Неизвестно, как истолковал его молчание шеф, но он вдруг перестал громить служащих участковых станций и с озабоченным видом спросил:
— Я тут как-то тебе говорил — надо связаться с владельцами зоомагазинов. Надеюсь, ты все наладил?
— Да, насчет ласок все выяснено. Список торговцев давно составлен.
— Вот за это спасибо! Посмотрим еще немного, как и что, а там начнем действовать.
— Хорошо! А я заодно свяжусь с поставщиками капканов и химикатов. В дальнейшем все это может нам пригодиться.
— Да, да, пожалуйста! Так что давай приступай к составлению сметы.
Шеф успокоился, извлек из-за ворота пиджака зубочистку. Ковырять в зубах — излюбленное его занятие. Поест, и давай копаться во всех своих дуплах, словно охотник, проверяющий расставленные капканы. Ковыряется с упоением, потом поднесет зубочистку к носу, понюхает. Понаблюдав какое-то время за этой увлекательной процедурой, Сюнскэ поднялся со стула. Он смотрел на плешивую, слегка поцарапанную ногтями голову шефа и думал: интересно, удержалась ли в полумраке под этой толстенной черепной крышкой мысль о крысах?
Комнату заливали лучи весеннего солнца. В новом здании никогда не бывало тени. В гигантские окна потоками лился свет. Жарища, как в парнике. Того и гляди, жилы расплавятся. Шеф ушел. В просторной комнате — ни души. Обеденный перерыв. Шагая взад и вперед вдоль окна, Сюнскэ барабанил пальцами по стеклу. Он был в каком-то странном возбуждении. Чувство глубокого удовлетворения пьянило его сильнее вина.
Предсказания Сюнскэ сбылись полностью. После маленького происшествия с фуросики тучи стали стремительно сгущаться. Всем уже было очевидно — лесам этого края грозит неслыханная опасность.
…Перебрав в памяти события последних дней, Сюнскэ подумал, что изодранная тряпица, которую показал ему шеф, имеет поистине символическое значение. Всю зиму крысы лязгали зубами под снегом и теперь наконец бросили людям вызов. А люди тут же подняли белый флаг, признавая свое поражение. И ограничились этим. Злобная сила, накопленная крысами в темных подземельях, вырвалась наружу. Кто мог знать, что она так ужасна? Да, весна растерзана в клочья, и тут ничего не поделаешь.
Не прошло и десяти дней после случая с фуросики, как отдел был буквально затоплен потоком жалоб, отчаянных писем и телеграмм. Вся работа остановилась. Телефоны разрывались. Посетители валили валом. Кто только сюда не шел — лесничие и лесорубы, крестьяне и углежоги, помещики и лесопромышленники, сотрудники лесопитомников и торговцы лесом… Принять их всех не было физической возможности. Из лесопитомников сообщали: на елях, лиственницах и криптомериях кора ободрана начисто — как раз до того места, где кончался снеговой покров. Деревья с обглоданными стволами казались огромными белыми скелетами. За зиму крысы так расплодились, что им не хватило корму. Тогда они выползли из нор и набросились на деревья. Снег мешал крысам совершать дальние вылазки, и потому для начала они изгрызли кору на ближайших деревьях. Потом принялись за оголенные стволы. Особенно пострадали молодые лесопитомники в лесистых горных районах. А на полях, где снег сошел раньше, озимые не дали всходов. Крестьяне заволновались. Но обо всем этом стало известно только тогда, когда весна вступила в свои права. Крысы — ночные животные, они вылезают из нор лишь с наступлением темноты. Днем их никто не видел. Заметив, что с озимыми что-то неладно — поля были голые, лишь кое-где зеленели крошечные островки всходов, — крестьяне стали обходить свои участки и на межах обнаружили бесчисленные крысиные ходы. В деревнях началась паника. Тем временем передовые отряды серой армии проникли в амбары, в риги, на мельницы. На дорогах валялись раздавленные машинами крысы, их с каждым днем становилось все больше. Они попадали под колеса ночью, перебегая с полей в деревни, из деревень — в город.
В отделе лесоводства не могли справиться с лавиной жалоб. В конце концов была создана комиссия по борьбе с крысами. Сюнскэ освободили от всех текущих дел и приказали ему заняться грызунами. Он тут же составил смету чрезвычайных расходов и закупил в соседних провинциях ласок и змей. Ласок немедленно переметили и выпустили в лес. Потом он стал закупать в огромных количествах все имевшиеся в продаже крысиные яды и развозить их по деревням. Особые надежды Сюнскэ возлагал на сильнейший яд — монофторуксуснокислый натрий, так называемый препарат «1080». На имя губернатора префектуры было подано прошение — разрешить неограниченную его продажу. В те деревни, которым не хватило химикатов, была срочно разослана отпечатанная на ротаторе инструкция. В ней разъяснялось, что надо немедленно вырыть глубокие рвы, закопать в землю большие чаны с водой, расставить капканы. Сюнскэ действовал так уверенно и энергично, что сослуживцы, еще недавно считавшие его неисправимым фантазером, теперь только диву давались. Откуда было им знать, что план этот он вынашивал чуть ли не год — с того самого дня, как отвергли его первоначальный проект, — и теперь выполнял его быстро и точно. Всю зиму Сюнскэ кропотливо работал над картой края, изучал особенности и повадки крыс, знакомился со свойствами самых сильных химикатов. Научно-исследовательский отдел потихоньку снабжал его специальной литературой.
