– Чего ждём? – поинтересовался ботаник, передавая пироги. «Спортсмен» откусил полпирога и довольно промычал что-то нечленораздельное. На лице появилось выражение запредельного восторга.
– Свинью… – пробубнил с набитым ртом Захарка.
Ждать пришлось недолго. Скоро по улице продефилировала пышная свиноматка. За ней семенили три крупных, уже подросших поросёнка, по размеру такие же, как сбежавший от нас кандидат на роль шашлыка. Шалымов хрюкнул. Потом ещё. Тот поросёнок, что шёл последним, притормозил. «Спортсмен» ещё похрюкал. Двое будто не слышали, шли за свиньёй, а последний повернул в их сторону и засеменил к машине. Андрей быстро схватил его за пятачок и передние ноги. Потом сунул в приготовленный мешок и, не отпуская пятачка, кивнул напарнику. Тот выжал газ, и «опель» сорвался с места. Через пять минут сонная деревня была позади.
– А чё ты нос ему держишь? – спросил Захар, сбавляя скорость.
– Если бы эта тварь завизжала, нас бы крестьяне валенками забили! – ответил я вместо Андрея. Наш уже почти родной «мент», видимо, представил эту картину и весело сверкнул светло-голубыми, с коричневыми точками вокруг зрачка, глазами.
– Блин, это надо ж так! Посреди бела дня, в центре деревни свинью украсть! А ведь я, между прочим, полицейский. Мне потом эту свинью искать придётся.
– А куда было деваться? – философски заметил Шалымов. – Наум сегодня поросёнка на вертеле захотел, а мы, два дебила, едва не просохатили знатный ужин! А знаешь, Захарка, это же тот самый поросёнок, которого мы просохатили. У него клеймо на боку смазанное. Так что мы украли поросёнка, которого сначала купили. Так что всё чисто, без косяков. Санёк, скажи?
– Точно. – Полицейский рассмеялся. – Он просто к мамке вернулся. А если не тот, то ко мне заявление поступит, и я буду искать.
– А ты, Санёк, много что ищешь, у вас тут как пропадёт что, так ты ищешь, ищешь. А у вас тут если что пропало, то с собаками не найдёшь. А знаешь почему? – Санёк вопросительно кивнул, приподняв брови. – А потому, что волка ноги кормят, вот прямо как нас с Захаркой.
Санёк ничего не ответил. Я молчал, слушая пустой трёп спортсменов. Почему-то упоминание волков покоробило. Подумалось, что не к добру лесное зверьё помянул. Вспомнилась Балашиха – ведь вчера старуха точно знала, что умрёт. И мне сказала об этом. Странно, но сочувствия не было, только порадовался за неё: всю жизнь бедняга от тюрьмы да от сумы бегала, а прожила так, словно в тюрьме. Ну что ж, царствие ей, как говорится, небесное, в чём, впрочем, я сильно сомневаюсь. В рай Балашиху не возьмут, но, учитывая её характер и богатый жизненный опыт, думаю, она и в аду бедствовать не будет.
«Опель» остановился у небольшого дома, сбоку крепкая баня, тут же сарай, на берег протоки выходил причал, у которого покачивались две лодки. Мы с ботаником вышли из машины – и остолбенели…
– Захар!!! Чешем отсюда!!! – дико заорал Андрей, с визгом рванул с места «опель».
Не знаю, почему мы с комсомольцем шестидесятых годов не последовали его примеру, наверное, просто не успели – машина резко сорвалась с места.
– Бежим! – крикнул ботаник и дёрнул меня за руку, выводя из ступора. И мы понеслись к лесу, не разбирая дороги.
Впереди нёсся злополучный поросёнок.
«И как он опять из мешка выбрался?» – подумал я.
Это была последняя связная мысль…
Глава двадцать первая. Топотун, ключ-дерево, чудь белоглазая и деревья гинкго
(Начало июня 2014 года)
Угодили в осинник…
По лицу хлестали ветки, норовя попасть по глазам…
Иногда успевал закрываться, иногда нет…
Кубарем скатился в овражек, не помню, как выбрался….
Перескакивал через поваленные деревья, продирался сквозь кусты…
Сначала порадовался соснам, корабельными мачтами выросшими в диком море подлеска, но потом похолодел – я как на ладони…
Подавил в себе желание забиться куда-нибудь под корягу, в яму – всё равно найдёт, искромсает, искрошит в капусту…
Откуда-то пришла уверенность, что всё равно найдёт…
А сзади медленно, но неуклонно, будто поступь самого рока, слышался тяжёлый, сотрясающий землю топот…
Я не заметил, как и, главное, когда под ногами появилась дорога. Просто в один из моментов упал и удивился – пружинит, будто резиной покрыта. Совершенно не к месту подумал, что за границей давно используют технологии покрытия дорожного полотна резиновой крошкой, на которую перерабатывают старые покрышки и прочие резиновые отходы… Хмыкнул, поймав себя на занудной канцелярской формулировке «технологии покрытия дорожного полотна» и только тут почему-то вспомнил о спутнике. «Ботаник… – пронеслось в голове, – жив? Где эта учёная свинья?»…
– Ты этой свинье спасибо скажи, – чуть не в самое ухо заорал Петро, – дорогу знает, будто всю свою жизнь по лесу шастала… За этим поросёнком и бежал. Ещё и тебя из оврагов вытаскивать успевал…
– Поросёнок? – задыхаясь, спросил его я. – Вообще-то, я тебя имел в виду…
– Ну… спасибо, конечно… Друг называется… Я вытаскивал, – буркнул Петро.
