Суббота должна быть такой…»
Какой должна быть суббота, Андре?
Я не могу игнорировать мысль, которая болтается, как торчащая нитка на бабушкином фартуке. Андре никогда не ходит на пляж один. Он с друзьями или?..
Я роняю телефон, как горячую картошку.
¡Basta! Хватит. На прошлой неделе бесполезные мысли одолели меня, я испортила торты и выставила себя полной дурой. Любителем. Я позволила Андре испоганить масляный торт, но я не дам ему загубить мой флан. Я поднимаю телефон и зажимаю иконку в виде камеры, чтобы удалить «Инстаграм».
Я делаю глубокий вдох, затем выдох, стараясь задержать мгновение, пока оно тоже не исчезло. Теперь пора возвращаться к работе. Я разделяю смесь на две формы для выпекания, в которые уже налит сахарный сироп, затем ставлю их на противень и отправляю в заранее разогретую духовку. Теперь baño maria – водяная баня. Так мой флан будет пропекаться плавно и равномерно и не потрескается. Электрический чайник звякает. Я наливаю дюйм кипящей воды в противень и доверяю духовку науке, которая похожа на магию. В такую магию я верю.
После пасты карбонара Спенсера с салатом из огорода и моим (идеальным, наивкуснейшим) фланом я держу корзину со стиркой и смотрю в окно на закат. Два часа назад я отправила Гордона доставить Ориону флан после того, как тот поклялся: «Да, Лайла, я понял, что у тарелки стеклянная крышка, и я ее не уроню».
После звукового сигнала на экране моего ноутбука разворачивается окно FaceTime. Родители за кухонным столом теснятся перед экраном папиного компьютера. На фоне я слышу запоминающуюся мелодию из «Фэмили Стайл». Полуденное солнце ярко светит за их спинами.
Мы разговариваем уже не в первый раз. Но начало нашего диалога всегда настороженное. Мы не похожи на самих себя… с тех пор, как я потеряла целый мир, а они отправили меня за полсвета, чтобы я пришла в себя.
– Вот она, моя красавица, – говорит папи. Но его карие глаза с нависшими веками говорят о другом. Станешь ли ты когда-нибудь той Лайлой, которую мы знали?
– Отлично выглядите, – говорю я. Так банально. Так плоско. Я чувствую запах кухни через экран. Апельсины, гуава, молотый кофе, но не тамале. Они слышат меня через экран? Слышат, о чем я мысленно кричу? Вы не будете есть тамале до моего возвращения! Пилар, Стефани и я готовили их с бабушкой по воскресеньям. Затем Пилар, я и Стеф. Теперь двое из них исчезли, и Пили не станет готовить тамале без меня.
– Теперь, когда ты обосновалась, у тебя есть все, что нужно? – спрашивает мами. Ты с кем-нибудь познакомилась? Тебе лучше?
Мне нужно, чтобы Стеф вернулась из Африки и поговорила со мной. Мне нужно, чтобы Андре понял, что он может найти себя и одновременно любить меня. Мне нужно…
– Пришлите пасту из гуавы. В Винчестере ее не продают, а заказывать онлайн – дорого. И кубинский кофе. Здесь миллиард кофеен, но эспрессо совсем не такой. Зато тут все помешаны на чае. – Я думаю об Орионе.
– Дай мне времени до понедельника, чтобы купить пасту, – говорит мами. – В «Стоп энд Шоп» будет распродажа.
Словно сама abuela вмешалась в наш разговор. Она всегда настаивала на экономии.
– Я подожду, мами. – Эдакий способ почтить ее дух.
Папи еще недолго разговаривает, затем шлет мне воздушный поцелуй и отправляется работать, но мами остается.
– Тебе нужно что-нибудь еще?
– Билет на самолет.
– Лайла. – Моя мама плачет над рекламой корма для щенят и милыми девчушками в пышных платьях, которые приходят к нам после церкви за сладостями. Ее рука взлетает и, как крыло, машет на грудь. Лицо искажается, глаза наполняются слезами. С ее уст вот-вот сорвутся истинные слова, подначенные болью и силой материнских чувств. – До сих пор? Ты до сих пор думаешь, что мы хотели отправить тебя к Каталине? Думаешь, мы не понимаем, как тяжело это расставание? Мы скучаем по тебе.
Но ничего из этого недостаточно, чтобы купить мне обратный билет. И я не знаю почему, но мне пришла в голову мысль: три потери, три месяца. Это была идея Пили? Она подставила в одно из своих бухгалтерских уравнений меня – сестру, которую она знает и любит?
– Мы скоро купим тебе билет. Обещаю. – Мами шумно заглатывает воздух. – Но в твоей поездке есть и плюсы, да? Кейт сказала, ты работаешь на кухне. Как она?
Только слово «кухня» не позволяет мне сбросить звонок.
– Высший класс, – говорю я, припоминая, что мами была здесь всего два года назад, когда папи подарил ей билет на день рождения. – Покажи мне улицу. – Покажи мне дом. Мой район, мой мир.
Моя мама, как та кукла, у которой в зависимости от того, в какую сторону ее наклонишь, меняется выражение лица. Повернешь в одну – радостное лицо, в другую – грустное. Грустное лицо мами может с легкостью поменяться на заговорщическое, говорящее: «У меня есть новости». Мой экран заполняет второе. Затем она поворачивает компьютер так, что я теперь вижу большое кухонное угловое окно.
– Может, я не должна этого говорить.
