Нацисты поощряли народные гуляния, фестивали пива, дни городов и земель, которые сопровождались распеванием песен и совместным приготовлением на улицах еды. Пропагандисты NSDAP всегда превращали любое мероприятие, несмотря на его название и содержание, в демонстрацию единства народа и партии, вывешивая флаги со свастикой и нацистскую символику. Любой праздник должен был ассоциироваться у немцев не только с радостью и хорошим настроением, но и напрямую связываться с нацистской партией, фюрером, сделавших возможным этот праздник, эту радость и веселье. Неважно чему посвящён праздник, но он должен вызывать чувство единства и единения в движении к общей цели. Иногда это выглядело неуместным, например, когда официальные нацистские флаги вывешивались по крайне незначительным поводам или даже комичным, когда на Празднике урожая немецкие крестьяне за хорошую погоду и удачный урожай благодарили не Бога, как это было принято в течение нескольких предшествующих веков, а лично Гитлера и нацистскую партию.
При очевидной несовместимости фашизма с прогрессом, бредовости силового внедрения идеологии в науку, повсеместного насаждения фашистской культуры, в обществе, пораженном вирусом фашизма, как правило, не только почти отсутствует интеллектуальное сопротивление лучших членов этого общества (за редким исключением), но наоборот, присутствует особого рода энтузиазм худших. В науке и культуре здоровый дух соперничества и соревнования, замещается затхлым духом карьеризма, стремления за счёт несложных политических интриг получить преимущество, то, что фашисты цинично называют «политической конкуренцией в интеллектуальной среде». Отбор, где побеждают не самые лучшие, а самые приспособляемые. Вот такое развитие, не по Ламарку, а по Дарвину и есть суть всех происходящих процессов в научных и культурных организациях, органах государственной власти и местного самоуправления фашистских государств.
Интеллектуалы, как правило, намного хуже поддаются психологическим манипуляциям, чем остальные граждане. Это справедливо для любой страны, без поправок на особенности рас и национальностей, культурные традиции, вероисповедание. Но в фашистском государстве под мощным давлением общественного мнения и цензуры, даже самые свободомыслящие и прогрессивные интеллектуалы быстро становятся конформистами, просто из чувства самосохранения. В результате при взгляде со стороны складывается обманчивое впечатление единства общества в фашистском государстве, когда интеллектуальная элита показательно солидарна с большинством, в том числе с фашистскими партийными функционерами, малообразованными люмпенами и маргиналами. Абсолютное единомыслие, в том числе по вопросам внутренней и внешней политики, экономической и социальной политики, в области образования, культуры, науки и любым другим вопросам.
После того как нацисты пришли к власти в Германии, буквально в этот же год, была создана Имперская палата культуры, которую возглавил министр пропаганды Йозеф Гёббельс. В состав палаты вошли семь подразделений: соответственно, кинематограф, газеты, радио, театр, литература, музыка, изобразительное искусство.
В СССР право на любое творчество имели лишь члены соответствующих профессиональных союзов, находящихся под патронажем коммунистической партии и подконтрольных органам госбезопасности. Практически во всех отраслях науки и культуры, а также в любой другой творческой деятельности, существовали подобные организации: союзы писателей, композиторов, художников, журналистов, отраслевые научные сообщества и подобные им организации.
Из традиции фашистскими идеологами создаётся новая, яркая, эффектная синтетическая эстетика художественного слова, презирающая логику с этикой, рассчитанная исключительно на иррациональное подсознательное восприятие.
Подавляющее большинство итальянских писателей и поэтов поддержали Муссолини и лично участвовали в пропаганде фашистских идей. Писатель, поэт и драматург Габриэле д`Аннунцио, философ и писатель Джиованни Джентиле, писатель, поэт и художник Юлиус Эвола, писатели Томмазо Маринетти, Джованни Пиранделло – вот только начало длинного списка известных пропагандистов итальянского фашизма.
После прихода нацистов к власти, из Германии были вынуждены иммигрировать большинство немецких писателей, среди которых Бертольд Брехт, Эрих Мария Ремарк, Лион Фейхтвангер, Томас Манн. В стране остались лишь малоизвестные писатели «второго и третьего эшелонов», сильно уступающие творческим уровнем основной массе покинувших Третий Рейх литераторов.
Нацистские цензоры сразу же установили «национальные стандарты» в литературе и поэзии. Согласно установкам министерства пропаганды, германские писатели могли работать лишь в следующих областях: идеологическая проза (произведения, отражающие нацистское мировоззрение), патриотическая проза (произведения, прославляющие немецкую нацию, с акцентом на мистику и германский фольклор, прославление немецкого национального духа), военная проза (произведения о героизме и взаимовыручке немецких солдат, романтизирующие войну и воинское братство), расовая проза (возвеличивание нордической расы и её превосходства, критика умственных способностей и моральных качеств «неполноценных» народов).
