скую тюрьму в Фрэмингэме. Она увидела женщину, виновную в ужасающих преступлениях. Амальтея не та мать, которой можно было гордиться, и Маура никогда не рассказывала о ней.
— У нее нет родных, — на этот раз уверенней повторил Даниэл.
У нее есть только мы, подумала Джейн. Ее друзья. У Джейн есть муж и дочка, родители и братья, а у Мауры было всего несколько близких людей. Любовник, с которым она встречалась тайком, и друзья, которые на самом деле ровно ничего о ней не знали. Это горькая правда, которую Джейн все же должна признать: «Я ее совсем не знала».
— А как же ее бывший муж? — поинтересовался Сансоне. — Вроде бы он все еще живет в Калифорнии.
— Виктор? — Брофи горько усмехнулся. — Маура не уважала его. Вот уж кого она точно не хотела бы видеть на своих похоронах.
— Откуда нам знать, чего она на самом деле хотела? Какова была ее последняя воля? Она не была набожной, так что, думаю, она бы заказала гражданскую панихиду.
Джейн покосилась на Брофи — лицо его превратилось в застывшую маску. Вряд ли Сансоне сказал это в пику священнику, тем не менее в воздухе запахло ссорой.
— Хоть она и отступилась от церкви, но веру уважала, — сухо ответил Брофи.
— Маура была ученой до мозга костей, святой отец. Уважать религию еще не означает верить. Да ей смешна была бы даже сама мысль о богослужении на ее похоронах. К тому же, думается, неверующих не разрешают хоронить по католическому обряду.
Брофи отвернулся.
— Да, — нехотя согласился он. — Таковы правила.
— Остается еще вопрос, что лучше: похороны или кремация. Мы знаем мнение Мауры на этот счет? Она с кем-нибудь из вас об этом говорила?
— С какой стати? Она же была молода! — Голос Брофи неожиданно дрогнул. — В сорок два года кто станет думать о том, как поступят с твоим телом после смерти? И никто не ломает голову, кого позвать или не позвать на похороны. В этом возрасте люди заняты своей жизнью. — Он тяжело вздохнул и отвернулся к окну.
Долгое время никто не произносил ни слова. Единственный звук, который был слышен в салоне, — гул двигателей самолета.
— Тогда нам придется выбирать за нее, — проговорил наконец Сансоне.
— Нам? — удивленно переспросил Брофи.
— Я всего лишь предлагаю свою помощь. И необходимые средства, сколько бы это ни стоило.
— Не все можно купить за деньги.
— А вы полагаете, я что-то навязываю?
— А иначе зачем вы здесь? Для чего вы примчались с этим своим частным самолетом и всем тут распоряжаетесь? Потому что все можете?
Джейн коснулась его руки:
— Даниэл, не надо. Успокойтесь.
— Я здесь потому, что Маура мне тоже была дорога, — ответил Сансоне.
— И вы недвусмысленно дали об этом понять нам обоим.
— Отец Брофи, мне было совершенно очевидно, кому Маура отдает предпочтение. Что бы я ни сделал, что бы ни предложил, — не отменяет того факта, что она любила вас.
— Но вы всегда ждали в сторонке. Ждали удобного случая.
— Удобного случая предложить свою помощь, если она ей понадобится. Помощь, о которой она никогда не просила при жизни. — Сансоне вздохнул. — Если бы только она попросила. Я бы…
— Спасли ее?
— Я не могу повернуть время вспять. Но мы оба знаем, что все могло сложиться иначе. — Сансоне в упор посмотрел на Брофи. — Она могла быть счастливее.
Лицо Брофи залила темная краска стыда. Сансоне сказал суровую правду, но это не было новостью для всех, кто знал Мауру, для всех, кто следил за ней последние несколько месяцев и видел, как ее худенькая фигурка становится все более хрупкой, а улыбка окрашивается грустью. Она не одна носила в себе эту боль: Джейн видела в глазах Даниэла ту же печаль, к которой примешивалось чувство вины. Он любил Мауру, но сделал ее несчастной — и признавать правду было еще обиднее, потому что на это указал Сансоне.
Брофи привстал в кресле, сжимая кулаки, и Джейн тронула его за локоть.
— Прекратите! — воскликнула она. — Прекратите оба! Зачем вы это делаете? Как будто соревнуетесь, кто больше ее любил. Она всем нам была дорога. И сейчас уже не важно, с кем из вас она была бы счастливей. Она мертва, и ее уже не вернешь.
Брофи опустился в кресло, приступ гнева понемногу проходил.
— Она заслуживала лучшего, — сказал он. — Кого-то, кто лучше, чем я. — Отвернувшись, Даниэл вновь принялся смотреть в окно, целиком отдавшись своему горю.
Джейн снова потянула к нему руку, но Габриэль остановил ее.
— Оставь его, — прошептал он.
И Риццоли послушалась. Она оставила Брофи наедине с его переживаниями и села поближе к своему мужу, по другую сторону от прохода. Сансоне тоже пересел, но на задний ряд — погрузился в свои невеселые мысли. После этого они так и сидели врозь и молчали, пока самолет с телом Мауры мчался над облаками на восток, к Бостону.
22
«Ох, Маура, если бы ты только все это видела!»
