Он скинул с плеча волчонка и развязал его. Зверь оскалил зубы, потом, сильно шатаясь и часто приседая на пути, побрел в горницу, громко стуча когтями по полу.
- Вот, корми теперь и его, пока он в лес не смотрит! - ухмыльнулся Соловей.
Но волчонок сам отыскал блюдце с молоком, поставленное в подпечье для домового, стал громко хлебать.
- Отбери скорей! - рассердился Всеслав. - В другое блюдце налей ему.
Лето шло своим чередом, в избе было спокойно, но волхв спал плохо, да и днем, при работе, все время помнил, что в Чижах стучат плотничьи секиры, а царьградские попы вовсе не намереваются отсюда уходить.
Однажды у Клязьмы он встретил смерда из заречной веси, и тот рассказал, что народ в Чижах ропщет сильнее - византийцы и вирник с отроками находятся там уже восьмую седьмицу, а в каждую из них княжьим людям велено поставлять по семь ведер солоду, по барану или по пол говяжьей туши, деньгами две ногаты. Ежедневно полагалось давать еще по две курицы, сыр, пшена вдосталь и довольствовать коней. Конца же сидению в веси пришельцев не видно. Те же ожесточаются все сильнее - рыщут окрест, Рода ищут; но бог сгинул бесследно. Погоняют плотников и грозят разрушить печи во всех избах.
Через несколько дней после этого разговора Всеслав пошел в Чижи. Настороженно пройдя по улице, он приблизился к стройке. Несколько венцов из свежеотесанных ровных бревен лежало на камнях, трава вокруг них была густо усыпана белой стружкой. Молчаливые плотники в промокших от пота рубахах дробно стучали секирами и тесалами [тесало - прообраз рубанка; короткими ударами им тесали дерево; пил в те времена не было].
Неподалеку от храма на бревнах сидели иноземцы. Кулик сразу же заметил волхва, подозвал его.
Всеслав подходил медленно, разбрасывая ременными лаптями стружку; каждый раз, сталкиваясь с византийцами, он остро ощущал на себе их ненависть, и ему казалось, что чернобородые иноверцы вот теперь и приступят к нему со страшным требованием.
- Ты отыскал Рода, волхв? - спросил Кулик.
Стук на стройке прекратился.
- Нет, я больше не искал.
- Почему?
- Я знаю, что не найду; Ор и Ратай Схоронили кумира надежно.
- Значит, они не только от нас, но и от вас, русичей, спрятали Рода?
- Кто-нибудь когда-нибудь найдет!
- Найдет... Найдет через тысячу лет, а к тому времени ваш кумир сгниет совсем! Знаешь, сколько это - тысяча?
- Знаю, я жил в Киеве.
Попы переглянулись, выслушивая Кулика, снова уставились на Всеслава.
- Давно ты там был?
- Когда Владимир народ крестил, я был!
- Не Владимир - Василий! А почему же ты не крестился?
Всеслав замолчал. Отвечать правду он не страшился, но видел, что сейчас попина это не интересует.
- А в Липовой Гриве есть Род?
- Ты сам знаешь!
- Ну! Почему же его никто не прячет, не зарывает в землю? В твоей веси другие смерды?
Из-за спины Соловья вдруг вышли вирник и Опенок. Вирник повернул к Всеславу красное, потное лицо, оглядел мутными пьяными глазами, потопал дальше и, закряхтев, сел на бревно возле греков. Опенок, державший в руках небольшую корчагу, остановился возле него.
- Этот украл? - нахмурился вирник.
- Нет, - ответил Кулик, - не он... Но... Послушай, волхв, а в своей Гриве ты не будешь прятать Рода? Ты же волхв?
- Я - не буду!
- Но это же твой бог... бес... Ему ты служишь?!
- Я верую в него! Служить же ему не надо! Небу и солнцу ведь не надо служить?!
Царьградцы громко заговорили между собой, будто стали препираться; княжий же вирник вдруг остервенился, заорал на смердов:
- Чего выпучились?! Руби дальше!
Позади волхва зашевелились, стукнула секира, затем другая, и работа пошла дальше.
Всеслав ждал, когда византийцы опять обратятся к нему, но те продолжали спорить; тогда Соловей развернулся и зашагал к улице, обходя храм. Возле прорубленного в клети входа он приостановился, вошел внутрь. Бревенчатые стены окружали землю с еще зеленой травой, сверху на нее пока светило солнце, а на верхних бревнах сидели плотники.
- Поговорил? - обратился один из них, старший, тот, что когда-то спорил с Куликом.
- Послушал, - ответил Всеслав.
- Слышь-ка, Соловей! - окликнули его с другой стены. - Ты-то теперь что делать будешь?! С нами что будет?!
- Достроите храм ихний, велят от наших богов отрекаться и другим кланяться. Имя каждому новое дадут, нерусское.
- Это-то хорошо, значит, у меня баба как новая станет, - плотник засмеялся, но все другие смерды молчали, изредка постукивая по дереву секирами, - видимо, христиане и вирник снаружи следили за ними.
- Куда же Ор с Ратаем Рода-то схоронили?! - наклонился внутрь клети старший плотник. - Дряхлые ведь оба, не могли далеко уволочь! Ты их на кладбище нашел - они уже мертвые были?
- Да.
- Ох-те, горе-то. Они вон какое дело сотворили, а мы тут стучим, стараемся.
- Ты помолчи! Еще не научился делать хорошо, а уже хочешь делать плохо!
