– Похоже на то…
– А сам через свою гордыню в жизни не переступил бы. Мишка же типа блудный сын… И не раскаялся даже. Честно, я вообще не думала, что дед хоть копейку Мишке оставит! А он, оказывается, озолотить его собирался…
Она вдруг порывисто обернулась ко мне, и в глазах ее задрожала мольба:
– Как думаешь, все отцы так любят своих детей? Даже если виду не подают?
Конечно, ей хотелось услышать подтверждение, но я опять вспомнила своего отца, не вспоминавшего про меня месяцами. Плевать ему было, жива я или нет, здорова или больна, как учусь, что читаю, с кем дружу…
Каким-то чудом мгновенно считав все это, Лика отвернулась:
– Можешь не отвечать, сама знаю. Дед моего отца на дух не выносил, а он ведь тоже его сын… Ярославу еще кое-как терпел. Но только Мишка был его гребаным светом в окошке! Вот и получил от него!
Лика выскочила из туалета и хлопнула бы дверью, если бы та не была снабжена доводчиком. Затворилась она мягко и бесшумно, а у меня отчего-то заложило уши. Я попыталась сглотнуть, но ничего не вышло…
– Ни на трупе билетерши, ни на шарфе, которым ее задушили, не найдено чужой ДНК. Кроме следов гимнастки Елены Шиловой, само собой, – сообщил Володя Овчинников, забежавший с утра в лабораторию. – Ее же шарфик…
– Ну спасибо, порадовал, – обиженно отозвался Логов.
– Чем могу! – оперативник развел руками. – Похоже, у нашего убийцы изощренный ум, мы еще с ним намучаемся. Думаешь, среди циркачей много найдется интеллектуалов? Может, он все-таки со стороны?
– Или она, – уточнил Артур. – Ты о родственниках погибшего? О, это настоящий серпентарий… Каждый пытается закопать другого.
– То есть никаких реальных зацепок?
– Пока нет. Но они и вправду неглупы, так что все может быть. Я не списываю никого из Венгровских со счетов.
Накануне они с Сашкой целый день общались с этим семейством, и после этого, даже проспав семь часов, Артур не чувствовал себя отдохнувшим. В его теле, особенно в ногах, тревожно дрожала каждая жилка, и он даже всерьез подумывал, не измерить ли температуру? Или давление… Что там еще может сбоить в организме? Или просто адская семейка вытянула из него накануне всю энергию? Надо бы узнать, как Сашка себя чувствует…
С утра она отправилась к одноглазому в больницу, хмуро бросив после завтрака, что с дурацкими сомнениями покончено.
– Ты, как всегда, прав, – признала она, глядя на коричневый полукруг на дне чашки. – Никита – это то, что мне нужно.
– Только если ты сама так думаешь, – осторожно заметил Артур, пытаясь поймать ее взгляд. – Я не рвусь быть правым. Мне нужно одно – чтобы ты чувствовала себя счастливой.
– «На свете счастья нет, но есть покой и воля», – процитировала Саша и наконец посмотрела ему в глаза. – Пушкин знал, что говорил. Покой… Я поняла: это как раз то, что мне необходимо. И мою свободу Никита точно не станет ограничивать, он не абьюзер. С ним легко, тепло и весело. А про безумную страсть лучше написать, чем пережить ее в реальности.
– Ты правда так думаешь? – не поверил Артур.
Она кивнула так резко, точно клюнула носом. Потом испытующе прищурилась:
– Разве у вас с мамой была страсть? Вы ведь… летели вместе, это совсем другое… Помнишь «Прогулку» Шагала? Вот такими вы мне виделись – вознесшимися к облакам.
– А мне всегда казалось, что Шагал нарисовал каких-то уродов, – он прикинулся оскорбленным, чтобы слегка разрядить обстановку. Слишком уж Сашка сама себе казалась несчастной…
И она беззвучно рассмеялась, чуть запрокинув голову. Только Артур не понял: ему действительно удалось развеселить ее или она сделала это лишь в угоду ему?
Оттого, что сейчас Саши не было рядом, он чувствовал себя одноруким. Даже ее безмолвное присутствие на допросах придавало Артуру уверенности, точно она прикрывала его спину и можно было не опасаться удара сзади.
Этим утром он вошел в цирк без нее, сопровождал его только Володя. Если была возможность выбирать, кого из оперативников взять с собой, Логов всегда звал Овчинникова. В нем чувствовалось особое спокойствие, располагавшее людей, но Артур знал, что на самом деле этот человек подобен пружине, готовой резко распрямиться в момент опасности и нанести удар.
Когда они подошли к служебному входу, Логову показалось, что кто-то наблюдает за ними из окна на втором этаже. Но стоило ему поднять голову, как темная фигура отшатнулась, и он не успел разглядеть, кто это был. Впрочем, все цирковые сейчас интересовались результатами его работы, нет ничего удивительного, что они шпионят за ним…
Овчинников не заметил слежки:
– Поливец связался со смишниками, пытается найти зрителей, присутствовавших на том представлении. Вдруг кто-то еще заметил эту дамочку с лазерной указкой? А к нам не обратился потому, что не придал значения. Бабулька какая-нибудь могла и не понять, что происходит…
– Моя вина, – признал Артур. – В тот момент я счел падение Венгра несчастным случаем. Надо было тормознуть зрителей… Но там такая паника началась. Дети орали благим матом: «Тигриков хочу!» Мамочки утаскивали своих чад чуть ли не под мышками…
– Ну, их можно понять! Не думаю, что в ближайшее время они снова придут в цирк.