Джейн стояла перед входом в епископальную церковь «Эммануил» и смотрела на непрерывный поток людей, пришедших отдать последние почести доктору Мауре Айлз. Вся эта суета удивила бы Мауру и даже, наверное, слегка смутила. Она не любила быть в центре внимания. Джейн многих узнавала в толпе, потому что они принадлежали ее миру — ее и Мауры — миру, где все вращалось вокруг смерти. Она заметила доктора Бристола и доктора Костаса из бюро судмедэкспертизы, тихо поприветствовала секретаршу Мауры Луизу и Йошиму — ассистента Мауры. Были здесь и полицейские — напарник Джейн Барри Фрост и еще куча парней из отдела убийств. Все они хорошо знали женщину, которую прозвали Королевой мертвых. Королеву, которая теперь стала частью своего королевства.
Но тот, кого Маура любила больше всех, не пришел, и Джейн ничуть не удивилась. Даниэл Брофи отдалился от мира и не придет на заупокойную службу. Он уже попрощался с Маурой наедине, и было по меньшей мере нелепо требовать от него, чтобы он демонстрировал свое горе прилюдно.
— Пошли сядем, — тихо предложил Габриэль. — Начинают.
Вслед за мужем Джейн прошла по проходу к скамье в первом ряду. Закрытый гроб возвышался прямо перед ней в обрамлении огромных ваз с лилиями. Энтони Сансоне не пожалел денег: гроб из красного дерева был отполирован до зеркального блеска, так что Джейн могла видеть свое отражение.
Вошел священнослужитель. Это был не Брофи, а преподобная Гейл Харриман из епископальной церкви. Мауре бы понравилось, что заупокойную службу по ней читает женщина. И церковь ей тоже понравилась бы — здесь всем были рады, кто бы ни заглянул под эти своды. Маура не верила в Бога, но верила в чувство общности и наверняка одобрила бы все это.
Преподобная Харриман начала речь, и Габриэль взял Джейн за руку. К горлу подступил горький ком, на глаза навернулись слезы. Следующие сорок минут, пока звучали гимны и люди делились воспоминаниями, Джейн, стиснув зубы, сидела на жесткой церковной скамье и изо всех сил пыталась не расплакаться. Когда служба наконец закончилась, ее глаза оставались сухими, но каждая мышца тела болела, как после тяжелого рукопашного боя.
Габриэль, Сансоне и еще четверо мужчин подхватили гроб, и траурная процессия медленно направилась к ожидающему снаружи катафалку. Церковь почти опустела, но Джейн осталась сидеть на скамье, пытаясь мысленно представить последнее путешествие Мауры: мрачный катафалк по дороге в крематорий, а затем — всепожирающее пламя, которое превратит кости в пепел.
«Не могу поверить, что больше никогда тебя не увижу», — стучало у нее в голове.
Вдруг ожил ее мобильный. Джейн отключила звук на время службы, оставив лишь вибровызов, и теперь неожиданная дрожь у ремня вдруг напомнила ей о служебных обязанностях.
Звонили из Вайоминга.
— Детектив Риццоли слушает, — тихо произнесла она.
Она узнала голос Куинана.
— Вам что-нибудь говорит имя Элейн Сэлинджер?
— А должно?
— То есть вы его впервые слышите.
Джейн вздохнула.
— Только что закончилась заупокойная служба. Извините. Но мне сейчас трудно сосредоточиться, и я не очень понимаю смысл вашего звонка.
— Женщину по имени Элейн Сэлинджер только что объявили в розыск. Вчера она должна была выйти на работу в Сан-Диего, но, похоже, не вернулась из отпуска. И ее не было среди пассажиров обратного рейса из Джексон-Хоула.
«Сан-Диего, — вспомнила Джейн. — Дуглас Комли тоже из Сан-Диего».
— Похоже, они были знакомы, — продолжал Куинан. — Элейн Сэлинджер, Арло Зелински и Дуглас Комли дружили. Все трое заказали обратные билеты на один и тот же день.
У Джейн забилось сердце. Этот звук гулко отдавался в висках. Она вспомнила про обрывок посадочного талона, который подобрала в овраге. На клочке бумаги осталась часть фамилии пассажира: «…инджер».
Сэлинджер.
— Как она выглядела? — спросила Джейн. — Возраст, рост?
— Это я и выяснял последний час. Элейн Сэлинджер было тридцать девять лет. Рост — метр семьдесят. Вес — пятьдесят пять килограммов. Брюнетка.
Джейн вскочила и бросилась к выходу. Еще не все скорбящие покинули церковь, и ей пришлось на бегу расталкивать локтями замешкавшихся, но, выскочив на улицу, Джейн увидела лишь отъезжающий катафалк.
— Остановите его! — крикнула Риццоли.
Габриэль обернулся к ней.
— Что с тобой, Джейн?
— Кто-нибудь знает, как называется похоронное бюро?
Сансоне посмотрел на нее с удивлением.
— С ними договаривался я. В чем дело, детектив?
— Позвоните им немедленно. Скажите, что тело нельзя кремировать.
— Почему?
— Нужно доставить его на экспертизу.
Доктор Эйб Бристол пристально глядел на закутанное тело, но даже не попытался развернуть его. И это было странно, учитывая, что он целыми днями только и делал, что вскрывал трупы. Многие из присутствующих были привычны к виду смерти, но теперь боялись увидеть то, что лежало под слоем ткани. До этого труп видел только Йошима, когда делал рентгеновские снимки. А сейчас он попятился от стола, давая понять, что и одного раза ему хватит на всю жизнь.