– Не в нашей семье.
Артур попытался перевести разговор, пока Сашка не превратила крошечное кофейное блюдце в летающую тарелку:
– Говорят, ваш отец болен?
– Папа? – Ярослава повела головой, будто пыталась высвободиться. – Он умирает. Это можно считать болезнью? Но все эти болячки не являются для смерти обязательными условиями. Миша погиб здоровым человеком. Ну… относительно здоровым.
Артур наклонился вперед:
– Что вы имеете в виду? Наркотики? Алкоголь?
У нее вырвался нервный смешок:
– Вы серьезно? Наркоман под куполом цирка? Думаете, такое возможно?
– Что тогда?
– Ну… Думаю, это не имеет значения. Зачем сейчас ворошить его грязное белье? Несчастный случай с этим никак не связан.
Откинувшись на мягкую спинку, Логов поглядел на нее исподлобья. Женщинам нравился такой взгляд, почему-то он волновал их…
– А если я скажу, что ваш брат стал жертвой убийства?
– Что?!
Ее лицо точно свело судорогой. Если Ярослава притворялась, то очень искусно. Но кто знает, может, артистизм у Венгровских в крови, поэтому она так пытается откреститься от актерства?
– Это пока лишь гипотеза. Мы проверяем.
– За что могли убить Мишу? – Ярослава потрясла головой. – Нет, я не верю! Это ошибка. В вашем деле бывают же ошибки?
Логов развел руками: кто без греха?
– Миша совершенно безобидный. Был, – она поморщилась. – К этому невозможно привыкнуть…
– Со временем привыкнете, – заметил Артур меланхолично.
И уловил удивленный Сашин взгляд: должно быть, это было жестоко с его стороны… Если, конечно, Ярослава хоть чуть-чуть любила брата.
Ей уже удалось взять себя в руки:
– Вы говорите, гипотеза… То есть это ваше предположение, не более того?
– По большей части. Но возникшее не на пустом месте… И все же нужны убедительные доказательства, – он опять подпустил улыбку. – Поэтому вы не обидитесь, если я спрошу, где вы были вчера в полдень? В это время началось представление…
Ярослава вспыхнула:
– Я? Вы что… Вы хотите сказать, что я…
В голосе Логова прозвучал почти неподдельный ужас:
– Ну что вы?! Как вы могли подумать? Вы же его сестра… Я всего лишь хочу исключить вас из числа подозреваемых. Думаю, вы хотите этого не меньше. Поэтому…
Он вопросительно умолк, вынудив ее произнести:
– Я… Наверное, я была здесь. Не помню.
– На работе? В воскресенье?
– О боже, вы совсем меня запутали… Значит, я была дома. Вчера? Ну конечно. Я была с папой.
– Борис Всеволодович может это подтвердить?
С громким звуком опустив кофейную пару на стеклянный приставной столик, Ярослава порывисто поднялась и посмотрела на Логова сверху:
– А вы собираетесь его допрашивать?
– Он может это подтвердить?
– Нет, – выдавила она. – Папа спал. Он теперь много спит.
– А вы сидели рядом?
– Именно!
– Зачем?
– Неужели не понятно? Затем, что он мой отец.
– Который в детстве отправил вас в другую страну…
Она вскинула голову:
– Где я получила прекрасное образование… Умоляю, оставьте ваши плебейские песни про богатых, которые тоже плачут! Главная обязанность родителей дать ребенку лучшую удочку, чтобы он потом всю жизнь был обеспечен рыбой.
– Вы любите рыбу? – негромко спросила Саша.
– Что?
Повернувшись к ней, Ярослава шумно выдохнула, точно готовилась дать сдачи.
– Вы рыбу любите?
– При чем тут… Это же метафора.
– Я понимаю, – отозвалась Саша терпеливым тоном. – Мой вопрос столь же метафоричен: вам нравится та жизнь, которую вы ведете?
С губ Ярославы слетел смешок:
– Шутите, что ли? Наш бизнес…
– Семейный, – ввернула Саша. – А вы мечтали именно об этом? Всю жизнь заниматься семейным бизнесом? Нефть качать?
Она снова приподняла узкий подбородок:
– Да что вы понимаете! На вас джинсы за пять тысяч…
– Ошибаетесь. За две.
– И вы беретесь учить меня жизни?!
– Ни в коей мере, – вмешался Артур. – Мы всего лишь хотим выяснить, кто убил вашего брата. А вы почему-то отказываетесь нам помочь. И это наводит на определенные мысли…
– Я вовсе не…
Логов легонько стукнул ладонью по столу:
– Сядьте.
– Что?
Ему показалось, будто Ярослава сейчас задохнется, но он продолжил давить:
– Где вы были в это время на самом деле?
Опустившись на стул, она бессильно ссутулилась. Ее плечи опустились, а лицо некрасиво обвисло, и теперь Венгровская выглядела на все сорок. Глядя в стол, она пробормотала:
– Я была… в цирке.
Сашкины глаза увеличились вдвое и засветились восторженной синевой. Артур и сам едва не завопил: «Вот черт! Бинго!»
Но Ярослава уже добавила тем же тусклым голосом:
– Я часто там бываю. Скучаю по брату. Только он не знает… Точнее, не знал, что я прихожу увидеть его… А вчера я даже не осталась на представление: сиделка позвонила, что папе стало хуже.