- Горе вы свое поднимаете, - медленно проговорил Всеслав, - жилище для чужих богов из чужих земель.
- Ха! - перебил его молодой смерд. - Мы-то строим, а потом - вдруг молния! Прилетел Сварожич - и... - Он осекся и уставился на что-то, появившееся позади Всеслава. Волхв обернулся: в полупостроенный храм без крыши медленно входил Кулик. Он остановился в проеме, строго оглядел плотников, волхва.
Уходя из веси, Всеслав долго слышал позади стук секир. Кулик же, вернувшись к своим, подозвал Опенка.
- Он волхв?
- Нет... Да! - поправился Переемщик.
- Где Род, он знает?
- Я видел, он накануне с Ором и Ратаем разговаривал...
- О чем?
- Не слышал, видел только.
Попин отошел, сел на бревна. Две бабы из веси принесли в миске вареное мясо, корчагу пива и несколько хлебов, разложили еду на холстине. Пьяный вирник ткнулся грязной рукой в миску, вытащил кусок мяса. Кулик поморщился, однако промолчал. Потом он проговорил что-то византийцам, вытер о холст руки, повернулся к вирнику.
- Ты русский, объясни нам: неужели они тут не понимают, что Иисус выше всех богов?! Сколько я их спрашивал, ни один не может рассказать о Велесе, Перуне, Макоши, других бесах. Я им о великом подвиге Христа говорю, но они ясных истин не понимают, держатся за деревянных идолов или - вон, показывают, солнце светит!
- Любят! - хмыкнул вирник.
- Но разум-то у них есть или нету?!
- Это народ лесной, моленья у ручья творят - дождя от него ищут. Им что хочешь говори - не разумеют. У них ума нет, объяснений и уговоров не поймут! Бить их надо, да посильнее, - и все!
Вирник обернулся, взял из рук Опенка полную кружку и, громко чмокая, выпил.
Кулик обратился к своим:
- Этот пьяный осел опять говорит, что мы поступаем тут неверно. Смердам ничего объяснить нельзя, бесполезно. Разум их еще не развит, и мир они воспринимают лишь чувствами. Добро и зло понимают лишь на самом животном уровне: холодно-жарко, больно-приятно... Это стадо без пастырей!
- Не надо слишком доверять этому воину, - произнес пожилой попин, он тоже русич. Но он и княжий дружинник, поэтому ему выгодно верить в истину христианства. В душе же он, может быть, еще больший язычник, чем все смерды.
- Пусть он язычник и лжехристианин, но говорит он верно. Мы объясняем и объясняем этим полулюдям свет истины, но они не понимают ее. Сколько уже дней и ночей я говорю им о величии и могуществе Христа, а до сих пор лишь вон тот мерзавец делает вид, что воспринял новую веру, - мотнул головой в сторону Опенка Кулик.
- Он плюнул на Рода, плюнет и на Христа.
- Да знаю я это - и плохо, конечно, что первым христианство воспринял такой человек. Но, повторяю, мы поступаем неверно, так долго уговаривая язычников. Епископ Михаил и князь Василий в Киеве за один день обратили в веру тысячи; мы же этих зверей все убеждаем, но слова наши не проникают в их тьму.
- Значит, надо остановиться и избрать иной путь, - заговорил третий попин. - Я думаю, сейчас нужно во что бы то ни стало отыскать украденного и скрытого ими кумира. Если не найдем, плохо будет. Храм святой воздвигаем, но двоеверие сохранится. Из-за страха они станут приходить сюда и покорно слушать наши проповеди, а потом пойдут в свои тайные кумирни к идолам посмеются над нашими словами.
- Правильно это, но где искать Рода?
- Волхва их следует еще раз выпытать; старики с ним говорили, он при нас извлек их из кладбища для языческого костра...
- Но он говорит, что волхвом себя не считает.
- Раз его смерды почитают за волхва, верят ему - значит, и мы можем...
- Никому они не верят, даже своим бесам!
- Зачем же тогда прятали Рода?! Нет, этот волхв особый тут человек... В Киеве был, по земле русской долго ходил. Вот если бы вместо тупого Опенка мы обратили его, все пошло бы скорее!
Услышав свое имя, Опенок поспешно подошел к византийца.
- Чего надо?
- Мои братья хвалят тебя, - успокоил его Кулик. - Ты помнишь молитву, которой я научил тебя?
Переемщик нахмурился, покосился на вирника.
- Знаю. Говорить надо так: "Верую во единого бога отца вседержителя, творца небу и земли... Да не прельстят меня нецыи от еретик!" - он показал рукой за спину, где опять остановили работу плотники.
- Правильно, ты на верном пути к истине. Постой! Тот лесной человек действительно волхв?
- Верно так. Он и в огонь обращается, и в змею, - зашептал Переемщик, оглянувшись на храм. - Он и был змеей-гадюкой, что Ора и Ратая изгубила! А сперва подговорил их Рода схоронить! Убьете Соловья - эти, другие, сразу к вам пойдут. Увидят, что Род не вступился за него!
- Наш Христос учит любви к ближнему...
- Тогда будете тут сидеть вечно!
- ...Но мы можем судить его, - спокойно продолжил Кулик, - он был в дальних землях, видел Киев, значит, человек разумный. Но мы всенародно посрамим его, покажем, что бесовская вера его и вон их - темна и бессмысленна. Созовем всех смердов из здешних весей и на их глазах разоблачим волхва-колдуна...