крепляет свои традиционные баррикады, а не разбирает их.
– Так что и ослабления позиций по отношению к разводам тоже ожидать не приходится, не так ли?
Мэри задержала дыхание, хотя и знала уже, каков будет ответ.
– Никаких шансов, – ответила Донкастер.
Мэри с начала лета хранила пульт управления от телевизора в комоде; она пыталась похудеть, и это был простой способ заставить себя больше двигаться. Она поднялась с дивана, подошла к телевизору и тронула кнопку выключения.
Когда она снова повернулась, то увидела смотрящего на неё Понтера.
– Новый Папа тебя не порадовал, – сказал он.
– Да уж. И многих других людей тоже. – Она рассеянно пожала плечами. – С другой стороны, не может же всё быть хорошо.
– Что ты теперь будешь делать? – спросил Понтер.
– Я… я не знаю. Ну то есть отлучение мне не грозит, я ведь пообещала Кольму, что соглашусь на аннуляцию вместо развода, но…
– Но что?
– Не пойми меня неправильно, – сказала Мэри. – Я очень рада, что у моего ребёнка будет «орган Бога». Но меня уже начинают раздражать эти дурацкие ограничения. Чёрт побери, мы ведь живём в двадцать первом веке!
– Новый Папа ещё может тебя удивить, – сказал Понтер. – Если я правильно понимаю, с момента избрания он сам ещё не сделал никаких заявлений. Всё, что мы слышали до сих пор, – лишь домыслы.
Мэри уселась обратно на диван.
– Я знаю. Но если бы кардиналы хотели перемен, они бы избрали кого-нибудь другого. – Она рассмеялась. – Ты только послушай меня! Это, конечно, чисто светский взгляд. Предполагается, что выбор Папы вдохновляется самим Богом. Так что я должна бы была сказать, что если бы Бог хотел перемен, то Он бы избрал кого-нибудь другого.
– В любом случае, как сказала та женщина, у вас есть Папа, и он выглядит достаточно молодо, чтобы выполнять свои обязанности в течение многих декамесяцев.
Мэри кивнула:
– Я получу аннуляцию. Я в долгу перед Кольмом. В конце концов, это я настояла на расставании, а он не хочет, чтобы его отлучали. Но пусть даже аннуляция означает, что я могу остаться в лоне католической Церкви, я этого больше не хочу. В конце концов, есть масса других христианских деноминаций – это вовсе не означает, что я утратила веру.
– Звучит как важное решение, – сказал Понтер.
Мэри улыбнулась:
– В последнее время мне часто приходится их принимать. И я не могу оставаться католичкой. – Она удивилась тому, как легко ей удалось произнести эти слова. – Я не могу.
Глава 33
Нам, разновидности людей, называемой Homo sapiens, разновидности, которую наши неандертальские братья зовут глексенами, присуще стремление, уникальное среди приматов, стремление, характерное лишь для царства осознающих себя существ…
– Здравствуйте, Джок, – сказала Мэри Воган, входя в его кабинет в здании «Синерджи Груп».
– Мэри! – воскликнул Джок. – С возвращением! – Он вскочил со своего аэроновского кресла и пожал ей руку. – С возвращением.
– Рада вас видеть. – Она сделала жест в сторону двери, в которой появились двое её спутников. – Джок, вы уже знакомы с посланником Понтером Боддетом. А это учёный Адекор Халд.
Кустистые брови Джока взлетели к самому краю причёски.
– Бог ты мой! – вскричал он. – Вот это сюрприз!
– Вы не знали, что они собирались приехать?
Джок покачал головой:
– Я полностью погрузился в… в другие дела. Я получаю доклады о приезде и отъезде всех неандертальцев, но давно их не просматривал.
Мэри мимоходом вспомнила старый анекдот. Плохая новость: ЦРУ читает всю вашу почту. Хорошая новость: ЦРУ читает всю вашу почту.
– В любом случае, – сказал Джок, выступая вперёд и протягивая руку Понтеру, – с возвращением. – Потом он протянул руку Адекору: – Добро пожаловать в Соединённые Штаты Америки, доктор Халд.
– Спасибо, – ответил Адекор. – Я… несколько ошеломлён.
Джок изобразил тонкую улыбочку:
– Это мы можем.
Мэри снова указала на двоих барастов:
– Лонвес Торб попросил Понтера вернуться и в этот раз взять с собой Адекора.
Понтер улыбнулся:
– Я уверен, что, на вкус Лонвеса, я слишком большой теоретик. Но Адекор хорошо знает, как создавать реальные вещи.
– К слову, о неандертальской изобретательности, – сказала Мэри, указывая на стол в углу кабинета Джока. – Я вижу, вы разбираетесь с кодонатором.
– О да, – ответил Джок, возвращаясь в кресло. – Это совершенно потрясающий прибор.
– Ага, – согласилась Мэри. Она посмотрела на Джока, раздумывая, стоит ли ему сказать. Искушение было слишком сильно. – С его помощью мы с Понтером собираемся завести ребёнка, несмотря на разницу в числе хромосом.
Джок выпрямился в своём аэроновском кресле.
– Правда? Какая… неожиданность. Я не… я и не думал даже, что такое возможно.
– Очень даже возможно! – Мэри сияла от радости.
– Гм… э-э… поздравляю, – сказал Джок. – И вас, Понтер, разумеется. Поздравляю!
– Спасибо, – ответил Понтер.
Внезапно Джок посерьёзнел, словно вспомнил о чём-то важном.
