– А, это наш биолог. Специалист по растениям гинкго. Он проходил по делу отряда 711. Слышала о таком? – Варя отрицательно помотала головой. – Это очень секретно, в закрытых материалах хабаровского процесса. Но Коэтиро-сан ко всем этим безобразиям отношения не имеет. Он и в отряде-то не состоял. Была там экспедиция токийского университета, а так как в Японии всё милитаризовано, они тоже назывались отряд 620. Но тематика была сходной с тематикой нашего института, поэтому к нам он и попал. А судили его заодно с военными преступниками, но, слава богу, разобрались, по какой тематике он работал. Есть всё-таки светлые головы в наших органах. Но ты его не бойся и не обижай, работать вам вместе придётся – он у тебя на подхвате будет. Или ты у него – там разберётесь. Да, завтра на участок с ним съездите, посмотрите на месте, пробы грунта возьмёте, состояние общее изучите. Да и посмотреть на это чудо будет просто интересно.
Варя замерла. Почему-то распоряжение профессора обрадовало её. Она бросила украдкой взгляд на Коэтиро – Колю, как называла японца мысленно, – тот склонился над микроскопом, старательно регулируя освещение. Микроскоп мощный, незнакомой Варе конструкции. «Интересно, что он там видит?» – подумала она, поднимая взгляд к потолку. И ее будто обожгло кнутом – вверху, на посту – большой стеклянной будке, прилепившейся под потолком, сидели три женщины в форме с тёмно-синими погонами и в беретах с малиновыми околышами. Варя повернулась к профессору:
– Андрей Николаевич, а как пленному разрешают свободно передвигаться?
– Ну почему же «свободно», Варенька? Одна из наших… – Тут профессор усмехнулся и, понизив голос, прошептал: – Одна из наших гарпий будет с вами. И конвоир тоже – он утром приводит его из лагеря, а вечером уводит в бараки. Всё прошу Коэтиро к нам в спецотделение перевести, в шарашку, иначе говоря, да всё документы где-то ходят. А так под конвоем ходит – в лагерь, вместе с другими военнопленными.
– Я краем уха слышала о военнопленных…
– Да тебе, Варенька, и знать это не интересно, да и не нужно – издержки войны. А у нас по институтам ещё человек пятнадцать японских специалистов работает, знающие люди и великолепные специалисты, да вот быт их морит. Плохо выдерживают наши условия и погоду. Да и конвоиры, не скажу, чтобы уж совсем звери, но особой интеллигентностью не отличаются. Ну да ладно, завтра оденься в спецодежду – получишь на складе, для полевых работ комплект обязательно возьми, я уже распорядился и накладную выписал. Завтра день тяжёлый будет, так что сейчас иди домой и хорошенько выспись.
Варя снова посмотрела под потолок – ей показалось, что одна из надзирательниц – белобрысая, сухонькая, с тонким остреньким носом – с ненавистью смотрит на неё. И хоть знала Варвара, что разговор с профессором она слышать не могла, а всё не удавалось отделаться от ощущения, что женщина в форме ловила каждое слово.
Пока получала на складе спецодежду, пока добиралась до дома, гнетущее чувство улетучилось, и она совсем забыла о неприятной надзирательнице. Потом Варю целиком захватили домашние хлопоты – приготовить ужин, разобраться с одеждой на завтра, а вечером хотела прочесть документы – профессор Михальков настоятельно рекомендовал в первую очередь прочесть его работу.
Виталик задерживался. Варя поначалу поглядывала на часы, но потом так увлеклась чтением, что забыла обо всём на свете. Сухая научная работа читалась как детективный роман. Написана она была прекрасным русским языком, палеоботаника, причём конкретно юга Западной Сибири – это было очень увлекательно. Богато украшенный иллюстрациями материал, все отпечатки листьев в горных породах какой-то неведомый художник раскрасил живыми, яркими красками. На тонкой бумаге – никогда такой не видела раньше – рисунки были сделаны просто каллиграфически и раскрашены удивительно живыми красками. Всё это перемежалось обыкновенно чёрно-белыми фотографиями, сделанными в чьих-то многочисленных геологических экспедициях. Быстро пробежав вводную часть, Варя не выдержала и открыла самую последнюю папку, да так и ахнула: роща высоких белоствольных деревьев с очень прямыми стволами, вся усыпанная большой шапкой мелких листочков, похожих на сердечки. На следующем листе были прикреплены фотографии этого же места в разных ракурсах. Девушке показалось, что она будто перенеслась туда, под сень волшебных деревьев. Словно уже видела их, слышала шелест листьев, дотрагивалась руками до прохладной, порой леденяще холодной коры. Откуда-то она знала, что если деревья становились тёплыми, то это означало, что они были в хорошем настроении. Что-то ещё важное было там, на том фото, и Варя почти поняла что, но тут резко хлопнула дверь.
– Мужа не ждём, ужин остыл, подогреть – не судьба.
– Виталя, я приготовила. Картошку сварила. Но если что, давай в столовую сходим – там дежурная смена. Или в кафе?
Она отложила папки в сторону и встала, потянувшись к мужу – поцеловать. Но Виталий будто не заметил порыва:
– Может, тебе ещё коктейль-холл организовать, как в Москве? Лучше расскажи, чего ты к этому япошке прилепилась косоглазому?
– У него не косые глаза, а наоборот, большие, миндалевидные.
– Ого, какие подробности! Уже успела рассмотреть? А завтра в лесочке чем заниматься будете?