Но даже и он не совсем представлял себе, как велика и опасна темная сила, захлестнувшая леса и равнины. Крысы рвались на поверхность, как взбушевавшиеся грунтовые воды, они растекались по рощам, полям, речным поймам и берегам озер. С ними не было сладу. В подземном царстве свирепствовал голод, и полчища серых разбойников совершенно осатанели. Они шастали по дорогам средь бела дня и даже не думали убегать, заслышав шаги человека. Стояла ранняя весна, снег только что сошел. Злаки и травы едва успели дать всходы, а семена низкорослого бамбука давно уже кончились. Гонимые голодом, крысы бесчинствовали. Днем, при ярком солнечном свете, их наглые своры взбирались на крыши крестьянских домов и рвали солому, в амбарах набрасывались на людей; кусали спящих детишек, оставляя у них на щеках кровавые полосы.
Сюнскэ казалось, что он борется с многоголовой гидрой. Панический страх охватил не только сельских жителей, но и горожан. В город ринулись полевые крысы. Обычно они проводят лето в полях, к осени возвращаются в город, а с наступлением весны вновь покидают его: зимовать под открытым небом — не в их обычае. Но на этот раз все пошло кувырком: прошлой осенью низкорослый бамбук дал семена, а снег выпал рано, — вот они и остались на зиму в поле. К весне все запасы корма кончились, и чудовищно расплодившиеся голодные крысы устремились в покинутые ими дома. Никто не видел, как они проникали в город. Пробирались, должно быть, ночною порой по канавам, по сточным трубам, через проломы и щели в стенах домов. Крысы кишели повсюду — на городской свалке, в глубине глухих переулков, у помоек, в отхожих местах. Горожан охватил ужас.
Не помогали ни капканы, ни химикаты, ни ласки. Поначалу, когда была создана комиссия по борьбе с крысами и Сюнскэ энергично взялся за дело, горожане воспрянули духом. Но потом, когда стало ясно, что его лихорадочные усилия бесплодны, началась паника. Сослуживцы опять выражали Сюнскэ недоверие и презрение. Один, например, недвусмысленно обвинил его в разгильдяйстве. Словно не видя, что Сюнскэ разрывается на части, — беспрерывные заседания, беготня из отдела в отдел, прием целой армии жалобщиков, бессонные ночи за рулем грузовика с химикатами, — этот тип упрямо твердил одно: надо было в прошлом году энергичнее драться за отвергнутый проект. Сюнскэ, сохраняя на побледневшем, осунувшемся лице обычную слабую усмешку, отвечал ему очень спокойно. А внутри у него все дрожало от острой ненависти. Он готов был убить этого дурака.
Как-то вечером заведующий научно-исследовательским отделом пригласил Сюнскэ в ресторан. Давненько он там не бывал! Мягкий свет, приглушенная музыка словно снимали глубокую многодневную усталость. Водка была холодная, в бокале плавал кусочек льда. Тонкий, брызжущий свежестью аромат лимона приятно щекотал нос. Сюнскэ, смакуя, пил обжигающий хрустально прозрачный напиток. Заведующий потягивал хайболл и молчал. Ему тоже изрядно досталось в последнее время. Хоть они и работали в одном здании, но с тех пор, как началась паника, виделись очень редко. Когда бокалы были наполнены по второму разу, они наконец разговорились.
Сюнскэ сокрушался о загубленных крысами лесах, подробно рассказывал обо всем, что успел до сих пор предпринять. Поделился и новой своей идеей: надо спешно привлечь школьников — они будут разбрасывать химикаты в лесу и в поле; за каждую уничтоженную крысу им будет выплачиваться премия.
— Не знаю, что это даст. Ясно одно — надо вовлечь в борьбу население. Крысы накатываются неудержимой лавиной. На месте одной убитой появляется десять новых.
Ученый слушал его и молча кивал. Потом сказал со смущенным видом:
— Подумать только, а я ведь тебя недооценивал.
— Вот как?
— Видишь ли, после истории с проектом я решил, что ты это дело забросил. Ты же тогда совсем не протестовал. У меня создалось впечатление, что ты на все махнул рукой. Я так и видел: придет весна, начнется крысиное нашествие, а ты станешь потирать руки и злорадствовать — вот вам, допрыгались. Считал тебя этаким гнусным типом.
Сюнскэ глотнул водки. Ему вдруг захотелось излить душу. По крайней мере, человек этот не бросает ему дурацких обвинений, не то что его сослуживцы — те с перепугу совсем обалдели, — и потом, ведь это он первый рассказал Сюнскэ о гигантских масштабах надвигающегося бедствия. А когда на работе все презирали Сюнскэ, подтрунивали и даже издевались над ним, это он, зав научным отделом, щедро снабжал его всеми необходимыми материалами…
— Но я и не думал опускать руки. Я заранее знал: мой проект обречен — и все-таки подал его, чтобы было потом чем козырять.
Допив водку и заказав официанту хайболл, Сюнскэ продолжал:
— Ведь вы помните, я подал его прямо начальнику департамента. Обошел своего зава. Иначе было нельзя: пока проект гулял бы по инстанциям, низкорослый бамбук успел бы дать семена. Ну а начальнику департамента лень было с ним возиться, и он вызвал моего шефа. Шеф, ясное дело, полез в бутылку: как это подчиненный действует через его голову? Меня стали обвинять в прожектерстве, намекали даже, что я одержимый. Я понял — тут ничего не поделаешь. И сделал «налево кругом».