Я коротко киваю, пока он надевает браслет на мое запястье, затем заключаю его в объятия.
– Спасибо. Еще десять минут таких сентиментальностей, и я стану похожей на енота.
Он прижимает меня ближе, смеется.
– Никаких лесных созданий. Только мы. И должен тебя предупредить, танцую я еще хуже, чем готовлю, но мы все равно будем танцевать.
– Хорошо, но, может, ты сначала объяснишь мне вот это? – Я подхожу к столу и беру набор деревянных ложек, перевязанных ленточкой, который нашла на кухне после поездки в Лондон. Я протягиваю ему прикрепленную открытку.
Лайле, по случаю твоего дня рождения. Я верю, что с их помощью ты приготовишь дома множество вкусных блюд.
Полли
P.S. Твои лимонные бисквиты, фиговые булочки и кубинский хлеб были весьма съедобными.
– Весьма съедобными, – повторяю я, имитируя свой лучший британский акцент. – Но когда она успела попробовать мой pan Cubano и все остальное?
Орион берет ложки и с восхищением смотрит на них.
– Это из-за меня. Полли все еще заглядывает в «Максвеллс» за чаем. Я все лето делился с ней выпечкой, которую ты нам давала. – Он пожимает плечами. – Полагаю, это примирительное подношение. И милый жест к тому же.
Я качаю головой, улыбаюсь.
– Так и есть. Я оставлю для нее благодарственную записку, и ты передашь ее ей. – Когда я уеду – однако этого я не говорю. Я кладу красивые ложки на место и беру его за руку. – Пора танцевать.
Несколько минут спустя я плыву с ним под руку, ловя на себе улыбки постояльцев гостиницы, пока мы направляемся в сторону фойе. Орион сворачивает налево, двери гостиной закрыты, на входе весит табличка: «Закрыто для частного мероприятия».
Он приводит меня на маленькую уютную версию выпускного бала, которого у меня никогда не было. Приветственные крики наполняют мои уши, пока я пытаюсь все разглядеть. Все друзья и даже члены «Голдлайн» здесь, посреди убранства импровизированного выпускного. Отец Ориона, Кейт и Спенсер стоят у большого панорамного окна. Стробоскоп разбрасывает яркие лучи света по мягко освещенному помещению. Объятия – каждый подходит ко мне. Мои руки полны людей.
Джулс подходит последней, на ней платье без лямок, волосы завиты в кудри. Слои тюля в горошек торчат из-под платья длиной до середины икры. Она крепко стискивает меня, я шепчу ей на ухо слова благодарности.
– О-о-о, мы отлично повеселились, пока все это готовили. – Она широко улыбается. – С днем рождения, подруга. Посмотри, мы раздвинули все диваны, чтобы было место для танцев.
Они с Орионом ведут меня по преобразованной гостиной. Родители Реми принесли тарелки с фруктами, чипсами (с моим любимым соусом карри) и мини-гамбургеры. Все столики сгруппированы в одном углу комнаты, но то, что стоит на них, заставляет меня ошарашенно уставиться.
– Погоди. Цветочные вазы? – И затем я понимаю, что они повсюду. Разномастные вазы всех цветов и размеров украшают столы, бар и даже камин.
– К сожалению, ты не можешь взять их домой и воплотить в жизнь тайные цветочные мечты твоей мамы. Мы одолжили их у владельцев соседних магазинов и кафе. Их все нужно вернуть завтра, но мы подумали…
– Обо всем. – Он принес Майами на мою английскую вечеринку. – Вы подумали обо всем. Одного «спасибо» будет мало.
– Достаточно твоей улыбки, – говорит Орион.
Гордон выглядывает из-за его плеча.
– И никаких крашеных гвоздик в поле зрения. Мы об этом позаботились.
Мой вечер течет, как сладостный сон. Музыка струится, и я танцую со всеми, даже с отцом Ориона и Спенсером. Но больше всего мне нравится танцевать с партнером, о котором даже помыслить не могла в тот значимый вечер, от которого когда-то отказалась.
Существует ли суеверие о том, что если от чего-то отказываешься, то позже тебя удивит улучшенная версия того, от чего ты отказалась? Так получилось сейчас. Но я не хочу ни о чем просить Ориона. Мне достаточно того, что мы и так делаем, – находиться так близко с ним, что между нами не остается места ни для чего другого. Моя голова тяжело опускается на его плечо, и он обнимает меня за талию. Песня за песней.
Спустя некоторое время образы и голоса незаметно закрадываются в мою голову под нежную балладу.
– Ты так напряжена, – замечает он.
– Перед тем как ты постучал в мою дверь, я начала паковать вещи, и каждая напоминала мне о том, что мы делали, когда я в ней была. Не хочу испортить вечер, но я не могу перестать думать об этом билете.
Он рисует круги на моей обнаженной спине.
– Не буду больше говорить про это, потому что у нас осталось всего два дня. Но посмотри, я тоже не ходил на школьный бал. И вот мы здесь. Окончив школу, я думал, у меня никогда не будет выпускного, но теперь он у меня есть, Лайла.
– И у меня. – И этот момент, когда мы сумели обмануть вселенную, намного лучше, чем вся жизнь в красивом платье цвета шампанского с другим парнем, который вчера был для меня всем, но сегодня для него больше нет места в моем сердце.