– Ты откуда знаешь, Виталь?
– Чека не дремлет, а я, между прочим, именно там работаю, в оперчекотделе.
Он аккуратно повесил диагоналевые галифе на спинку стула, остался в бязевых кальсонах. Варе почему-то неприятно стало смотреть на мужа, покоробил его вид в нижнем белье. Но Жатько будто и не заметил этого. Он стащил с худых плеч гимнастёрку и небрежно бросил её на стул.
– Не забудь воротничок подшить, – распорядился он, сдёргивая покрывало с кровати. – Всё. Спать хочу.
Варя, пришивая свежий воротничок, старалась не слушать сопение и храп мужа. Она вообще старалась не думать о том, что ошиблась. Порой ей казалось, что всё наладится, что муж любит её – иначе зачем он женился? Укладываясь в постель, Варя вспомнила подарок Виталия: на второй день семейной жизни, извиняясь за то, что не встретил её, муж подарил ей духи – протянул коробку с надписью «Красная Москва».
– Вот, в военторге, по знакомству достал. Последние забрал. Всё для тебя!
Варя усмехнулась, вспомнив, как старательно пыталась изобразить радость – духи ей не просто не нравились, запах вызывал такое омерзение, что порой хотелось пойти и почему-то умыться. Спрятала их подальше, чтобы не попадались на глаза мужу. Хотя он периодически спрашивал:
– Ты чего духами-то не душишься? Такой запах приятный, модный.
Варя в ответ что-то бормотала о работе с реактивами, эфирными маслами – что-де он сбивает настройки приборов.
– Знаем мы эти приборы, – усмехался в ответ Виталий. – Каждый день по службе докладывают о ваших приборах.
И вот сейчас, юркнув к мужу под одеяло, Варя была оглушена волной неприятного, тяжёлого аромата «Красной Москвы».
«Что это он? Сам решил моими духами пользоваться?»
Она встала, прошла к секретеру, выдвинула ящик – в углу, под стопкой белья, не оказалось ни коробки, ни бутылочки в форме Спасской башни Кремля с притёртой пробкой. Духи пропали. Она села на пол и положила голову на руки. Может, купить в магазине? Недавно видела почти такие же. Тем более что зарплата хорошая и премиальные в этом месяце – Виталя и не узнает. Но тут Варя вспомнила про карточки. В магазинах денег не брали, что очень удивило её в первые дни и не переставало удивлять до сих пор. Когда она, первый раз делая покупки, попыталась рассчитаться, достав кошелёк, продавец её остановила.
– Вы, наверное, новенькая? – участливо спросила благожелательная женщина средних лет в высоком крахмальном колпаке и белом халате. – Как ваша фамилия? Жатько? Так, сейчас посмотрю. Да, есть, – и она протянула Варваре плотную карточку. – Вот ваша платёжная карта, все покупки отмечаются на ней, вы только расписываетесь, а потом из зарплаты вычитают.
– Да… – растерянно пробормотала Варя, – а если я истрачу больше, а потом зарплаты не хватит?
Продавщица рассмеялась.
– Что вы, такого в принципе быть не может! У нас здесь цены, как при коммунизме. И вообще, от каждого по возможности, каждому по потребности. Так что не стесняйтесь, голубушка, берите, что вам сейчас требуется, а расчётами будет бухгалтерия заниматься…
«Ладно, – решила она, – завтра так и сделаю, если, конечно, не найду свою коробку». Осторожно закрыв ящик комода, Варя зевнула и пошла спать. Муж громко храпел. «Десятый сон видит», – хмыкнула она, осторожно укладываясь с краю кровати. Она бы, наверное, тоже сразу уснула, но запах духов лез в ноздри, от него першило в горле, было трудно дышать.
Но ещё труднее было думать о том, почему от мужа пахнет женскими духами…
Глава десятая. Мереченье у Кривой пучины
(Начало июня 2014 года)
– Чем так воняет? – Петро принюхался. – Запах знакомый. Будто Балашиха мимо прошла.
– Точно, она «Красной Москвой» пользуется. И где берёт?
– У неё запасы с самой войны. Не поверишь, тушёнка ещё с шестидесятых годов лежит – сам видел, два ящика. И сгущёнка в трехлитровых жестяных банках. В погреб как-то лазал – просила солонину достать. Так там если покопаться, ещё американские консервы, поди, найти можно, что по ленд-лизу поставляли. – Ботаник усмехнулся. – Сам не видел, но мужики рассказывали, что якобы лежат у неё в схроне коробки и ящики с американским «вторым фронтом».
Я собирался домой. Связь напрочь исчезла, что с проектом – непонятно, что делать вообще не ясно. И смерть Виктора не давала покоя. Помощник прокурора Шатохинского района привёз мне постановление о прекращении дела в связи с отсутствием состава преступления. Смерть квалифицировали как несчастный случай. Роберт Исмаилович не поставил машину на ручной тормоз и не заблокировал колёса. Я точно помнил, что он долго возился вокруг машины, укрепляя её на пароме, но теперь, после всех видений, уже был не уверен не то что в увиденном, но и в собственном уме. Выбраться в город не получилось – будто по мановению волшебной палочки, пошла коренная вода в Оби и затопила паромную переправу. Холодная, дождливая весна плавно перетекла в холодное лето. Моросили дожди, и председатель сказал, что к трассе лучше не соваться – там не пройдёт даже его в