Термин «недочеловек» (Untermensch) употреблялся в кругу социал-дарвинистов всю вторую половину XIX века, но в массовое сознание он проник через пятьдесят лет, после публикации в 1922 году книги «Бунт против цивилизации: угроза недочеловека» американского расиста Лотропа Стоддарда.
Нацисты через несколько лет после выхода, упомянутой выше, книги использовали термин «недочеловек» в своей пропаганде уже как сложившееся понятие, не требующее какого-либо объяснения. Вот выдержка из нацистской пропагандистской брошюры 1942 года: «Недочеловек — это биологическое существо, созданное природой, имеющее руки, ноги, подобие мозга, с глазами и ртом. Тем не менее это ужасное существо является человеком лишь частично. Оно носит черты лица, подобные человеческим – однако духовно и психологически недочеловек стоит ниже, чем любое животное. Внутри этого существа — хаос диких, необузданных страстей: безымянная потребность разрушать, самые примитивные желания и неприкрытая подлость». В этой же брошюре в качестве недочеловеков перечислялись евреи, цыгане, финны, венгры, татары, монголы (и вообще все азиаты), русские, украинцы и другие народы.
Идеи социал-дарвинизма и радикальный национализм не являются исключительной чертой каких-либо определённых народов или рас. Национализм свойственен практически всем народам и расам, так как его начала, в виде примитивных звериных инстинктов, заложены в самой природе человека и нивелируются лишь культурой и образованием. Чем ниже интеллектуальный уровень, чем на более низкой ступени социальной лестницы стоит человек, тем он более подвержен идеям исключительности, социал-дарвинизма, национализма.
В России 1830 — 1840 годы отмечены взрывным ростом популярности идеи русской исключительности. Началось всё с безобидного спора между западниками, которые утверждали, что Россия сильно отстала от европейских стран в экономике, науке, культуре, политической жизни и славянофилами, возражавшими западникам, что именно Европа давно находится в глубоком кризисе и катится к закату. Западники утверждали, что существует абсолютно универсальный единый в мировом масштабе путь развития науки, культуры, общественной жизни, который должны пройти все без исключения страны. Российская жизнь, с её самодержавной и религиозной составляющей, с крестьянским традиционным общинным способом производства, мешает стране двигаться по пути прогресса, вместе со всеми остальными странами. По мнению западников, России было жизненно необходимо начать, как можно скорее, двигаться теми путями, которыми развивается цивилизованная Европа. Славянофилы же настаивали на том, что необходимо как можно дольше сохранять свою самобытность, нести в разложившуюся меркантильную Европу свет духовности и чистоту первоначального христианства.
Параллельно ожесточённой полемике славянофилов и западников, возникали и новые имперские идеи, включающие в себя идею исключительности русского народа, его избранности, его особой миссии для всего мира. Снова зазвучали слова «Третий Рим» и «Тысячелетняя славянская империя». Русская соборность, общинность провозглашалась единственно возможным укладом общественной жизни, а особое географическое положение между Западом и Востоком, авторитарное самодержавие — благоприятными условиями к созданию самого могучего авторитарного государства на земном шаре. Рассматривалась идея объединения всех славян под крылом Российской Империи, при этом русские определялись главенствующим народом, господствующим не только над людьми других рас, но и над остальными славянами.
Михаил Погодин в своих книгах утверждал об исключительности славянского мира, духовных ценностей славян и истинной веры — православия. А среди славян он выделял русских. Константин Аксаков, Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Николай Данилевский, Владимир Ламанский, князь Владимир Черкасский, генералы Михаил Черняев, Михаил Скобелев, Ростислав Фадеев … — список известных писателей, политиков, военных, государственных деятелей можно привести очень длинный, что доказывает высокую популярность в обществе XIX века идеи русской исключительности и национализма. Именно на этой почве, сразу после революции 1905-1907 годов вырастут различные русские монархические националистические организации фашистского типа, вроде черносотенцев из «Союза русского народа» или «Союза Михаила Архангела».
Любопытный образец для изучения представляет американизм – явление, именуемое за пределами США как «американская исключительность». Речь идёт о вере граждан США в миф о своём превосходстве перед другими народами. Этому мифу уже более трёхсот лет, а его начало происходит фактически от времени основания государства. Миф этот основан на вере, что США занимают особенное место в мире, а народ, населяющий страну, который сам себя именует «американской нацией», обладает особым национальным духом, особой приверженностью к свободе. Американцы верят в том, что их государственные и политические институты совершенны, судебная система эталонно независима. Они полагают, что на них возложена особая божественная миссия нести свободу и демократию всем варварским народам, словом наставлять на путь истинный другие заблудшие народы, огнём и мечом искоренять скверну.