А что насчет mañana[94]? Чему, кому и где есть место в нем? Орион сжимает меня крепче в своих теплых объятиях, желая сохранить меня в своем сегодня. Но даже после того поцелуя, после того как он учтив ко мне сегодня, он все еще не может говорить о завтрашнем дне.
Я нахожу способ вернуться к действительности и сосредоточиться на своем празднике. Прячу тикающие часы и невозможности в цветочных вазах, заливая их фужерами шампанского с пузырьками. Внимательно смотрю на лица новых друзей и стараюсь их запомнить. Мы сможем переписываться, разговаривать по FaceTime, но мне нужны настоящие плоть, кровь и частички их сердец. Чтобы их хватило на как можно дольше.
Орион берет большую тарелку чипсов, снова подходит ко мне. Он разворачивает меня, пока Джулс и ее друзья из «Голдлайн» стоят в противоположном углу комнаты.
– Еще один сюрприз.
– Она будет петь?
Члены группы садятся на акустическую установку, состоящую из двух гитар, синтезатора и кахона. Джулс берет микрофон, настроенный на небольшую мощность для гостиницы.
– Где Лайла? – Она замечает меня в приглушенном свете и широко улыбается. – А, вот ты где. Итак, в честь твоего дня рождения и того, что ты чертовски хороша, я хотела представить этим вечером новую песню. Она называется «Свитеры». Не «Джемперы», потому что ты из Америки. Посвящается тебе. – Она посылает мне воздушный поцелуй, и в моих глазах уже стоят слезы.
Орион притягивает меня к себе, когда гитары выдают минорный аккорд. Реми записывает на видео, как Джулс запевает легким тоном вокалистки-автора песен. Мое сердце сжимается от красоты, с какой она переходит к припеву.
Свитеры на плечи,
Пледы для тепла,
Ты рисуешь звезды
Там, где я нарисовала черные дыры.
Твои угольки, мой пепел,
Ты – сахар в этих зыбучих песках.
Ты снова меня укрываешь,
Ты снова меня укрываешь.
Словно Джулс вынула все из меня – кирпичи и плиты из моего сердца – и положила это на музыку. Все эти недели она наблюдала и описывала мою жизнь в тексте песни.
Ориону приходится поддерживать меня, когда начинается бридж. Гитаристы улыбаются, встают со стульев. Леа, барабанщица, подмигивает, затем аккорды, бит, ритмический рисунок меняются: «Голдлайн» играет сальсу. Джулс поет то на английском, то на испанском в самом уникальном бридже, который я когда-либо слышала. Это звучание более чем уместно – великолепное сочетание, как кубинская выпечка, начиненная английскими фруктами.
– Что? – Я смотрю на Ориона и вижу его лицо, растянувшееся в улыбке. – Ты знал об этом?
Музыка играет дальше, возвращается в минорную тональность.
– Только то, что Джулс собиралась петь. Она просто великолепна! Латинские мотивы в середине звучат идеально. Неожиданно, но уместно. – Он целует меня в висок. – Как и ты.
Когда песня заканчивается, группа играет еще несколько акустических композиций, но Джулс оказывается в моих крепких объятиях.
– Ты невероятна, – говорю я ей. – Спасибо. Я этого никогда не забуду.
Она отстраняется.
– После того вечера на кухне, когда мы готовили и танцевали, у меня не было другого выбора. У меня были наметки текста, но я не могла сложить их воедино. Затем меня осенило. Может, дело было в коле и лайме. – Она смеется, но ее глаза застелены пеленой слез. – Можно мне приехать к тебе в гости в Майами? Я так сильно буду скучать по тебе, черт возьми.
Я киваю в ее голое плечо, когда мы снова обнимаемся.
– Приезжай поскорее, пожалуйста. Так быстро, как сможешь.
Затем, что вовсе не удивительно, все на вечеринке разбредаются. Наши спутники отходят. Вино, шампанское и сидр льются рекой, как и сахар в брикетах сливочного мороженого, которое Кейт приготовила вместо торта.
Другая неудивительная вещь состоит в том, что девчонки, сбросив туфли, устроились на ковре в углу, лежа на животе и скрестив ноги. Флора, милашка в коротком платье из кружев сливового цвета, лижет ложку своего мороженого и смеется, пока Джулс развлекает нас пародийными песнями и пошлыми шутками.
– Как думаешь, каково это? Оказаться в телеке? – спрашивает Карли из «Голдлайн».
– Жутко, – отвечаю я сквозь смех. – Но, надеюсь, мне будет не так страшно после того, как мы с сестрой проведем целую неделю в салонах. Брови, ногти и мелирование. – Моя вторая жизнь тычет меня в бок – я мчусь с Пилар в своем «Мини Купере», едва уклоняясь от штрафов за превышение скорости.
– О да, – соглашается Джулс. – Нужна целая деревня, чтобы выглядеть так, как мы. – Она поправляет волосы.
Мой взгляд прикован к Ориону; он раскинулся на другом конце зала со своими друзьями. Рядом с ними выстроились бутылки и рюмки. Его лицо растягивается в несвязной кособокой улыбке. Я усмехаюсь про себя – он мог быть на любой вечеринке после выпускного, о которых я слышала. Из-за алкоголя его конечности двигаются вяло, словно подвязаны на веревочки, как у марионетки.