Джет не осмеливался посмотреть на отца.
– Ты убил Троя О’Доннелла, – прошептал он. – Ты разрушил жизнь Мьюринн.
– Этого не должно было случиться. Прошу тебя, поверь мне!
Голос отца был полон муки. Он еще крепче вцепился в дверь.
– Я сделал это ради тебя, сынок. Ради твоей матери. Наше положение было отчаянным. Если бы благодаря штрейкбрехерам рудник продолжил работу, это означало бы, что люди вроде меня – шахтеры-ветераны, построившие этот поселок, – стали бы нищими. И если бы мы не могли совершать в магазинах покупки, те бы тоже разорились, а с ними – и все вспомогательные отрасли. Разорился бы весь этот чертов город! Мы бы потеряли наш дом, потеряли бы все…
– И ты, чтобы сохранить дом, в котором я сейчас живу, убил людей, – тихо сказал Джет. – Раньше я так восхищался тобой, папа! – Он покачал головой. – Раньше я тобой так гордился!
– Я сделал это, чтобы мы все могли гордиться. Чтобы я мог и дальше заботиться о вас.
Ирония его слов ударила по Джету, как тяжелый кулак. Преступления, которые люди совершали ради любви; секреты, которые они скрывали; ложь, которая связывала их, – все это, как рябь на воде, передавалось из поколения в поколение. И, словно яд, отравляло души.
Он думал о том, как поступил с Мьюринн, а она с ним… из-за любви.
– Никто не должен был погибнуть. Это была ошибка, – снова прошептал Адам. – Но я никогда не делал ничего плохого Гасу. И я бы никогда даже пальцем не тронул Мьюринн! Я не убийца, сынок.
Джет медленно повернулся и поглядел на отца. На морщинистых щеках старика блестели слезы. Адам был тем самым человеком, на которого Джет всегда равнялся, которым всегда восхищался. Теперь же он едва мог на него смотреть.
– Кто был твоим сообщником? Чоки Моран?
Отец Джета мрачно поджал губы. На несколько секунд повисла гробовая тишина. Где-то на окраине города затявкал койот, охотившийся за местными кошками.
– Это в прошлом, Джет, – едва слышно прошептал Адам. – Все кончено. Разве нельзя просто оставить все это в прошлом?
– Ничего не кончено, – процедил Джет сквозь стиснутые зубы. – Гас О’Доннелл умер из-за тех снимков, что дал ему Айк Поттер. И Мьюринн, и ее малыш тоже чуть не погибли, потому что кто-то все еще готов убивать, лишь бы сохранить тайну.
– Клянусь жизнью твоей матери, я не имел к этому никакого отношения! – хрипло произнес Адам.
– Тогда кто?
– Я ничего об этом не знаю.
– Начни со своего сообщника. Это был Чоки?
Молчание. Похоже, личность сообщника была секретом, который отец не хотел раскрывать. В животе Джета шевельнулся зловещий холодок.
– Отойди от машины, – тихо приказал он.
– Что ты собираешься делать?
Джет не знал, как отнестись к сокрушительной новости о том, что его родной отец и есть тот самый преступник, которому удалось ускользнуть из рук ФБР. Ему нужно было обдумать, переварить это известие. Где-нибудь подальше от шума и суеты. Там, где ему никто не помешает.
– Как бы ты поступил, папа?
Молчание.
– Отойди от машины, – повторил Джет и уехал, оставив отца стоять в оседающем облаке пыли. Его глаза жгли слезы… слезы предательства.
Джет не поехал домой. Вместо этого он покатил к безлюдным скалам к западу от Сэйв-Харбора. Это место влекло его как в хорошие, так и в плохие времена.
Остановив машину на поросшей травой обочине, он заглушил двигатель.
Ночь была ясной, светлой. Ночное солнце висело чуть ниже линии горизонта, но сами вершины были скрыты темной полосой грозовых туч – надвигающийся фронт был все ближе.
Джет позвонил Броку.
– У вас все в порядке?
– Все тихо, – ответил Брок. – Ничего подозрительного, разве что старая арендаторша проснулась: в ее домике у залива горит свет. Ах да, и еще еноты пробегают.
Джет сбросил вызов.
Устремив взгляд на вечное движение темной воды, прислушиваясь к мягкому плеску волн у подножия утесов, он задумчиво смотрел на океан и пытался осмыслить тот факт, что массовая гибель людей – дело рук его отца. Что это преступление так и не было раскрыто, а уголовное дело пылилось где-то на полке, и горькая правда была похоронена людьми этого городка, который он так любил.
Среди волн, охотясь на тюленей, пронеслась стая косаток, а над далекими вершинами гор вновь начало подниматься полуночное солнце.
Мир в красоте и смерти.
Начало и конец.
Пришло время восстановить справедливость, положить конец прошлому. Ради новых начинаний. Но для этого ему придется донести на собственного отца…
Джет потер лоб.
Все, что ему нужно сделать, – это взять телефон и позвонить в ФБР. Сказать им, что его отец – убийца.
Увы, все было не так просто, как можно подумать.
Когда день прояснился, Джет, купив по дороге пончик и кофе, поехал на аэродром. Он решил поднять свой самолет в воздух, взмыть над горами и морем в те редкие рассветные часы, когда мир еще чист. Когда же он вернется на землю, то исполнит свой долг: позвонит федералам.
Припарковав пикап, Джет с кофе в руке отправился дальше пешком. На траве блестела роса, на крылья его самолета падали первые теплые лучи солнца.
