Официально никто не объявлял, что Рыцарский крест после войны автоматически обеспечит его кавалерам «рыцарское поместье» (Rittergut) на Востоке, но в войсках это считали делом решенным{411}. Планировались и поощрительные поселения ветеранов вермахта на восточных территориях; речь шла о весьма больших масштабах: в вермахте в начале 1942 г. было около 10 миллионов солдат.
Превознесение героев было частью нацистской идеологии: введенный еще во времена Веймарской республики по предложению Союза немецких ветеранов войны «Народный поминальный день павших в Первую мировую войну» нацисты сделали общенациональным праздником — «Днем памяти героев».
О герое антинаполеоновских войн поэте Теодоре Кернере[14] (1791–1813), превозносившем благодать смерти во имя отчизны, в Веймарскую республику вышло 6 книг, а в нацистские времена — 20, о герое той же эпохи Фридрихе Фризене (1785–1814) — 8 публикаций; о самом успешном летчике Первой мировой войны Манфреде Рихтхофене[15] (1882–1918) — 11 публикаций; о капитане субмарины в Первую мировую войну Отто Ведингене (1882–1915) — 6 публикаций. В этой связи следует сказать, что в Германии солдатская смерть рассматривалась в публицистике и беллетристике как путь к продолжению жизни нации, а в других странах — как жертва нации; эта разница, должно быть, порождала разную боевую мораль{412}. С самого начала Второй мировой войны успехи немецких вооруженных сил вызывали в Германии большое общественное удовлетворение и гордость, о чем и передавали осведомители СД в конце 1939 г.{413}
Часто отмечают, что огромное значение для Гитлера имел его опыт во время Первой мировой войны — в частности, он верил, что одна только храбрость солдат в состоянии решить исход войны. Подход Гитлера к войне имел очевидно романтический налет, что находилось в противоречии с характером войн XX в., в которых побеждал тот, у кого было больше материальных ресурсов и людей. Гитлер был убежден в том, что один немецкий солдат стоит двух англичан, или трех французов, или четырех русских — по причине природного превосходства, силы идей и убеждений{414}. Эрнст Нольте в своем исследовании природы тоталитарных систем настойчиво указывал на этот романтический флер во всех суждениях Гитлера о войне и стратегии, о слиянии поэзии и прозы в натуре Гитлера, о его инфантильной приверженности героическому, возвышенному, яркому, уникальному{415}. Как ни парадоксально это звучит, романтический подход Гитлера к политике сходен с подходом к политике Мао Цзэдуна — у обоих было ощущение нехватки времени, оба хотели подстегнуть историю; им обоим не хватало «стоицизма» и «бюрократического оптимизма» Сталина, который спокойно и методично добивался своих целей, преследуя тех людей, которых он ненавидел. Гитлер и Мао воспринимали историю как искусство, игру, в которых они были режиссерами{416}. Именно поэтому Гитлер осознанно и целенаправленно насаждал культ героического в немцах — на это была направлена пропаганда; даже в искусстве Гитлер хотел видеть в первую очередь возвышенную и обязывающую к героическому миссию и стремление к самоотверженному фанатизму.
Вероятно, Гитлер в разгар войны понял, что не сможет выиграть ту войну, которую планировал, зато, по его мнению, он сможет победить в другой войне или хотя бы ее не проиграть. Это убеждение не покидало Гитлера до конца. Именно по этой причине он восхищался Фридрихом Великим, который в Семилетнюю войну также оказался на краю пропасти, но смог выбраться из кризиса. Нельзя считать, что романтизация войны была свойственна только ветеранам Первой мировой войны, к которым принадлежал Гитлер. На самом деле, романтизация войны, столь свойственная нацистам, редко находила сочувствие у фронтовиков. Гитлер или Геринг, воспринимавшие войну как неотъемлемую часть жизни, были, скорее, исключением. Как не вспомнить русскую поговорку «Кому война, а кому — мать родна». Не фронтовики, а романтизировавшая войну молодежь 1900–1910 гг. рождения и составила социальную базу нацизма в вермахте{417}.
Гитлера возмущало то, что советские танки во время уличных боев для маскировки используют флаги со свастикой; немцам Гитлер категорически запретил подобные приемы нарушения этики и «протокола» войны. В одном из застольных разговоров он заявил, что каждый немецкий офицер на Восточном фронте должен иметь при себе книги Карла Мая (это «немецкий Фенимор Купер», писавший книги про индейцев) — они научат, как драться против русских: русские якобы дерутся так же бесчестно, как индейцы{418}. Зато Гитлера воодушевляли описания того, как индейцы переносят пытки. Отто Дитрих передавал, что Гитлер в 1933–1934 гг. «еще раз» перечитал 70 произведений Мая{419}.