В жанре фронтовой прозы работал заурядный Вернер Бумельбург, чьи примитивные сентиментальные романы о фронтовом товариществе значительно уступали военной прозе оставшегося в Швейцарии Эриха Марии Ремарка. Ситуация с литературой было настолько плачевной, что ненавидимый нацистами Ремарк, обвиняемый ими в сознательном искажении образа немецкого солдата в своём пацифистском романе «На западном фронте без перемен», в 1935 году получает от рейхсминистра Германа Гёринга предложение вернуться на родину. Писатель отказался, помня многолетнюю травлю его нацистами, запреты на публикацию его книг, запрет на демонстрацию в Германии, получившего два Оскара, фильма по роману «На Западном фронте без перемен», снятого в 1930 году голливудским режиссёром Льюисом Майлстоуном и единодушное выступление нацистов против выдвижения писателя на Нобелевскую премию по литературе 1931 года.
В области «сельской прозы» работала Агнес Мегель, чья бездарность была очевидна даже самим нацистам. Над автором эпических поэм Рудольфом Биндингом смеялся даже Гёббельс. Наиболее талантливыми писателями, которые были у нацистов буквально на вес золота из-за их немногочисленности, можно назвать прозаика Ханса Гримма, чей роман «Народ без пространства» сам по себе стал предметом нацистского культа и поэта Готфрида Бенна. Но уже в мае 1936 года нацистская пресса назвала поэзию Бенна «вырожденной, еврейской и гомосексуалистской», а в 1938 году нацистская писательская организация «Национал-социалистическая ассоциация немецких авторов» наложила полный запрет на издание его книг.
Самым известным нацистским драматургом можно назвать бывшего санитара психлечебницы, а позднее группенфюрера SS Ганса Йоста, известного в наше время крылатой фразой, прозвучавшей из уст героя его пьесы «Шлагетер»: «Когда я слышу о культуре, я снимаю с предохранителя свой браунинг» (в России наиболее популярный вариант этой фразы ошибочно приписывается Гёббельсу и звучит несколько иначе – «Когда я слышу о культуре, я хочу вытащить пистолет»).
Йост был убеждённым нацистом, а не «примазавшимся» конъюнктурным писакой. Ещё до прихода нацистов к власти он возглавлял отдел поэзии в «Боевом союзе за германскую культуру» (Kampfbund für deutsche Kultur), основной целью которого была борьба с «засильем еврейства и еврейских писателей в немецкой литературе». Сразу после прихода нацистов к власти, он написал пьесу «Шлагетер», которую посвятил лично Адольфу Гитлеру, после чего Гёринг официально назначил Йоста первым драматургом и художественным руководителем Прусского государственного театра. Позднее Йост стал главой Академии германской поэзии и президентом Имперской палаты литературы, получив медаль Гёте и различные государственные награды.
Пьеса являлась, по своей сути, нацистским патриотическим мифом вокруг реально существовавшего члена националистического подполья, действовавшего против французов в оккупированном Руре в 1923 году. Лео Шлагетер был расстрелян французами 26 мая 1923 года за организацию крушения поездов на вокзале Хюгель в Эссене и на железнодорожном мосту возле Калькума. Ещё до написания пьесы Йоста, Лео Шлагетер стал героем национал-социалистического движения, ему посвящались стихи и песни, это несмотря на то, что Лео незадолго до своего ареста вышел из NSDAP и полностью разорвал всякие связи с нацистами. Известны его нелестные высказывания о верхушке нацистской партии и лично о Гитлере, запретившим членам партии борьбу с французскими оккупационными властями. Шлагетер прямо обвинял нацистов в предательстве немецкой нации. Содержание пьесы имело мало общего с реальной историей немецкого националиста, но нацистам это было не важно. Йост и Гёббельс использовали постановку «Шлагетера» в немецких театрах, для пропаганды нацистской идеологии, по максимуму, насколько это вообще было возможно.
По личной инициативе министра народного просвещения и пропаганды Йозефа Гёббельса, нацистами была устроена акция публичного сожжения книг. На территории германских университетов 10 мая 1933 года в костры полетели произведения выдающихся немецких и зарубежных писателей, философов. На церемонии сожжения книг министр пропаганды Йозеф Гёббельс выступил перед собравшимися нацистами: «Дух германской нации проявит себя с новой силой. Эти костры не только освещают конец старой эпохи, они также озаряют и новую эпоху». Это были слова не только нацистского министра, но ещё и немецкого филолога, написавшего и защитившего в 1921 году в Гейдельбергском университете докторскую диссертацию о немецком драматурге XIX века Вильгельме фон Шютце. Слова человека, восхищавшегося в молодости известным немецким литературоведом еврейского происхождения Фридрихом Гундольфом. Страшные метаморфозы происходят в сознании интеллигентного человека, заражённом бациллой фашизма.