– Гибрид между Homo sapiens и Homo neanderthalensis, – сказал он. – У него будет двадцать три пары хромосом или двадцать четыре?
– Вы хотите сказать, будет он глексеном или барастом с точки зрения разработанного мной теста? – спросила Мэри.
Джок кивнул:
– Ну, знаете, просто праздное любопытство.
– Мы долго обсуждали этот вопрос. В конце концов решили, что будет двадцать три пары. С точки зрения теста ребёнок будет глексеном.
– Понятно, – сказал Джок. Ответ его как будто бы немного огорчил.
– Поскольку эмбрион будет помещен в мою матку, – она похлопала себя по животу, – мы решили попытаться избежать возможных осложнений с иммунной системой.
Джок проследил взглядом за её рукой:
– Но вы ведь ещё не беременны, я полагаю?
– Нет-нет. Поколение 149 будет зачато только в следующем году.
Джок моргнул:
– Так ребёнок будет жить в неандертальском мире? Значит ли это, что вы перебираетесь туда насовсем?
Мэри бросила взгляд на Понтера и Адекора. Она не ожидала, что эта тема всплывёт так скоро.
– В основном, – осторожно сказала она, – я буду жить в нашем мире…
– Звучит так, словно за этим следует большое «но», – сказал Джок.
Мэри кивнула:
– Так и есть. Вам известно, что я закончила работу, для которой вы меня наняли в «Синерджи», гораздо быстрее, чем изначально предполагалось. Я думаю, что мне пришло время уйти. Мне предложили полный бессрочный контракт профессора генетики в Лаврентийском университете.
– Лаврентийском? – сказал Джок. – Это где?
– В Садбери – там, где портал. Лаврентийский – небольшой университет, но у них отличный факультет генетики, они выполняют анализы ДНК для федеральной полиции. – Она помолчала. – В последнее время я заинтересовалась этой областью.
Джок улыбнулся:
– Кто бы мог подумать, что настанет время, когда Садбери станет пользоваться популярностью из-за удачного географического положения?
– Привет, Мэри.
Мэри выронила кружку, которую держала в руках. Она разлетелась вдребезги, горячий кофе с шоколадным молоком расплескался по полу её офиса.
– Я закричу, – сказала она. – Я позову Понтера.
Корнелиус Раскин закрыл за собой дверь.
– В этом нет никакой необходимости.
Сердце Мэри бешено колотилось. Она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что можно бы было использовать в качестве оружия.
– Какого чёрта ты тут делаешь?
Корнелиус выдавил из себя кривую улыбку:
– Я тут работаю. Меня наняли тебе на замену.
– Это мы ещё посмотрим, – сказала Мэри и схватила трубку офисного телефона.
Корнелиус придвинулся ближе.
– Не касайся меня! – сказала Мэри. – Не смей!
– Мэри…
– Пошёл вон! Пошёл вон! Пошёл вон!
– Мэри, дай мне две минуты – это всё, чего я прошу.
– Я позвоню в полицию!
– Ты знаешь, что не позвонишь. Ты не можешь, только не после того, что Понтер сделал со мной, и…
Внезапно Корнелиус замолк. Сердце Мэри выпрыгивало из груди, и, должно быть, Корнелиус заметил что-то в выражении её лица.
– Ты не знаешь! – сказал он, широко раскрыв глаза. – Ты ведь не знаешь, правда? Он тебе так и не сказал!
– Не сказал мне что? – спросила Мэри.
Худая фигура Корнелиуса обмякла и просела, словно соединение его ног с туловищем вдруг ослабло.
– Мне и в голову не пришло, что ты в этом не участвовала, что ты ничего не знала…
– Не знала чего? – требовательно сказала Мэри.
Корнелиус попятился.
– Я не причиню тебе вреда, Мэри. Я не могу причинить тебе вреда.
– О чём ты говоришь?
– Ты знаешь, что Понтер приходил ко мне домой?
– Что? Ты врёшь.
– Нет, не вру.
– Когда?
– В сентябре. Поздно ночью…
– Ты врёшь. Он никогда…
– Не вру.
– Он бы мне сказал.
– Я тоже так думал, – согласился Корнелиус, безучастно пожав плечами. – Но, как видим, он не сказал.
– Послушай, – сказала Мэри. – Мне на всё это плевать. Просто убирайся отсюда. Я приехала сюда, чтобы от тебя избавиться! И я позвоню в полицию.
– Ты не хочешь этого делать, – сказал Корнелиус.
– Следи за руками – и если ты сделаешь ещё шаг, я заору.
– Мэри…
– Не подходи.
– Мэри, Понтер кастрировал меня.
Мэри почувствовала, как у неё упала челюсть.
– Ты врёшь, – сказала она. – Ты всё это выдумал.
– Могу показать, если хочешь…
– Нет! – Мэри чуть не вырвало – мысль о том, чтобы увидеть его обнажённую плоть, была нестерпима.
– Это правда. Он пришёл ко мне домой, где-то в два часа ночи, и…
– Понтер никогда бы такого не сделал. По крайней мере, не рассказав мне.
Корнелиус поднёс руку к молнии на ширинке.
– Как я уже сказал, я могу доказать.
– Нет! – Мэри дышала тяжело и судорожно.
– Кейсер Ремтулла сказала мне, что ты натурализовалась – переселилась на ту сторону навсегда. В противном случае я бы никогда сюда не приехал, но… – Он пожал плечами. – Мэри, мне нужна эта работа, – сказал Корнелиус. – Йоркский для меня тупик – для меня и любого другого белого мужчины моего возраста. Ты это знаешь.