Глава 42
А если это представление неверно, если, как считают некоторые учёные и философы, эта и другие вселенные изобилуют разумной жизнью, то у нас всё равно есть долг, которому мы должны следовать, делая свои маленькие шаги вперёд, и состоит он в том, чтобы произвести хорошее впечатление на другие формы жизни, показать им всё величие Homo sapiens во всём нашем чудесном и бесконечном многообразии…
Мэри много раз молилась в ту ночь, тихим шёпотом, чтобы не потревожить Луизу: «Господи на небесах, Господи всемилостивый, спаси его…»
И потом: «Господи, прошу, не дай Понтеру умереть…»
И потом ещё: «Проклятье, Господи, ты задолжал мне за тот раз…»
Наконец, проворочавшись всю ночь, измученная кошмарами, в которых она тонула в море крови, Мэри заметила, что через маленькое окошко хижины струится солнечный свет и доносится «кек-кек-кек» странствующих голубей, встречающих зарю.
Луиза тоже проснулась и лежала на лежанке, уперев взгляд в деревянный потолок.
В хижине был вакуумный шкаф и лазерная печь, предположительно, питаемые солнечными батареями на крыше. Мэри открыла вакуумный шкаф и нашла нарезанные куски мяса – какого животного, она определить не смогла, – и какие-то корнеплоды. Она испекла их в печи на завтрак для себя и Луизы.
В хижине был также небольшой квадратный стол с седлокреслами по четырём сторонам. Мэри забралась в одно из них, Луиза уселась напротив.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Мэри, когда они закончили есть. Она никогда не видела Луизу такой: растрёпанной, с тёмными кругами под глазами.
– Я в порядке, – ответила та тихо со своим характерным акцентом, но по её голосу было ясно, что это совсем не так.
Мэри не знала, что сказать. Не знала, стоит заводить разговор о Рубене или лучше эту тему обходить стороной в надежде, что Луиза каким-то образом перестанет о нём думать хотя бы ненадолго. Но потом Мэри подумала об изнасиловании, о своей неспособности не думать о нём хоть на секунду. Луиза просто не могла сейчас думать ни о чём другом, кроме как о смерти любимого человека.
Мэри потянулась через стол и взяла Луизу за руку:
– Он был очень хороший человек, – сказала она, и её собственный голос предательски дрогнул.
Луиза кивнула; её карие глаза покраснели, но сейчас были сухи.
– Мы собирались съехаться. – Луиза качнула головой. – Он был разведён, ну и, ты знаешь, в Квебеке люди моего возраста уже вообще перестали жениться – закону теперь плевать, есть у вас бумажка или нет, так что к чему беспокоиться? Но он говорил о том, что хочет сделать наши отношения постоянными. – Она посмотрела в сторону. – Это у нас стало почти дежурной шуткой. Он всё время говорил что-то вроде: «Если мы собираемся жить вместе, то нужно подыскать жильё с большим гардеробом», потому что считал, что у меня слишком много одежды. – Она посмотрела на Мэри; её глаза теперь блестели от слёз. – Он просто шутил, но… – Она покачала головой. – Но ты знаешь, я думала, что это и правда скоро случится. Я бы отработала свой контракт с «Синерджи» и вернулась бы в Садбери. Или мы бы переехали в Монреаль, и Рубен организовал бы там частную практику. Или… – Она пожала плечами, видимо осознав, как бессмысленно теперь перечислять планы, которые уже никогда не сбудутся.
Мэри сжала Луизину руку и просто сидела так некоторое время. Наконец, она сказала:
– Я хочу пойти поискать Понтера. – Потом тряхнула головой: – Чёрт, я так привыкла к тому, что компаньоны находятся в постоянном контакте, но теперь, когда Хак разбился…
– С Понтером всё будет хорошо, – сказала Луиза, осознав, по-видимому, что сейчас её очередь утешать подругу. – У него не было ни малейших признаков лихорадки.
Мэри попыталась было кивнуть в ответ, но её голова попросту отказалась двигаться. Она была так расстроена, так волновалась, так…
Внезапно за дверью послышалась какая-то возня. Сердце Мэри подпрыгнуло. Она знала, что неандертальцев ей совершенно нечего опасаться, но они находились на охотничьей территории – иначе здесь не стали бы строить хижину. Так что кто знает, какие звери тут рыщут.
– Мы не можем идти искать Понтера, – сказала Луиза. – Сама подумай: лазеры, может, и выжгут вирус из его организма, но иммунитета это ему не даст, а мы-то по-прежнему инфицированы, разве нет? Может, вирус и не делает ничего белым глексенам, но мы – переносчики. Он не может с нами встречаться, пока мы тоже не пройдём деконтаминацию.
– И что же нам тогда делать? – спросила Мэри.
– Найти Джока Кригера, – сказала Луиза.
– Что? Зачем? Там, где мы его оставили, он никому не навредит.
– А что, если у него есть антидот против вируса или если есть какой-то способ его нейтрализовать, то кому про него знать, как не ему?
– Почему ты думаешь, что он нам расскажет? – спросила Мэри.
Впервые с тех пор, как умер Рубен, в голосе Луизы прорезалась решимость.
– Потому что, если не скажет, я его прикончу, – ответила она.