На всякий случай еще раз позвонив Броку, который сказал, что в Русалочьей бухте спокойно, Джет забрался в кабину.
Положив на колени заряженный дробовик, Мьюринн наблюдала, как над океаном занимается рассвет. Всю ночь она просидела, рассеянно покачиваясь в дедовом кресле-качалке и думая о Трое.
О своем сыне.
Дрожь снова пробежала по ее телу, и она положила руку на живот.
Двое детей: сын и дочь.
Ее глаза вновь наполнились влагой. Но вместе со слезами пришла злость, глубокое ощущение предательства. И так было всю ночь. Волны опьяняющего ликования накатывали на нее, чередуясь с пронизывающей до костей печалью от ощущения потерянного времени, которое она могла провести с сыном. Было мучительно больно.
Одно Мьюринн знала точно: несмотря на все ссоры, стычки и конфликты с Джетом, он был – и всегда будет – отцом ее сына. И она ни за что не покинет Сэйв-Харбор.
Она намерена родить дочь здесь, вырастить девочку в этом городе и наблюдать, как мужает ее сын, – если придется, на расстоянии.
Она будет руководить газетой. Будет матерью. Будет выращивать овощи в огороде и показывать дочери, как собирать моллюсков, как когда-то показал ей Гас.
И она не позавидует тому, кто попытается отнять это у нее сейчас.
Потому что, как бы ни была обижена Мьюринн, Джет совершил невероятно смелый поступок, забрав своего ребенка и воспитывая его в одиночку. В этом был он весь! У него твердые ценности и принципы, которыми он не был готов поступиться. И еще Джет дорожил семьей.
Затем она подумала про Адама Ратледжа, и сердце сковала ледяная тревога. Он тоже был членом семьи. Но она должна верить, что Джет поступит правильно и справедливость восторжествует.
Мьюринн была вынуждена верить в него. Даже если разрыв между отцом и сыном означал, что они с Джетом никогда не смогут быть вместе.
Наконец, ее сморила усталость. Она смежила веки и провалилась в сон.
Лицо Мьюринн нежно согревало солнце, когда ее внезапно разбудил шум в коридоре. Кто-то был внутри дома. Сердце испуганно екнуло, и она подняла дробовик.
– Кто здесь?
– Это всего лишь я, Мьюринн. О боже, дитя! Опусти ружье. Что, скажи на милость, тут происходит?
– Миссис Уилки? – Мьюринн сглотнула, еще плохо соображая. – Я… ничего. Просто мне… – Она смущенно усмехнулась. – Мне приснился дурной сон.
Старуха нахмурилась и хмыкнула.
– Это все будущий ребенок! Гормоны могут сделать с тобой и не такое. У меня самой никогда не было детей, – сказала она, ставя корзину на кухонный стол. – Но когда моя сестра Маргарет была беременна моим крестником, ей постоянно снились кошмары. Ромашковый чай – единственное, что ей помогало. – Миссис Уилки постучала по своей корзине и тепло улыбнулась: – Я принесла тебе на завтрак несколько оладий, испеченных в моей дровяной печи. И клубнику – свежую клубнику из сада Гаса.
Достав из корзины букетик маргариток, она вытряхнула из медной вазы старые цветы наперстянки и поставила на их место новые.
Миссис Уилки оставила входную дверь открытой настежь для нового утра, и морской бриз принес внутрь нежное тепло. Мьюринн нервно взглянула на дверь. Она знала, что снаружи дежурит телохранитель, однако внезапно ее охватили смутные опасения.
– Я заварю тебе ромашкового чая, дорогая. Это будет полезно и для твоих нервов, и для ребенка. – Миссис Уилки прошаркала на кухню и взяла одну из баночек с чаем, которые Гас держал на полке. – С несколькими веточками мяты. Тебе ведь в детстве нравилась эта смесь, помнишь? Летом я, бывало, делала для тебя холодный чай.
Мьюринн чувствовала себя как во сне, словно не могла поверить, что все эти события действительно произошли, что она спала в кресле-качалке с ружьем в руках. И что эта женщина только что вошла в ее дом с корзиной, принеся цветы и завтрак. Возможно, она просто перегрелась на солнце, пока спала.
Тем не менее казалось странным, что миссис Уилки не спросила про ружье. И ни словом не обмолвилась о телохранителе перед домом.
– Я… я бы хотела чаю. Спасибо! – Мьюринн встала на ноги, приставила ружье к стене и потянулась. Ее не только мучила жажда – она ужасно проголодалась.
На ветру зазвенели китайские колокольчики, и Мьюринн вновь взглянула на открытую дверь.
– Вы видели кого-нибудь снаружи?
Миссис Уилки подняла глаза:
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
Мьюринн нахмурилась. Интересно, что случилось с телохранителем, которого прислал Джет? Возможно, он где-то затаился или же ушел с восходом солнца. Что было крайне странно…
– Все в порядке, дорогая? – спросила миссис Уилки, озабоченно наморщив лоб.
– Да, конечно. Вы составите мне компанию за завтраком? Я была бы рада!
– Разумеется, дорогая. – Миссис Уилки потянулась еще за одной фарфоровой чашкой. – Но только не ромашковый чай… – усмехнулась она. – Мне в моем чае нужен кофеин! – Она насыпала в еще один маленький чайничек другую смесь трав, залила кипятком и поставила оба чайника на стол.