллибхиттура из-под отяжелевших век.
— Не бойся, Нилуфар!
Она приподнялась и села.
— Ты больше не хочешь спать? — спросил Виллибхиттур.
— Нет, не хочу.
Она улыбнулась. Поэт поправил свисающие ей на лоб волосы.
— Сегодня начало моей жизни, поэт.
— Сегодня прервался мой сон, — задумчиво ответил Виллибхиттур.
— Пробуждение лучше сна?
— Оно чудесно. Не будь тебя, я до сих пор пребывал бы б этом безжизненном сне.
— Не говори так, поэт! Лучше спой!
— Ты хочешь слушать мои песни? — радостно воскликнул поэт.
Нилуфар кивнула. Виллибхиттур что-то зашептал, потом начал петь. Глаза его закрылись, к нему вернулось вдохновение. Нилуфар, погрузившись в волны чудесных звуков, забылась.
Но вот песнь смолкла. Некоторое время оба молча сидели, думая каждый о своем.
— Почему ты увела меня тогда из храма? — спросил поэт.
— Я хотела тебя убить!
— Вот как? — Виллибхиттур засмеялся. — Глупая, и ты не стыдишься говорить сейчас об этом?