Запыхавшись, я умываюсь и бросаю своему партнеру по бегу бутылку с водой.
– Думаю, сегодня мы пробежали этот круг за рекордное время. Pastelitos ведь никак не повлияют на твой темп, правда?
Орион проводит холодным пластиком по лбу и подходит к раковине.
– Совсем про них забыл.
– Врунишка. – Я отворачиваюсь, чтобы достать для него тайную заначку, и слышу за спиной смешок. Кухня сияет. Я переставила все, как мне надо, чтобы стало похоже на «Ла Палому». С уходом Полли это, наконец, моя кухня. По крайней мере до конца лета. Я заранее использовала транспортировочную коробку Ориона под выпечку. Я поднимаю крышку и демонстрирую ему полдюжины pastelitos. Я сделала прорези на верхушках, чтобы было видно сладкую начинку.
– О господи. Теперь понятно, почему ты заставила меня ждать конца пробежки. Я не смог бы ограничиться один кусочком, и это ни к чему хорошему не привело бы. – Он вдыхает аромат слоеного теста.
Я указываю на два типа, coco y guayaba.
– Эти с кокосом, а эти с гуавой. Мама отправила мне пасту из гуавы, но я использую ее для друзей, а не для гостей. И нет, не все тебе. – Он надулся, и я качаю головой. – В твоем доме еще два человека.
Он кусает pastelito с гуавой и корчит слабоумное, полуодурманенное лицо.
– Это должно быть незаконно. Не помню, когда в последний раз у меня во рту было что-то настолько вкусное.
Мы встречаемся взглядами быстрее, чем по щелчку пальцев. На старт, внимание, краснеть. Я ничего не могу поделать – мои щеки заливаются краской. Пожалуйста, пусть он подумает, что это результат пробежки.
Его смех низкий и грудной. Не прокатило.
– О чем это ты подумала? Я говорил сугубо о тесте – такое воздушное. Сама его сделала?
¡Tranquila! Спокойно, Лайла. Я откашливаюсь и бросаю на него взгляд, который говорит «ты меня совсем не знаешь?».
– Я провела вчера весь день, забивая морозилку тестом на следующие несколько недель.
Пока он жует, я приношу огромную овальную булку хлеба с идеальной золотистой корочкой и разрезом в центре; она все еще теплая, недавно из духовки.
– Pan Cubano. Кубинский хлеб. В разных культурах свои сорта хлеба, и это наш. Он похож на французский, но мы добавляем свиной жир. Мы обожаем свинину.
– Я тоже. – Он вскидывает бровь, когда я ставлю булку перед ним. – Это все мне?
– Тебе и твоей семье. Хорошо, что я спрятала ее здесь. Кейт говорит, у нее осталось полбулки хлеба и шесть pastelitos для обслуживающего персонала. Мне снова нужно увеличивать объемы. – Я беру зубчатый нож для хлеба и отрезаю ломоть, затем намазываю его своим новым фаворитом – ирландским маслом от коров на травяном откорме, которое я храню в глиняном кувшине.
Орион жадно впивается в жиры и углеводы, на его лице снова появляется блаженное выражение.
– Идеально. Из него получатся великолепные тосты с сыром.
– Так и знала, что ты это скажешь. Мама должна отправить мне кофе, так что я смогу сделать тебе café Cubano[62]. – Вообще-то мами забыла положить его в мою предыдущую посылку, но зато проследила, чтобы там был еще один свитер и пара комплектов нового нижнего белья. Por Dios[63]. – Так или иначе мы макаем хлеб в кофе, и вкуснее ничего в мире нет.
Уже почти покончив со своим куском, он говорит:
– Ты приготовь, а я попробую.
Я играю бровями.
– В следующий раз ты будешь пробовать кубинские сэндвичи. Но это уже завтра, потому что мясо будет запекаться целый день. Приходи часиков в семь, если получится. И сможешь научиться их готовить.
– О, еще как получится. – Он потирает подбородок. – Я начинаю думать, не стоит ли нам отказаться от всех этих пробежек.
Я пробую собственную стряпню, отщипывая кусочек теплого хлеба и уголок pastelito de guayaba[64], протянутого Орионом. Вкус дома.
– У большинства кубинских поваров миссия накормить тебя, пока ты не сможешь ходить, дышать, членораздельно разговаривать или быть в любой комбинации этих трех состояний. – Я пожимаю плечами. – Твое тело – твое дело. Прости, но мне не жаль.
– Вот как, значит?
Наши глаза встречаются в очередном поединке. Я проигрываю – первая нарушаю молчание, хихикаю. Он тоже смеется и возвращается к своей pastelito. Он слизывает остатки начинки с уголков губ. Красивых губ, если подумать. Пухлых и идеальной формы. Не то чтобы я раньше не замечала. Но теперь это переросло в любопытство. Однако не представляю, чтобы мое любопытство могло значить нечто большее прямо сейчас. Но мое разбитое сердце все еще способно качать горячую красную кровь.
Спенсер и Гордон растаптывают мои раздумья, ввалившись через заднюю дверь с пакетами, лопающимися от продуктов с фермерского рынка. Спенс кивает Ориону и говорит мне:
– Успех. У них не только были твои фиги, но и нам сделали скидку за опт.
Гордон ссыпает фиги в миску и c грохотом ставит ее на разделочный стол.