Завидев в конце коридора директора цирка, Артур пробормотал:
– Представляешь, какие убытки они сейчас терпят? Вот кто меньше всех был заинтересован в смерти артиста во время представления, так это наш дражайший Василий Никанорович…
– Судя по всему.
Ганев уже заторопился им навстречу, вместо приветствия выкрикивая вопросы:
– Что у вас нового? Появился подозреваемый? Мы скоро сможем открыться?
«Да кто к вам пойдет-то сейчас?» – реплика застыла у Логова на губах. Он сдержанно улыбнулся:
– И вам доброго утра, Василий Никанорович. Работаем! Вы что, детективы не смотрите? Наши киношные коллеги всегда отвечают так.
– Не смотрю, – директор отер пот со лба. – Боже мой, мы просто горим! Вы понимаете? Меня снимут, к чертовой матери!
– Сочувствую, – с душой произнес Логов и, едва не поморщившись, выдавил банальность: – Мы делаем все возможное.
Ганев смотрел на него с мольбой:
– И ничего?
Ухватив его за локоть, Артур увлек директора за собой:
– А все потому, любезнейший Василий Никанорович, что в вашем заведении воцарилась круговая порука.
Директор поглядел на него с ужасом:
– Что вы имеете в виду?
– Ни одна живая душа пока не сказала нам, у кого был зуб на Михаила Венгровского.
На ходу обернувшись к Овчинникову, он сказал:
– Володя, поговори с билетершами, вдруг что-то всплывет…
И повел Ганева дальше, машинально разглядывая старые афиши на стенах. Некоторые совсем пожелтели, хоть и были заключены под стекло. Артур подумал: «Наверное, какие-то я видел еще ребенком, когда мама приводила меня в этот цирк…» Хотелось припасть к каждой, рассмотреть все штрихи, уже полустертые, попытаться вспомнить.
Одновременно он продолжал рассуждать вслух:
– Мы не берем в расчет уважаемую Анну Эдуардовну, поскольку, по моему убеждению, она стала сопутствующей жертвой. Скорее всего, она увидела или услышала нечто не предназначенное для ее ушей и поплатилась за это. Но целью преступника был именно Венгр… И нам необходимо понять, кто затаил на него обиду?
Логов остановился:
– Почему вы отворачиваетесь, господин Ганев? Вам тоже что-то известно, но вы по какой-то причине не хотите сообщить это следствию?
– Да нет же! – вскричал директор в отчаянии. – Ничего я не знаю. Вам ведь уже рассказали о том, как Михаил сорвал выступление дрессировщиков? По глупости. Мальчишеское бахвальство, не более того! Хотел доказать, что он также храбр, как Харитоновы.
– Кому доказать? – быстро спросил Артур.
Ганев громко сглотнул:
– Что?
– Вы сказали: он хотел доказать свою храбрость… Кому? Ради кого Венгровский рисковал жизнью?
Вздернув плечи, Василий Никанорович так и не опустил их – голова втянулась в грудную клетку и точно застряла там:
– Откуда мне знать? Марте? Ее мужу?
– Она была на представлении? Или Стасовский?
– О боже, как я могу это помнить? Возможно…
Мягко подтолкнув директора в спину, Логов пошел дальше, больше не отвлекаясь на афиши:
– Когда произошел этот эпизод?
– Когда? Ну… Это Харитонов должен точно помнить. С полгода назад?
– В это время он уже встречался с Мартой. Не было необходимости рисковать жизнью, чтобы заполучить ее… Где мне найти Харитоновых?
Директор произнес с опаской:
– Там тигры…
– Я привык работать с опасными хищниками, – Артур улыбнулся. – В клетку я не полезу, мне выпендриваться не нужно.
– У нас вольеры, а не клетки. – Ганев взглянул на часы. – Открытая репетиция на манеже у них в одиннадцать. В это время никто туда не заходит. У вас есть минут сорок. Я провожу вас.
Пока они добирались до дальнего крыла, в котором жили тигры, Логов успел узнать, что Харитоновых ни в коем случае не надо называть укротителями, они дрессировщики.
– Укротитель ломает животное, – неодобрительно заметил Василий Никанорович, – а дрессировщик воспитывает. Наши Харитоновы нянчатся с тиграми как с родными детьми! Денис хоть и молодой парень, но очень надежный в этом смысле. А заботливый какой: одного тигренка сам из соски выкармливал – тигрица от него отказалась, потому что идиот-уборщик погладил малыша, пока она выступала.
– После родов?
– Не подумайте, что это жестокость! Кормящим хищницам нельзя залеживаться, нужно двигаться, а то у них молоко пропасть может. Недельку отдохнула – и на арену! А уборщик решил воспользоваться моментом, оставил на тигренке свой запах. Хорошо хоть на одном только, остальных не успел погладить… А пока тигрица выкармливает котят, они должны пахнуть только ею…
– А отец как же?
– Нет, его не допускают к детям. Да, честно говоря, тигры не особо-то и рвутся нянчиться с потомством… Нет у них отцовского инстинкта. А некоторые сожрать могут собственных детей.