Виллибхиттур отдал матери труп ребенка.
— Граждане великого города! — воскликнула женщина. — Возьмите его! Муж мой погиб от рук дикарей, но возьмите взамен его сына! — Женщина бросила ребенка в толпу и рассмеялась. — Мой мальчик жив! — крикнула она безумным голосом.
— Жив! — в один голос закричала толпа. — Он никогда не умрет! В каждом нашем вздохе живет его прерванное дыхание. Умирая, он подарил нам жизнь… Мы клянемся, мать, у тебя будет много сыновей, ты еще возликуешь!..
Вперед выступила Чандра.
— Жители великого города! Пепел Киката взывает к вам. Мы должны отомстить за него. Даже здесь с женщинами Киката обращаются, как с животными, оскорбляют их… В вашем священном городе женщины за горсть риса продают свое тело!
Толпа негодующе загудела. Глаза у всех загорелись ненавистью. Протягивая к Чандре руки, люди кричали:
— Госпожа! Прости нас! Мы отомстим за притеснения! В нас кипит кровь, приказывай нам!
— Выньте из ножен мечи! — воскликнул Виллибхиттур. — Разве вы забыли, что молния может блистать и в ваших руках? Поднимите мечи и поклянитесь, что не вложите их в ножны, пока они не напьются вдоволь вражеской крови!
Тысячи мечей сверкнули в воздухе.
— Клянемся!
— Клянемся!
— Горожане! — вдруг воскликнула Хэка. — Я рабыня. Во мне нет мудрости, но я чувствую, что я не животное. Все во мне кричит: «Смерть Манибандху!»
— Смерть Манибандху! — подхватил поэт.
— Смерть! — закричала толпа.
Во тьме казалось, что этой толпе нет ни конца, ни края. Она колыхалась, как разбушевавшийся океан, и шум ее напоминал рокот прибоя. Она была опьянена жаждой мести.
— Смерть чужеземным слугам Манибандха! — воскликнул Вишваджит.
— Смерть Амен-Ра! — подхватила толпа. — Сдерем кожу с чужеземных насильников!
Многие принялись собирать камни. Другие вооружились пиками, дубинами — всем, что попадалось под руку.
Слушая воодушевленные крики толпы, призывающие к мести, Вишваджит разрыдался, словно в эту минуту к нему пришло долгожданное счастье. Это поразило всех. Нищий прижал Виллибхиттура к своей груди.
— Главе ганы Вишваджиту… — крикнул кто-то.
— …слава! — загудела толпа.
Подняв мечи, толпа гремела;
— Слава Вишваджиту, главе ганы!
— Граждане великого города! — заговорил Вишваджит, когда крики стихли. — Вам нужен полководец!
Омочив палец в своей крови, Вишваджит сделал знак на лбу Виллибхиттура.
— Вот вам полководец. Если завтра его не станет, изберете нового. Погибнет и он — вас поведет третий!
Толпа ответила восторженными криками.
— Пусть поют боевые раковины! — воскликнул Виллибхиттур. — Великий бог с нами!
Кто-то затрубил в раковину.
— Борцы за свободу! — закричал молодой полководец. — Да прольется вражеская кровь!
— Да прольется вражеская кровь! — подхватила толпа.
Кровь! Теперь великая богиня утолит свою жажду!
Все были готовы победить — или умереть! Народ восстал против своих угнетателей.
— Горожане! — вновь обратился к толпе Виллибхиттур. — Мы победим, ибо наш путь — путь правды! Так провозгласим еще раз…
— Смерть Манибандху! — снова загремела толпа.
Древний город содрогнулся от криков.
Глава двадцать вторая
Хэка с удивлением смотрела на Нилуфар. Из глаз подруги катились слезы.
— Что с тобой? — спросила она. — О чем ты? В такую минуту плачешь?
Нилуфар не отвечала.
— Ну что с тобой? — встревожилась Хэка. — Чем ты расстроена?
Нилуфар спрятала лицо на груди подруги. Гладя ее волосы, Хэка спросила:
— Ты скажешь мне, Нилуфар?
— Что нас ждет, Хэка? — запинаясь, говорила Нилуфар. — Мне все это кажется ужасным…
— Но ведь ты так жаждала сражаться? А теперь плачешь?
— Я и сейчас готова к борьбе, но сердце мое трепещет.
— Боишься?
— Да!
— Ты так дорожишь своей жизнью?
— Не своей, Хэка…
— Я свято верю в полководца…
— Но ведь он беззащитен и робок!
Хэке пришлись не по вкусу слова Нилуфар. Почему она видит в любимом только его слабости? Как может женщина говорить о слабостях мужчины и дарить ему свои ласки? Виллибхиттур — полководец! Сам глава ганы нанес кровью знак на его лбу. Значит, он мужественный и бесстрашный воин!
— Ты унижаешь поэта, Нилуфар, — презрительно сказала Хэка. — Тот, о ком ты плачешь, от твоих слез может стать во много раз слабее и отступить перед самым ничтожным препятствием! Укрепи свой дух, Нилуфар! Тебе выпало великое счастье: сегодня весь народ избрал твоего мужа полководцем. Какая это гордость для тебя!
— Хэка!..
Голос Нилуфар дрожал. Многое ей хотелось высказать, но найдется ли в мире душа, способная понять ее боль?! Даже Хэка считает лишними ее слова, неуместной ее тревогу.