– Отлично. Спасибо, – отвечаю я, прежде чем Спенс относит покупки в кладовую.
Гордон уже нашел pastelitos, которые я отложила для кухни в лофте. Рука на краю тарелки, выразительные глаза прикованы ко мне.
Я со вздохом сдаюсь.
– Еще одну. Оставь немного родителям.
Гордону не нужно повторять дважды.
– Самая моя любимая еда в Майами. К тому же я исполнил свой долг перед эллиптическим тренажером. – Он дергает себя за потную спортивную футболку.
– Ха. А я все это время думал, что все эти спортивные вещи просто для понтов, – замечает Орион.
Гордон подходит к нему вплотную и запихивает огромный кусок булки в рот.
– Отвали, Ри, – говорит он с набитым ртом, но достаточно четко. Мы тихо ржем, когда он уходит.
Я вспоминаю о фигах, подхожу к миске и настороженно разглядываю содержимое под разными углами.
– Лайла, – говорит Орион, – это безобидные фрукты, а не яйца, из которых вот-вот вылупятся монстры и набросятся на тебя.
– Это ты так говоришь. – Я поднимаю на него взгляд, вздыхаю. – А мне нужно подружиться с фигами, потому что гуавы у меня немного. Не так уж много фруктов подходят для начинки в pastelitos. – Я беру фиолетово-черную фигу; размер и текстура почти такие же, как у моей любимой гуавы. – Мы договорились с Уолласами, что я буду готовить не только британскую, но и кубинскую выпечку. Однако я хочу попробовать смешать ингредиенты и технику вместо того, чтобы подавать их раздельно.
Орион кивает.
– Значит, фиговые pastelitos? Своего рода британско-кубинская смесь?
Меня коробит это слово, pastelitos. Орион неверно его произнес, хотя звучит мило с его теплым британским говором.
– Да, моя abuela поступила бы так же. Она любила экспериментировать с рецептами не меньше, чем готовить блюда традиционно. – Я разрезаю фигу, обнажив фиолетово-красную мякоть, которую я могу вынуть и смешать с сахаром, маслом и пектином.
Телефон звенит в кармане моих спортивных легинсов. Это мами – хотя еще рано – но если у нее много заказов на торты, то она уже не спит.
Луиза приходила вчера вечером. Стеф едет туда, где вай-фай получше. Она скоро с тобой свяжется. Это не все, расскажу остальное, когда закончу с заказами. Besitos.
Луиза Лопес, мама Стефани. Я все еще не привыкла, что нам со Стеф нужно обращаться к посредникам, чтобы поговорить.
Я читаю текст снова, на этот раз вслух для Ориона. Затем перевожу.
– Никто из семьи Стефани не появлялся в «Ла Паломе» после ее отъезда в Африку. Они закупались у наших конкурентов. До прошлого вечера.
– Вряд ли в другом заведении готовят так же вкусно, как у вас.
Я морщусь, качаю головой.
– Поэтому ты понимаешь, как это все по-дурацки выглядит. Все это знают. – Я показываю Ориону имейл, который отправила Стеф несколько дней назад. Ответа до сих пор нет.
Орион наклоняется вперед, оперевшись локтями на стол. Он не сводит с меня глаз, пока откусывает хлеб.
– Может, она переживает, и ей пока проще связаться с тобой через маму? Как думаешь, что мама еще должна тебе рассказать, как она написала в сообщении?
– Не уверена, но я обязательно узнаю, от мами или от Пилар. Но…
– Но что?
– Я… – Слова, которых я никому прежде не говорила, доходят к кончику языка, но резко останавливаются. Прыгать слишком далеко.
– Хорошо, – бормочет Орион и оглядывается, затем берет маленькую деревянную миску с морской солью. – Давным-давно, – начинает он с искрой в глазах, – соль была символом дружбы. Одно из первых суеверий, которое я узнал. Соль была ценным товаром, и просыпать ее было накладно, а также считалось, что это принесет неудачу. К тому же это знаменовало скорую потерю друга. – Он подвинул маленькую миску ближе ко мне. – Чтобы избежать этого, нужно бросить щепотку соли через левое плечо.
Мами сыплет соль на масляные пятна, чтобы их потом можно было отмыть. Но не только соль помогает мне делиться тайнами. Это Орион; он ест мою еду и делится частичкой себя взамен. Хотя это всего лишь суеверие, я знаю, что он спрашивает не из простого любопытства или чтобы поддержать разговор. Ему не все равно.
Едва я собираюсь сказать больше, он подходит ко мне.
– Мне нужно работать, но приходи в магазин позже, хорошо? – Несмотря на то что мы оба красные после пробежки, он заключает меня в объятия; я даже не подозревала, что мне это было нужно, даже больше, чем вкус дома. – Ты со всем разберешься, Лайла. Старые друзья важны, намного важнее, чем старая соль. Но и новые тоже.
Я опускаю голову на его плечо. От него пахнет мылом и чистым потом. Если раньше я бы отстранилась от объятий, то сейчас я понимаю, что не хочу. Я прижимаюсь щекой прямо к его ключице. Почувствовав это, он сжимает меня чуть крепче, руки твердо сцеплены на моей спине. Пока секунды бегут, мой пульс замедляется от истовой сальсы до плавного медленного танца. Вся кухня дышит. Наконец я поднимаю голову, он улыбается и заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.