Они подождали ещё какое-то время после того, как звуки за стенами хижины стихли, а потом осторожно открыли дверь. В неё залетал снег.
На то, чтобы добраться до здания на площади Конбор, где они оставили оглушённого Кригера, ушла бóльшая часть утра.
– Я почти уверена, что он скрылся, – сказала Луиза, когда они приблизились к закрытой двери. – У этого ублюдка всегда есть лишний козырь в рукаве…
Она потянула за ручку с пятью отростками, которая отпирала дверь.
Джок не скрылся.
Он лежал на боку. Вокруг него разлилась лужа тёмной крови. Его кожа была белая и словно вощёная.
Мэри перевернула его. Свернувшая кровь покрывала его щёки и подбородок и поднималась к ушам багровыми бакенбардами. Она взглянула на его ноги и обнаружила, что штаны также пропитаны кровью, по-видимому вытекшей из других телесных отверстий.
Мэри усилием воли не дала съеденным на завтрак мясу и корнеплодам покинуть желудок. Она взглянула на Луизу – та закусила губу. Мэри отвернулась и попыталась всё осмыслить.
Два мёртвых глексена.
Два мёртвых глексена-самца.
Так, словно…
«Сёрфер Джо», «Марк II».
Но нет. Нет, это невозможно. Невозможно! Да, Мэри поиграла со схемой вируса так, чтобы он убивал только глексенов-мужчин, но она ведь отправила тот листок бумаги в шредер и уж точно не вносила этих изменений в файл на компьютере Джока. И он совершено точно изготовил этот вирус до того, как Мэри сделала его безвредным, но…
Но всё же он вёл себя в соответствии с задумкой Мэри – убивал только тех Homo sapiens, у которых есть Y-хромосома.
Мэри не делала этого вируса. Нет.
Если только…
Нет, нет. Это чушь.
Но она путешествовала между мирами, и Джок тоже. И если в одной версии реальности она не сделала «Cёрфера Джо» смертельным для самцов Homo sapiens, то…
То, вероятно, в какой-то другой версии реальности она реализовала свою фантазию, сконструировала такой вирус…
И этот Джок Кригер, тот самый, что истёк кровью из всех своих отверстий, мог явиться как раз из той версии реальности…
Мэри покачала головой. Это всё слишком замысловато. Кроме того, не говорили ли Понтер с Луизой о том, что та вселенная, которую Мэри называет домом, и та, которую домом называет Понтер, как-то связаны друг с другом? Что они те две изначальные ветви, на которые расщепилась вселенная, когда 40 000 лет назад на Земле впервые пробудилось сознание?
И если всё это так…
Если всё это так, то схему вируса модифицировал кто-то ещё.
Но кто? И зачем?
Глава 43
Ибо таковы мы есть: великий и чудесный народ. Да, мы совершали ошибки – но мы совершали их, потому что мы всегда шли вперёд, всегда шагали к нашей судьбе…
Смотря выпуск новостей, Корнелиус Раскин пытался совладать с собой, но его всё равно била крупная дрожь.
Он задумывал свою модификацию разработанного Джоком Кригером Surfaris как оборонительное оружие, а не наступательное – как способ защиты неандертальского мира от посягательств таких, как…
По сути, от таких, как он сам. Таких, каким он был раньше.
А теперь два человека мертвы.
Конечно, если дальше всё пойдёт так, как он ожидает, больше никто не погибнет. Глексены-мужчины останутся в своём мире и не потеряют ничего, кроме права проносить своё зло через портал.
Корнелиус снял в Рочестере приличный дом на обсаженной деревьями улице словно прямиком из сериала «Проделки Бивера»[68]. Это был такой приятный контраст с его старым «пентхаусом в трущобах». Он сжимал подлокотники новенького раскладного кресла и пытался успокоиться, в то время как CNN транслировал интервью с Мэри Воган, одной из женщин, которых он изнасиловал. Нет, речь шла не об этом; она объясняла, почему глексенам-мужчинам придётся остаться здесь, в их собственном мире, и почему дорога в мир неандертальцев им теперь заказана. Вместе с ней в студии присутствовал Понтер Боддет, чудовище, что его кастрировало; вид у него был крепкий и бодрый.
Изначально интервью было дано канадскому «Си-би-си Ньюсуорлд», а CNN его ретранслировал. По-видимому, Мэри оставила «Ньюсуорлд» без материала несколько дней назад, торопясь остановить Джока Кригера, но теперь снова вернулась назад, в эту реальность.
В реальность, с которой Корнелиусу Раскину теперь жить.
– То есть вы говорите, что представителю вида Homo sapiens мужского пола появляться в мире неандертальцев теперь небезопасно? – спрашивала ведущий-азиат.
– Именно так, – ответила Мэри. – Вирусный штамм, выпущенный Джоком Кригером…
– Это штамм, который американский Центр по контролю и профилактике заболеваний окрестил «эбола-салдак», верно? – спросил ведущий.
– Да, это так, – ответила Мэри. – Мы полагаем, что Кригер намеревался создать штамм, смертельный только для неандертальцев, но вместо этого у него получился вирус, селективно убивающий мужчин Homo sapiens. Мы не знаем, насколько широко распространился этот вирус в неандертальском мире, но мы знаем точно, что для мужчин нашего вида он смертелен в течение нескольких часов после заражения.