– И вы поехали к нему? Сиделка может это подтвердить?
Она пожала плечами:
– Ну конечно.
– В смысле «ну конечно, она подтвердит любые мои слова, если я того потребую, я же плачу ей»?
– Нет, – Ярослава тряхнула головой. – В том смысле, что я действительно приехала к отцу.
– Во сколько?
– Не знаю. Я не смотрела на часы. Меня волновало другое.
Она вдруг закрыла глаза и шумно втянула воздух:
– Надо было остаться в цирке…
Голос Артура зазвучал мягче:
– Разве ваше присутствие могло бы что-нибудь изменить?
Ее подбородок мелко задергался:
– Я столько раз спасала его… Вы даже не представляете! Мишка однажды с балкона свалился. Не убился бы, мы тогда на втором этаже жили, но внизу валялся его же велосипед! Я успела подскочить и отбросить его. А то переломался бы…
У него упало сердце: «Это не она». В эту минуту Логов уже знал это наверняка. А Ярослава продолжала вспоминать, глядя перед собой остановившимся взглядом…
Своей в этой непредсказуемой стране Марта Катилюте так и не стала. После развода с первым мужем, исчезнувшим в погоне за вечной юностью, год за годом выпускавшейся из средних школ, она почему-то решила, будто ей удастся спастись от серой прибалтийской тоски в России. Знала, что там жизнь как на пороховой бочке, но именно этого Марте и хотелось.
Только хваленые березы не добавили света ее жизни, она тосковала по янтарному теплу сосен. В Подмосковье они тоже росли, но казались злыми: неприветливо топорщили иглы, прогоняя чужестранку, глухо ворчали, покачивая верхушками. И стволы их были бурыми, угрюмыми…
Все эти годы Марте хотелось вернуться домой. Но Геннадий, за которого она, к собственному удивлению, вскоре вышла замуж, был как-то ненормально предан России. Даром что на четверть поляк… Его фамилию она предусмотрительно не взяла. Сослалась на ненужные трудности с переоформлением документов, с недвижимостью в Латвии, которая якобы должна достаться ей от бабушки. На самом деле копила силы, чтобы завтра начать собирать чемодан… Нет, не сегодня – завтра. И опять не сегодня.
Так тянулось годами, а Марта все не могла принять душой, что живет в Москве, нелюбимой и чужой, и замужем за сильным, слегка пугающим ее человеком, который был ей совершенно не нужен. Детей у них не было, хотя порой желание родить ребенка становилось просто мучительным, даже снились мельтешащие в воздухе пухлые ножки, которые она ловила губами. Но рожать от Стасовского? Без любви?
А потом в цирк пришел Миша… Заглянул в ее крошечный кабинет и, стоя в дверях, улыбнулся, чуть склонив голову к плечу. Это было так мило, что у нее зашлось сердце. Венгровский обходил всех по очереди, но у бухгалтера задержался, ведь Марта в первый же миг поняла: отпустить его ей не под силу… И сделала все, чтобы Миша задержался. Сначала на чашку кофе… Потом среди равнодушных чисел и унылых таблиц расцвела та самая любовь, о какой она только читала до сих пор.
И Марта сошла с ума. В путаных темных коридорах цирка, пропахших навозом и лошадиным потом, она искала его улыбчивое лицо, молодое тело, припадая к которому и сама становилась гибкой, юной, жадной до ласк, какой и не была никогда. До Мишиного появления у нее ни разу не кружилась голова оттого, что мужчина просто смотрел на нее… А уж когда сжимал ее руку!
Марта даже не отдавала себе отчета, что это она постоянно ищет его, будто жизнь превратилась в погоню за клочком радости. Идти по следу, сбивая лапы, чтобы хозяин просто погладил по голове… И мир поплывет, закружится разноцветной каруселью! Счастливый смех будет вырываться из горла.
Накануне его гибели Марте приснилось, будто она опять в родном городе. Вышла из обычного рейсового автобуса и оказалась в толпе вполне русских бомжей, таких на Площади трех вокзалов полно. Зажав ладонью нос, Марта пробивалась сквозь плотные ряды (откуда их столько?!), мысленно умоляя, чтобы только никто не тронул ее. И все же не удалось избежать кратких соприкосновений плечами, локтями, бедрами… Омерзение так сдавило горло, что потемнело в глазах. Но упасть под ноги этим грязным бродягам, ботинки которых воняли просто убийственно, казалось немыслимым.
«Как они добрались до моего Добеле?! – остро колотилось в мыслях. – Кто вообще пустил их в Латвию?»
– Кто пустил тебя в Москву? – внезапно проорал кто-то из них ей прямо в ухо.
Шарахнувшись, Марта резко обернулась: как смеют задавать ей такой вопрос? Она им не ровня! Разве такая женщина не имела права поселиться в столице России, если там даже подобное отребье привечают? А у нее высшее образование, она из хорошей семьи…
Но со всех сторон злобно зашелестело:
– Грязная сука… Какая же ты сука!
– Я не… Не смейте!
Марта беспомощно замахнулась, ударила вслепую, но неожиданно для себя попала кому-то по носу. По мерзкому сопливому носу… Да еще и разбила, похоже, – кулак стал багровым, только кровь явно была не ее. И боли она не чувствовала… Не в руке точно. Вот в груди сдавило так, что мелькнула мысль о смерти.