Действительно, исторические условия в которых создавались США были уникальные. Пуританская мораль и никогда в истории, ничем не ограниченный капитализм создали уникальное, в своём роде, государство. Американская нация — сплав различных народов, разнообразных культур, во всей их многообразности. Население страны состоит почти целиком из потомков эмигрантов, бежавших в Новый Свет от преследований на своей исторической родине, из Европы и Азии, в поисках экономической и политической свободы, возможности исповедовать свою религию, не опасаясь при этом за свою жизнь. У этих эмигрантов, ещё до рождения североамериканского государства, уже были общие представления о таких понятиях, как свобода, демократия и права человека. Государство изначально строилось на принципах экономической свободы, неприкосновенности частной собственности и поощрении предпринимательства. Государственные институты и судопроизводство строились из соображений эффективности, верховенства законов и справедливости. Эти новые американские институты и суды не были отягощены, в отличие от европейских, грузом феодального прошлого, сотнями лет правления аристократии, политической и религиозной цензуры, сословными предрассудками.
Несомненно, американцам есть чем гордиться. Если бы не одно обстоятельство: временами чувство гордости за свою страну и за американский народ выходило за рамки здравого смысла, становясь настоящим культом. Фашизация американского общества в обозримой ретроспективе время от времени зашкаливала и лишь изначально разумно построенное государство, наличие в нём системы политических сдержек и противовесов, традиционная независимость судебной системы, столетиями существующая реальная свобода слова, сделали приход к власти фашистов невозможным. США неоднократно балансировали на грани между демократией и фашистской диктатурой. Нет никакой гарантии, что в дальнейшем американскому народу также будет сопутствовать удача и очередной всплеск фашизации общества не закончится «народной диктатурой» и «американским социализмом».
Во внутренней политике, где имеет значение политическое устройство государства, существуют эффективные механизмы противодействия доминированию отдельных социальных групп и политических сил, безусловное преобладание значения местных органов власти в жизни простого американца почти полностью нивелирует излишнюю мощь государственной машины. Во внешней политике, США не ограничены ничем, так как не наследовали разумную систему сдержек, веками существующую внутри страны, поэтому ведут себя крайне агрессивно, показывая всему миру во всей своей красе уродливую сторону мифа об американской национальной исключительности. Если во внутренней политике американцы строго придерживаются принципа сохранения в любой ситуации политического плюрализма, абсолютной свободы политических и религиозных взглядов, то во внешней политике они проявляют грубую нетерпимость к чужому образу жизни, к праву других народов жить так, как им хочется, в соответствии со своей религией, своими традициями, национальным характером и в соответствии со своими национальными интересами. Вот такой любопытный парадокс.
Фашистские негосударственные военные организации, возникшие на основе культа исключительности воина, часто возникают в офицерской среде. Такие организации продолжают, незаметно для непосвящённых, существовать и развиваться в армии долгие годы и десятилетия, пока не появится благовидный повод и удобный момент для захвата власти в стране. Для успешного захвата власти необходима лишь сила, для последующего её удержания в современном мире одной силы может оказаться недостаточно, нужен авторитет в обществе и поддержка населения. Необходимо, чтобы военные в стране не просто занимали бы особое положение, были бы своего рода кастой, живущей по своим законам, но, и чтобы это привилегированное положение и авторитет военных безоговорочно признавались обществом. Для упрочнения своего политического положения в стране, военные часто прибегают к специфическим популистским мерам, постепенно скатываясь к фашизму.
Иногда военные уже на начальном этапе используют фашизм для планирования, подготовки, захвата и удержания власти. Типичными образцами фашизма, возникшего в среде военных, можно назвать Испанский фалангизм в Испании, режим Антонеску в Румынии, режим Хорти и Салаши в Венгрии.
А бывает так, что военные совершают антифашистский переворот, устраняя ранее существовавший фашистский политический режим и устанавливают жёсткую диктатуру, которая в отличие от фашистской опирается не на поддержку народных масс, а на небольшую группу военных и политиков. Например, в Чили, на военных, которые традиционно занимали особое положение в стране, населением возлагались надежды на стабилизацию в политической и экономической сферах, на недопущение во власть коммунистов и установление диктатуры пролетариата, с её национализациями, экспроприациями. Как говорили сами чилийцы, в начале семидесятых годов страна была несколько лет беременна военным переворотом.