– А я его и не заметил… Вообще-то, я тебя свиньёй назвал. Думал, жив ли ты и где тебя искать…
– Надо было тебя в овраге оставить. Глядишь, Миколай бы тебя на дерево забросил… – ботаник, кажется, обиделся, но мне было наплевать.
Бум… Бум… Бум…
– Слышишь, за нами идёт. Вставай, Петруха…
– Не могу, пусть жрёт…
– Вставай, сказал… А какой Миколай?
– Я очки потерял, Яша. Слышишь, очки… И как этот бычара до Журавлёва добежал… – прохрипел Петро. – Я как увидел его там, у Наума… Как он людей рогами рвёт, так дёру дал. Вот зверюга дикая…
– Какой Миколай? – тупо повторил я, переворачиваясь на спину. – Бык, что ли, колхозный?
– Ну. Да сам же видел! Он какого-то мужика так поддал рогом, что голова отлетела… Как вспомню… катится по траве… футбольным мячом…
– Петро, ты головой не стукался?… Путаешь что-то, брат. Не видел я там быка.
– А кого видел? – Зам по науке тоже перевернулся, встал на карачки и принялся шарить вокруг, разыскивая очки.
– Да плюнь ты на них, обходился же без очков, когда надо.
– Я линзы тогда надеваю… Так кого ты видел?
– Не знаю, какие-то осколки. Вроде стеклянные. Огромные. Будто кто стеклянными ножами людей крошит. Будто из земли вырастают. Человек бежит, а тут стекло из земли хрясь – и пополам. Не понял, что это было. Похоже, мы разное видели… – Я немного было успокоился, но вспомнив картину кровавой бойни, представшую нашим глазам на причале Наума, почувствовал озноб. И ведь не скажу вот так, навскидку, действительно ли это было или мы с Петром стали жертвами коллективной галлюцинации? Тут же память услужливо подсказала: коллективные галлюцинации невозможны, а если таковые имели место, то назывались гораздо прозаичнее – гипнозом. Интересно, а что увидели «братки» и полицейский? Последнюю фразу, я, видимо, произнёс вслух. Ботаник тут же вскинулся:
– Слушай, а ты что, стекла боишься?
– Да чего его бояться, стекла не боюсь, но вот порезаться…
– А я Миколая боюсь. До изжоги страшно, – как-то даже по-детски пожаловался Петро. – Выходит, мы видели свои страхи? Да где эти очки?
– Да хрен с ними. Ну, потерял и потерял, – утешил я его. – И хорошо, что потерял, не рассмотришь, кто тебя жрать будет.
– Никто не будет, гнали нас сюда. Ты голову подними. – Он нашарил наконец очки, водрузил их на нос и кивнул на ближайшие к краю дороги кусты:
– Глянь вон вперёд…
Поднял голову, утёр глаза рукавом и присвистнул:
– Значит, есть, значит, не сказки…
Белые, невесомые деревья будто парили в воздухе. Лёгкие сердечки листьев подрагивали, переливались, искрились. Я снова лёг на спину, раскинул руки и вздохнул.
– Петро, а усталость как рукой сняло, будто не нёсся я по пересечённой местности как бешеный. Слушай, ты рассмотрел, кто там был? Я только что-то серое заметил. Будто огромный ком пыли по двору катался…
– Что его запоминать? – прохрипел ботаник. – Вон он стоит, наш Топотун. Ты назад глянь. Можно было не бежать, всё равно сожрёт. Прости, если что не так.
Сел, несколько минут спокойно рассматривал преследователя.
– Не сожрёт. Не голоден, – хмыкнул я, взглянув на ботаника – вид у него был ещё тот! – Хотел бы сожрать, мы б с тобой сейчас не разговаривали.
– Это он нас так оригинально в гости приглашает – вон, глянь… – Петро кивнул влево. – Рядышком притаился…
Я не сразу заметил Топотуна, настолько органично он вписывался в пейзаж. Как на детских картинках из множества линий – вы помните, игра «найди зайчика» или «найди белочку». На белом листе нарисованы деревья – простыми чёрными линями. Линии переплетаются, деревьев много, и где там среди этого нарисованного леса кто-то притаился – нарисованный зверёк, которого надо найти. Интересно, а где наш «Зайчик», около какого дерева замер?.. Увидел не сразу, просто так и не разглядишь, но «оно» начало двигаться, и я заметил «монстра».
Вблизи существо было совсем нестрашным. Просто кусок тумана, простреливаемый маленькими, едва заметными молниями. Туман находился в постоянном движении, то опускался ниже кустов, то вдруг набирал силу и вырастал выше верхушек деревьев.
Топотун. Теперь, увидев это существо, называть его так было бы смешно. Он внезапно ожил и начал надвигаться. Щупальца тумана выбрасывались к нам из кустов, тут же замирали и вползали назад – в клубящееся марево туманного столба. Мы отползли раз, другой. И тут я психанул:
– Да я что тебе, бревно? Чурка безглазая! Куда ты меня пихаешь?! – Вскочил на ноги, сунул руки в карманы и заорал во всю силу лёгких: – Vade retro, monstrum! Jakob sum! – Сам не знаю, откуда пришли слова, но реакция ботаника насмешила – этот чудик испугался. Лицо у Петро стало бледным, перекошенным, ему едва удалось выговорить:
– Яша… Яша… мы же только договорились… да всё нормально… ну, пойдём, куда он говорит… хуже не будет. Хуже будет, если как Исмаилыча и остальных…