Я мысленно закатываю глаза.
Не прошло и двух секунд, как я слышу:
– Я видела, как Анхель выходила из дома Чэни. – Она наклоняется вперед. – Sí, было примерно семь утра.
– Интересно. – Я слушаю вполуха сплетни о бывшей соседа, потому что смотрю на нашу улицу через маленькое компьютерное окошко.
Мами продолжает, обрывки ее новостей вызывают у меня воспоминания.
– Óyeme[49], сеньоре Кабраль удалили желчный пузырь…
Дети перед ужином играют на улице в бейсбол. Дикие петухи свободно бегают и вечно не дают мне подольше поспать. Дочка Глории репетирует игру на саксофоне в гараже.
– Вчера я видела маму Стефани у Дилларда. Я не стала подходить, но…
Кормушка для колибри, манговые деревья, Андре целует меня в своем серебристом «Камаро», припаркованном через три дома.
– Мами, они… – шепчу я. – Они все еще говорят обо мне? – Об Андре и Стефани? Как одна девочка умудрилась так быстро потерять столько людей?
– Cariño[50], не волнуйся об этом.
– Но что ты… – Меня прерывает странно настойчивый стук. Я обрываю мысль и разговор с мами, попрощавшись и пообещав себе позже спросить о сплетнях у Пилар. По другую сторону двери стоит Гордон.
– Джулс и Реми внизу. Спрашивают тебя, – говорит он. – Ну, точнее, нас обоих, но особенно тебя.
Меня? Я пожимаю плечами и следую за Гордоном вниз по лестнице. Он бросается вперед, когда мы оказываемся в фойе, и впускает Реми с Джулс внутрь с вечерней прохлады.
Джулс высовывает руки из-под белого леопардового плаща. Одной рукой она быстро печатает сообщение, другой коротко машет мне.
– Орион только что написал, – начинает Реми. – У него небольшая накладка.
– Только не говори, что он уронил флан, – отвечаю я.
– Скорее, это его самого опрокинули, – бросает Джулс, засовывая телефон в карман джинсов. – Шарлотта все отменила. Сказала, что заболела.
– Но это не самое худшее. Тедди – он работает в «Максвеллс» – видел, как Шарлотта заходила в кофейню в Твайфорде с каким-то парнем. Виляла бедрами и слюни на него пускала, – говорит Реми и поворачивается ко мне. – Это соседний город. Тедди только что сообщил Ориону.
– Вот так дерьмо, – говорит Гордон.
Джулс замечает, как я корчусь, и добавляет:
– Именно. Поэтому сейчас мы все идем к нему. Отвлечем его. Отец Реми отправил гигантские порции воскресного ужина с картофелем и овощами. А еще ты для них приготовила целый пудинг.
– Все это только будет напоминать ему об испорченном вечере, – могильным тоном говорит Реми.
– Мы с Гордоном уже поели. И флан тоже попробовали.
– Лайла, ты действительно хочешь, чтобы твой флан стал символом тоски? – спрашивает Гордон, затем поворачивается к остальным. – Ее флан чертовски изумительный. К тому же мы не можем оставить Ри в одиночестве.
Я сдаюсь, но оглядываю себя. На мне лосины, шлепанцы и длинная футболка. В зеркале мои волосы похожи на воронье гнездо.
– Дайте мне пять минут.
Наш небольшой отряд отвлечения быстро подходит к дому Ориона. Хотя в начале ему не понравилась эта идея, к тому времени, как мы подходим к улице, усеянной рядами узких кирпичных домов, он стоит на пороге, руки скрещены на ярко-синем свитере.
– Заходите, раз пришли. – Орион отходит в сторону, и его друзья входят в дом. Джулс сбрасывает плащ и подходит к стереосистеме. Мрачная электронная музыка заполняет гостиную.
Я медлю, пока Орион закрывает дверь, и чувствую, как по деревянным половицам идет вибрация от басов.
– Мне очень жаль.
– Спасибо. – Он окидывает взглядом комнату. – Но так иногда случается. Точнее, большую часть времени, – добавляет он, словно привык к разочарованиям. Но затем улыбается. – Так или иначе добро пожаловать.
После двух недель в широких комнатах с высокими потолками в «Сове» дом Ориона кажется очень комфортным. Я прохожу вперед. Узкая лестница ведет наверх от самой входной двери – идеально, если нужно зайти или выйти незамеченным. В гостиной мягкий свет, персидские ковры и потертая темно-красная кожаная мебель. Чистые белые стены, заставленные книжные полки и коллажи в рамках. Я подхожу поближе. На черно-белых фотографиях изображены Великая Китайская стена и бесконечный бамбуковый лес, закаты в пустыне, абстрактные мосты и монументы. На этой стене целый мир.
– Отец путешествует, – говорит Орион за моей спиной.
– Ты когда-нибудь с ним ездил?
– Не так далеко. – Он указывает на фото гигантской плоской горы. – Столовая гора в ЮАР.
– Ри, у нас все готово, – зовет Джулс из кухни. – Я не смогу долго сдерживать этих варваров.
– Лучше поторопиться, если твои друзья хоть немного похожи на членов моей семьи, – говорю я.
Меньше чем за пять минут Джулс и Реми успели красиво расставить тарелки во второй раз подогретой еды. Они хозяйничают на кухне, как у себя дома. Нарезанный ростбиф с густым сливовым соусом и картофелем по-деревенски с запеченными овощами пахнет почти так же хорошо, как выглядит.