— Я не хочу загубить свою любовь, Хэка. Я хочу спасти ее. Изо всей многотысячной толпы именно Виллибхиттур идет впереди всех, и ты считаешь это справедливым? Лавры победы всегда пожинает тот, кто позади. Герои погибают в борьбе… Я понимаю, он должен сражаться и сама пойду в бой рядом с ним, но хочу лишь одного: пусть будет он рядовым воином! Только ты можешь вернуть мне мужа! Ты единственная, кого я могу просить об этом. Когда-то я приняла близко к сердцу твои страдания. Неужели сегодня ты мне откажешь?
— Чего же ты хочешь? — сурово спросила Хэка.
— Добейся, чтобы полководцем избрали другого! Поэт не жаждет славы…
— Я должна презирать тебя сейчас, Нилуфар! — сердито заговорила Хэка. — Ты вытащила меня из грязи и указала путь к свободе, а теперь, когда нужно сражаться, трусливо пятишься назад? Как ты ничтожна и слаба…
— Хэка! — прикрикнул на нее Апап.
— Ты не понимаешь, что она разобьет сердце поэта, — обернулась к нему Хэка. — Услышав о крови, она затряслась от страха. Она испугалась…
Испугалась!
В ушах Нилуфар неотступно звучало: испугалась!
Казалось, весь мир кричит: испугалась!!!
Нилуфар чуть не застонала, но, справившись с собой, сурово спросила:
— Ты пойдешь со мной?
— Нет!
В Нилуфар заговорило высокомерие:
— Значит, не пойдешь?
— Чего ты хочешь? — рассердилась Хэка.
— Ничего. Я пойду одна!
— Лучше бы тебе покончить с собой!..
Нилуфар рассмеялась.
— Покончить с собой? И это советуешь мне ты? Пожалуй, ты права — только самоубийство и остается для бедной Нилуфар! Неужели она больше ни на что неспособна? — Глаза ее стали сухими. Глядя в пустоту, она говорила: — Самоубийство! Какой прекрасный выход! Какой чудесный подарок преподносит мне моя любовь!
Она расхохоталась как безумная.
— Как тебе не стыдно, Хэка! — с укором воскликнул Апап.
Хэка твердо ответила:
— Тот, кто думает о своем счастье или горе больше, чем о счастье и горе других, непременно гибнет.
— Нилуфар! — обратился к египтянке Апап. — Почему ты молчишь?
Она разрыдалась.
— Я теперь никому не нужна… Даже Хэка не хочет, чтобы я поведала о своем горе. Но я не нуждаюсь в жалости. Если мне суждено умереть, я умру…
— Не сердись на Хэку! — сказал Апап. — Чего не сделает она, сделаю я, — ведь наша дружба зародилась не вчера. Разве мы скрывали раньше друг от друга свою радость или горе?! Какой же яд отравил нашу дружбу, если протянутая рука не встречает поддержки?
— Спроси об этом у Хэки!
Но Хэка ушла. Теперь, когда был окончательно сделан выбор, она хотела влиться каплей в людское море, — только в тесном единении с себе подобным достигает человек успеха и подлинного величия.
— Я пойду к Вени… — заговорила Нилуфар. — Она причина всех наших несчастий! Если бы не она, не пролилось бы столько крови.
— Не понимаю твоих слов! Разве может одна женщина стать причиной подобных злодейств? — удивился Апап. — Алчность и корысть порождают все беды.
— Ты пойдешь со мной, Апап? — Нилуфар гордо подняла голову.
— Апап не трус. Но разве это остановит насилие?
— Смерти боишься? — с вызовом спросила Нилуфар.
— Я? — Апап рассмеялся. — Смерти? — Он снова засмеялся. — Идем, Нилуфар. Пусть будет так, как ты хочешь!
Египтянка обрадовалась, словно с этими словами рассеялось облако, скрывавшее блистающую вершину горы, и над ней вновь засияли лучи солнца.
— Ты благороден, Апап!
Египтянка и негр шли по улицам восставшего города. На площади Нилуфар подозвала какого-то ребенка.
— Ты исполнишь то, о чем я попрошу, мальчик?
— Это ты подала меч нашему полководцу?
— Да, то была я. Ты узнал меня?
Она достала спрятанные в одежде драгоценности.
— Что я должен сделать? — нетерпеливо спросил мальчик.
— Слушай! Я жена полководца…
— Я сделаю все, что вы прикажете, госпожа…
— Слушай же… — оборвала его Нилуфар. — Видишь эти драгоценности? Надо во что бы то ни стало доставить их полководцу! Если он спросит обо мне, скажи, что я ушла во дворец Манибандха…
— Вы идете туда?
— Да. Я иду туда убить его жену.
— Я пойду с вами!
— Нет, оставайся. Сделай что тебе приказано. Ты еще мал.
Ребенок послушно склонил голову.
— Ты ничего не забудешь?
— Нет, госпожа! Я отнесу это куда нужно. Можете мне поверить. Я счастлив служить тому, кто готов отдать за вас свою жизнь!
— Ты не так сказал, мой мальчик… Славен не тот полководец, который жертвует своей жизнью, а тот, кто умеет отнять ее у своих врагов. Так ты пойдешь?
— Иду, госпожа!
Нилуфар следила за ним взглядом, пока он не скрылся во мраке ночи. Потом обернулась к Апапу:
— Это те самые драгоценности, которые Хэка унесла из дворца.
Негр смотрел куда-то в пространство.
— Я говорила поэту, чтобы он продал их. Но он всегда отвечал мне: «Храни их у себя! Настанет день, когда они будут дороги нам стократ». — Она помолчала. — И вот этот день пришел! — Она снова замолкла. Потом тихо промолвила: — Теперь я исполнила свой долг. Идем, Апап!
Вокруг шел бой. Египтянка и негр крадучись пробирались по переулкам. Возле ворот дворца стояла стража.