К противнику на Западе Гитлер относился как к равному; так, 9 мая 1940 г. Гитлер писал командующему вермахтом в Норвегии: «Норвежские солдаты не применяют те подлые и недостойные методы, которые использовали поляки, они дерутся честно и открыто, по всем правилам войны. С нашими ранеными и убитыми норвежцы обходятся достойно. Норвежское гражданское население также ведет себя пристойно и не участвует в боевых действиях. Принимая во внимание эти обстоятельства, я принял решение отпустить на волю пленных норвежских солдат»{420}. По мнению английского историка Лиддела Гарта, именно под влиянием Гитлера на Западе вермахт во Вторую мировую войну в гораздо большей степени соблюдал правила войны, чем это делал рейхсвер в годы Первой мировой войны{421}.
Также по инициативе Гитлера и в соответствии с его романтическими представлениями в вермахте не было принято использовать женщин, даже в медицинских частях. Напротив, в Красной армии женщин в полках было довольно много — радистки, прачки, штабные писаря, снайперы, летчицы (в «Книгу рекордов Гиннеса» попало имя советской летчицы, младшего лейтенанта Лидии Литват (1921–1943) — она сбила 12 самолетов противника). Естественно, женщины на фронте подвергались сексуальным домогательствам, последствия которых бывали подчас самыми плачевными. Один из советских ветеранов войны Александр Захарович Лебединцев писал: «Если бы с начала войны выдавали презервативы, сколько можно было бы сберечь судеб…{422}» Руководство вермахта побеспокоилось даже об удовлетворении сексуальных потребностей солдат и о возможных последствиях. У каждого пленного или убитого немца можно было найти пачку презервативов. В Красной армии такого не практиковали, и солдатки рожали прямо на фронте. Между прочим, в Великой Отечественной войне участвовало свыше 800 тысяч советских женщин; половина из них служила в прифронтовой полосе, были даже женщины-водители танков — уникальный феномен в истории{423}. В соответствии с убеждениями Гитлера, использование женщин на войне было недопустимо, поэтому советских военнослужащих-женщин в вермахте считали преступницами и «бой-бабами» (Flintenweiber).
При всем своем стремлении сохранить женщину как продолжательницу рода, как гарант будущего нации, Гитлер сохранил в вермахте прежнюю традицию содержания публичных домов. Правда, эти публичные дома создавались только за пределами рейха. В вермахте во время войны было около 500 борделей. Эти публичные дома создавали местные сутенеры и управляли ими традиционные «мадам», но заведения находились под строгим санитарным контролем врачебной службы вермахта{424}. Только в Бордо 1943 г. было 11 борделей для солдат вермахта, которые в сентябре посетило 25 573 солдата. Ежедневно в среднем было занято 115 проституток, обслуживающих 852 клиента вдень, то есть на каждую даму приходилось 7,5 посетителей.
Для «хивис» — добровольцев вермахта из числа советских перебежчиков и пленных — выделялись отдельные бордели{425}. Для офицеров состав проституток специально отбирали; при этом отборе учитывалось также местоположение публичного дома, чтобы, например, офицеры не дискредитировали себя в глазах подчиненных.
С июня 1942 г. солдатам и офицерам, посещающим бордель, выдавалась так называемая карточка санации, в которой отмечались посещения борделя и делались отметки о прохождении медицинского освидетельствования после этого. В карточке отмечался также псевдоним проститутки, которую посетил обладатель карточки. Все эти меры, впрочем, не спасали санитарные службы вермахта от проблем с венерическими заболеваниями, поскольку услуги нелегальных проституток были значительно дешевле, чем в официально контролируемых борделях{426}.
Даже в войсках Ваффен-СС использовали публичные дома — Гиммлер писал Карлу Обергу (высший чин СС на территории Франции) 5 января 1943 г., что, как сообщил ему командир дивизии «Лейбштандарт» Зепп Дитрих, 7 тысяч солдат его подразделения заразились гонореей во время пребывания во Франции. Гиммлер указывал: «Хотя я понимаю сексуальные проблемы солдат, долгое время пробывших на Восточном фронте, тем не менее необходимо ввести соответствующий контроль солдатских публичных домов». Впоследствии Гиммлер приказал подготовить приказ, запрещающий эсэсовцам вступать в половую связь с женщинами других рас. Дитрих об этом приказе язвительно заметил, что «его готовили теоретики»